– Сержант, у тебя кнут готов? – спросил Волков.
– Как всегда, господин, – отвечал сержант Удо.
– Десять раз ему будет мало, давай пятнадцать, на площади.
– Ублюдок! – завизжал Гирш.
– Двадцать, – добавил Волков. – А гавкнешь еще что-нибудь – получишь клеймо на морду.
Гирш пытался посмотреть на солдата и, увидев его ледяное лицо, понял, что тот не шутит, и больше ничего не сказал. Сержант и стражники выволокли мальчишку из донжона.
– Может, нужно было его в подвале подержать? Он и успокоился бы, – предложил Крутец. – А так мы с ним строго.
– Мы с ним слишком мягко, – сквозь зубы отвечал солдат. – Надо было ему язык отрезать, но сегодня я очень милосерден. Потому что скоро меня посвятят в рыцари, и я не хочу омрачать праздник дерьмом и кровью этого животного.
– Поздравляю вас, господин коннетабль, – сказал Крутец. – Вся Рютте ждет вашего повышения.
– Раз вся Рютте ждет, – произнес Волков, подумав, – значит, у всей доброй земли Рютте будет праздник. Мы устроим фестиваль для мужиков. Я устрою за свой счет.
– Зачем? – удивился управляющий. – Они вас и так боготворят, вас все любят.
Он не знал, что солдат, возможно, скоро станет не только рыцарем, но и господином Малой Рютте. Если, конечно, барон отдаст Хедвигу за солдата. И Волков хотел, чтобы мужики со всей округи, особенно свободные, знали о нем как о щедром и добром господине. Все это солдат не стал объяснять управляющему, а просто произнес:
– Пара коров на жаркое, пять свиней, два десятка куриц, пуд сыра и пуд колбасы, пять бочек пива и браги, детям пряники, незамужним девкам ленты. Подготовьте все это к следующему воскресенью.
– Господин коннетабль, фестиваль талеров на пять получается, – чуть замялся управляющий. – Сейчас в казне нет денег. Я мужикам за рубку леса дал, кузнецу за скобянку, все деньги на новый трактир идут.
– Вы что, не слышали? Я же сказал – за мой счет.
Глава двадцать третья
Агнес стала много спать. После того как она заглядывала в шар, девочка шла в людскую и, не поев, ложилась спать. Спала долго, могла лечь днем и встать только утром. И ни клопы, ни блохи, что докучали другим, ее не беспокоили. Волков велел ее не трогать, а дворовые не могли понять, зачем коннетаблю эта косоглазая замарашка, ведь работать она не работала, да и для постельных утех вряд ли годилась, уж больно неказиста и костлява была.
Посыпаясь, Агнес долго молилась, потом ела – много и жадно, все, что ни дадут, иногда тихо разговаривала с коннетаблем, который задавал ей только один вопрос: как найти вурдалака?
– Ведьма звала его господином, – говорила Агнес.
– Ты мне это уже рассказывала. А где она сама, знаешь?
– Нет, знаю, что далеко. Не вижу ее и не слышу.
– Ушла, значит, – задумчиво произнес солдат, – может, и господин ее ушел?
– Может, – пожала плечами Агнес.
Волков видел, что почему-то девочка не любит рассказывать о том, что видела в шаре. Каждое слово приходилось тянуть из нее клещами. Наверное, потому что девочка стеснялась, поэтому он и не позволял никому присутствовать при этих разговорах, кроме монаха. А монах сидел рядом и слушал. Он всегда молчал, когда коннетабль говорил с Агнес. А на этот раз он произнес:
– Значит, мы больше никого не знаем, кто мог бы указать, где прячется вурдалак?
– Я не знаю, – сказала Агнес, – шар не показывает.
– А как же вы узнали про ведьму до того, как к нам попал шар? – продолжал спрашивать монах.
– Сыч видел, как ее сынок принес письмо трактирщику, а трактирщик написал письмо в замок. Видимо, к молодой госпоже.
– А шар не говорит о госпоже Хедвиге ничего? – не отставал брат Ипполит.
– Говорит, – недовольно ответила Агнес. – Говорит, что наш коннетабль мечтает о ее заднице.
– Что? – Волков нахмурился и глянул на девочку.
– Стекло говорит, что вы и во сне, и наяву алчете госпожу Хедвигу, – сказала Агнес.
– Прикуси-ка язык, – велел Волков. – Разговорилась.
– А еще что шар показал про нее? – продолжал монах.
– Больше ничего, – ответила девочка.
– Я не алчу госпожу Хедвигу, – сказал солдат.
– Мне и монаху можете врать, – резонно заметила Агнес. – Да и себе можете врать, а вот стеклу вы не соврете! Вы о ней все время думаете. И про приданое думаете. У вас все мысли только, что мертвеца поймать и на ней жениться.
– Прикуси язык, – сухо повторил коннетабль, холодно глядя на девочку. – Ишь, разговорилась. Слушаю тебя, пока вурдалака не поймали. А как поймаю, пойдешь в трактир лавки за пьяными мыть. – Лицо девочки сразу переменилось, она заметно испугалась.
– Простите, господин.
– Повтори-ка, – сказал солдат.
– Простите, господин.
– Как ты меня называешь?
– Господином.
– И не забывай об этом.
– Да, господин.
Монах, пытаясь замять неловкую ситуацию, продолжил:
– Значит, у нас есть подозрения, что госпожа Хедвига получила письмо от мертвеца?
– Вряд ли от него… Скорее, письмо было от ла Реньи, – ответил солдат.
– А ведьма точно знала о вурдалаке? – вслух размышлял монах.
– Агнес так говорит, – сказал солдат.
– Стекло так говорит, – поправила его Агнес.
– Да, стекло… – задумчиво произнес Волков, – хотя всякое быть может. Мне такие мысли о госпоже Хедвиге самому в голову приходили.
– А с чего же вам такие мысли в голову приходили, что молодая госпожа с вурдалаком знается? Невозможно такое, – вслух размышлял Ипполит.
– Я у дезертиров письмо нашел на ламбрийском, а здесь вроде никого нет, кто ламбрийский знает, кроме служанки госпожи Хедвиги. Поэтому на них и думал.
– А это та здоровенная женщина, которая с госпожой ходит? – догадался монах.
– Да, вроде она из Ламбрии или из Фризии. В общем, из тех краев.
– А я тоже из тех краев, – произнес монах, – я тоже ламбрийский знаю.
– Знаешь?
– Конечно, у нас в доме все на двух языках говорили. А у вас, господин коннетабль, то письмо сохранилось?
– Сохранилось. – Волков полез в кошель и достал порядком потертый кусок бумаги, передал его монаху, и тот, развернув бумагу, стал читать, сразу переводя: «Сопляк узнал про склеп, предупредите господина из склепа. А с сопляком разберитесь, иначе донесет. Но так разберитесь, чтобы никто ничего не подумал».
– Склеп? – удивленно спросил Волков. – А разве это слово, – он ткнул пальцем в записку, – не «мельница»?
– Да нет же, господин, – монах был уверен, – мельница – это mulino, а la cripta – это могила, склеп.
– Ты уверен? – Волков встал с лавки.
– Конечно, у сеньора Причелли в долине был свой фамильный склеп. Его так и называли – la cripta famiglia.
– Дьявол, – выругался Волков, он не верил в такую удачу и свои глупые оплошности. – А я все мельницы от подвалов до чердака обыскал! Сержант, собирай людей! Запрягай телегу, седлайте коней. Поедем, одно местечко проверим. Ёган, не спи: арбалет, доспехи. Сыч, жир бери, мало ли что жечь придется. Брать все лучшее оружие! Один кто-нибудь, сходите за бароном, добрый воин нам не помешает! Будем молить Бога, чтобы он был там.
– Куда едем, господин? – спросил сержант.
– К старому кладбищу, проверим там кое-что… управляющий, соберите двадцать мужиков покрепче, вдруг пригодятся.
– Хорошо, господин коннетабль. – Управляющий встал.
– И Клауса с собаками мне, может понадобится.
– Большая охота? – спросил сержант.
– Очень на то надеюсь.
Волков был взволнован. Такое же волнение последний раз он ощущал перед крупным сражением.
Коннетабль собрал всех, кого смог, даже мужиков с собой набрал. Ёгану и Сычу выдал кольчуги и бригантину, алебарду сержанту, раздал свое оружие стражникам, объяснив им, что для них лучше умереть, чем его потерять. Народу набралось двадцать человек, а вот барона не было, он уехал к родственникам жены. Волков не хотел его ждать, слишком часто он слышал разговоры о том, что именно барон ловит упырей, а не он, и вурдалака он хотел поймать самостоятельно. Они двинулись. Солдат на коне не ехал, валялся в телеге вместе с монахом, заставляя того еще и еще раз перечитывать главы о гул магистрах. Монах читал: