Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Рассказ

Мудрец, за Кавада молясь, у творца
Просил, чтобы не было царству конца.
Вельможа, подслушав, придрался к словам:
«Мудрец ты, а молвишь пустое, о срам!
Начав с баснословных Джемшидовых дней,
Кого же ты знаешь из прежних царей,
Чье б царство до сих продолжалося пор?
Не стыдно ль тебе говорить этот вздор.
Нет вечности здесь. А коль знаешь, к чему ж
Пустые слова произносишь, о муж?»
Мудрец отвечал: «О, конечно, ты прав,
Ученый в суждениях должен быть здрав,
Просил я не вечности, но чтобы бог
Царю в начинаниях добрых помог.
Коль жизнь в благочестье он будет вести,
Коль будет итти по прямому пути,
Простясь с этим царством, он в царстве творца
Обрящет блаженную жизнь без конца.
Такую-то вечность в молитве своей
Считал я возможной, о друг, для царей».
Владыке благому пред смертию страх
Неведом: у господа он – падишах.
Кто войском владеет и многой казной,
И властью над миром, и славой земной,
Коль верой и правдою царствовал он,
Бессмертьем и славою будет почтен,
Но если насилье творит – помяни:
Борьбой омрачает он краткие дни!
Смотри: фараоны, наделав обид,
Чего удостоились? Лишь пирамид!

Рассказ

Когда упокоился Алп-Арсалан,
И сын унаследовал царственный сан,
И мертвого шаха снесли в мавзолей, —
Не вечны, не вечны в юдоли мы сей! —
Увидел мудрец юродивый один,
Как гордо гарцует властителя сын,
И молвил: «Поистине, чуден сей свет!
Отец ускакал, сын же скачет вослед».
Таков ведь закон этой жизни земной,
Неверной, мгновенной и бренной и злой:
Лишь только для старца приходит конец,
На смену из люльки выходит юнец.
Я мир приравняю к бродячим певцам,
Что вечно блуждают по новым местам.
Таким чужаком обольщаться не след,
Неверной прельщаться не надо, о нет!
Твори же добро! Ведь на будущий год
К другому владенье твое перейдет.

Борец и череп

Какой-то кулачный боец обнищал,
Ни завтрака он, ни обеда не знал;
Себя не сумев прокормить кулаком,
Он стал выколачивать деньги горбом;
Весь день, посылая проклятья судьбе,
Он землю и глину таскал на себе;
Порой разгорался в нем ярости пыл,
Порою сидел он тосклив и уныл,
Порою, при виде житейских услад,
Вода для него превращалася в яд,
Порой же рыдал: «Не житье, а беда!
Такого никто не знавал никогда!
Другим и барашек, и дичь, и пирог,
А мне не по средствам хотя бы чеснок.
Где ж правда? Ведь рвется проклятие с губ —
Я наг, а у кошки хороший тулуп.
Ах, если б во время работы моей
Да сжалился бог над недолею сей,
И в руки, которые тяжко болят,
Какой ни на есть, да попался бы клад,
Тогда бы потешил я сердце мое,
Забыл бы постылое это житье».
Однажды он землю прилежно копал
И череп истлевший в земле отыскал,
В земле пролежал он немало годов,
Распался почти и лишился зубов.
Вдруг подали голос пустые уста:
«Эй, парень, не так уж плоха нищета!
Ты видишь, во что превратился мой рот.
Пивал он и горечь, пивал он и мед.
Судьба коловратна. Умрешь ты, о друг,
Но все не устанет вращаться сей круг».
Совет сей усвоил несчастный борец,
Печалям своим положил он конец.
«Безумец, не сетуй, – сказал он себе, —
Себя не губи; будь покорен судьбе.
Пускай одному никогда не везло,
Другой же до неба возвысил чело,
По смерти забудут и тот, и другой
Свое положение в жизни земной,
Забудутся горе и радость, и лишь
Останется то, что благого творишь.
Не нужны ни троны, ни блеск диадем,
Добро лишь укажет дорогу в Эдем».
Блаженства от власти не жди, государь,
Пройдет эта власть, как и многие встарь.
Сей мир скоротечен, но вечен твой дух.
К народному гласу склоняя свой слух,
В своих государственных, трудных делах,
Об истинной вере ревнуй, падишах.
Будь щедр и разбрасывай злато, гляди —
Нет злата, так перлы рассеял Са’ди!

Халиф Аль-Мамун и невольница

Когда Аль-Мамун на халифский престол
Вступил, он рабыню себе приобрел.
Лицом – точно солнце, а телом она —
Как розовый куст. Весела и умна.
Окрашены красным ее ноготки —
Не кровью ль погибших от страстной тоски?
На солнечном лике, как радуга, бровь
Отшельникам даже внушала любовь.
Но радости мало Мамун с ней вкусил:
От ласк отбивалась из всех она сил.
Охваченный гневом, халиф разрубить
Решил ее жизни прелестную нить.
Сказала рабыня: «Отдай палачу,
Но ласк я твоих, о халиф, не хочу!»
Спросил Аль-Мамун: «Отвечай, почему
Влеченью противишься ты моему?»
Сказала рабыня: «Причина проста —
Зловонны твои, о властитель, уста.
Стрела или сабля мгновенно разят,
Меж тем как зловоние – медленный яд».
Со скорбию, гнева смиряя прилив,
Прослушал признанье рабыни халиф.
Всю ночь размышлял, не смыкая очей,
А утром совета спросил у врачей.
С учеными много имел он бесед,
От них получил он целебный совет
И принял лекарство. Как розовый куст,
Вдруг стало душистым дыхание уст.
И обнял рабыню счастливый халиф:
«Тот истинный друг мой, кто смел и правдив!»
Твой истинный друг, кто укажет в пути
Препятствия все и поможет пройти.
Тому, кто блуждает, «ты прямо идешь»
Сказавши, ты молвишь преступную ложь.
Коль наши пороки скрывают от нас,
Мы можем за доблести счесть их подчас.
Коль горечь больному пропишут врачи,
О сладости меда пред ним умолчи.
Сказал раз аптекарь: «Захочешь быть здрав —
Не бойся настойки ты горькой из трав».
Целебное зелье – советы Са’ди,
Кто хочет лекарства, к нему приходи,
Просеяв чрез несколько мудрости сит,
Поэзии медом затем подсластит.
6
{"b":"869853","o":1}