Особенно болезненно был пережит всей семьей один случай.

Дело было летом, на даче. Соседки оказались не во всем неправыми: Яков Борисович действительно начинал строить дачу. Вернее, через дачно-строительный кооператив своей организации он получил участок, а дачу договорился строить вместе со своей сестрой, работавшей зубным врачом в одной из московских поликлиник. Ей старики родители завещали свой дом. Дом был старый, провинциальный, находился в глуши и стоял заколоченным. Яков Борисович предложил перевезти его на полученный им участок и, приложив руки и деньги, соорудить из него настоящую дачу на две семьи: одну половину для сестры, другую – для себя с Ниной Павловной.

И вот на только что отстроенной даче Антону поручили поставить самовар. Самовар был новый, купленный для полного дачного великолепия, о котором откровенно стала теперь мечтать Нина Павловна. Антон очень неохотно взялся за дело – у него были какие-то свои планы. И, задумавшись об этих планах, оп допустил небрежность: самовар разжег, а воды не налил. В результате самовар распаялся. Нина Павловна охнула, а Яков Борисович с ожесточением сказал:

– Разве можно такому растяпе поручать какое-либо дело.

Антон обиделся и убежал в лес. Он просидел там до вечера, слышал голос матери, которая искала его, но откликаться не хотел и, только когда уже совсем стемнело, явился домой…

Словом, вместо облегчения и помощи вышло обратное, и Нине Павловне теперь часто приходилось думать о том, как примирить сына с его новым отцом и отца с его новым сыном…

Думала она об этом и сейчас: как сказать обо всем случившемся Якову Борисовичу и как он к этому отнесется?

Она взглянула на часы и заторопилась – Яков Борисович вот-вот должен прийти, а она была еще не одета. Она считала, что нужно поддерживать то очарование, из которого выросла любовь и без которого она неминуемо угаснет. Поэтому она, конечно втайне от мужа, очень заботилась о цвете лица, вглядывалась в каждую морщинку. Поэтому и своему домашнему туалету она придавала большое значение и старалась не встречать мужа «распустёхой».

Яков Борисович пришел, как всегда, бодрый, оживленный, переоделся в свою любимую, скромную на вид, но дорогую пижаму из гладкой серой ткани (полосатых пижам он не любил – на матрас похожи!) и стал рассказывать, как этот сук-кин сын Иван Петрович, в ответ на его критику, сорвал ему график поставки цемента и чуть ли не лишил премии, а он сделал то-то и то-то и на премию все-таки вытянул.

Нина Павловна слушала его рассеянно, ожидая, когда спадет с него первоначальный пыл: и он в конце концов заметит ее беспокойство. Но, рассказав об одном, Яков Борисович перешел на другое: и вот в его баритоне вместо возмущения уже играет незлобивый, добродушный смех по поводу того, что этот вахлюй Семен Петрович не рассчитал, принял завышенный план и вот теперь прошляпил премию.

Нина Павловна слушала мужа теперь уже с обидой: перед ним сидит близкий человек, у человека этого душа разрывается на части, а он ничего, он совсем ничего не замечает!..

– Слушай! Янов Борисович! – прервала она наконец его рассказы. – Оставь это!

Такое необычное, по имени-отчеству, обращение произвело свое действие: Яков Борисович остановился я тут только заметил расстроенное лицо жены.

– А что?.. Что случилось?

Нина Павловна рассказала ему о событиях дня – о столкновении с сыном и разговоре с учительницей.

– Ну вот! Я тебе говорил!

– Что? Что ты мне говорил? – с прорвавшимся вдруг раздражением спросила Нина Павловна, но Яков Борисович в ответ только вскинул свои густые, красивые брови.

– Напомнить?

Это был намек на один крупный разговор между ними, когда в своем стремлении сломить сопротивление Антона Яков Борисович очень резко и обидно отозвался о нем. И тогда, в запальчивости, у нее вырвался упрек:

– Чужое своим никогда, видно, не будет!

– Ах, так? – обиженно сказал Яков Борисович, – Ну, пожалуйста! Тогда и управляйся со своим архаровцем как хочешь!..

Он делал вид, что ему все равно, и подчеркнуто старался не вмешиваться в дела Антона. Но теперь в пересказанных Ниной Павловной словах учительницы он увидел поддержку себе и явно торжествовал.

– Боюсь только, что поздно. Ежовые рукавицы тоже в свое время нужны. А теперь его, может быть, нужно на работу устраивать. Вот поработал бы и узнал, почем сотня гребешков!

– А школа? – встрепенулась Нина Павловна. – Ну, знаешь, это легче всего: отделаться от парня, а там – как хочешь!

– Ну, смотри сама! – Яков Борисович развел руками.

В доме установилась напряженная тишина, и среди этой тишины вдруг раздался телефонный звонок. Трубку взяла Нина Павловна и услышала мужской голос:

– Это квартира Шелестовых?

– Да. А в чем дело?

– Говорят из отделения милиции. У вас есть сын Антон?

– Да, – упавшим голосом ответила Нина Павловна.

– Он нами задержан.

– Как «задержан»? За что?

– Приезжайте, узнаете. Запишите адрес.

В милицию Нина Павловна поехала одна. Яков Борисович сначала отказался, потом как будто согласился, но Нина Павловна решила в последнюю минуту, что его посещение милиции может все испортить, и Яков Борисович охотно признал правильность этого решения.

Дорогой Нина Павловна все передумала – и так ничего и не смогла придумать. Тоник мог плохо учиться, Тоник мог шалить, даже грубить, но он ничего не мог сделать такого, чтобы попасть в милицию. Но в то же время он был там и в чем-то, очевидно, провинился. А может быть, нет? Может быть, зря попал? Разве так не случается?

Нина Павловна искала указанный ей номер дома, когда наперерез ей, с другой стороны улицы, мелькнули три тени, и среди них она неожиданно увидела Вадика.

– Нина Павловна? Вы милицию ищете? Вот она! – указал он на кирпичное, неоштукатуренное здание с трафаретной сине-красной вывеской. – Только вы не беспокойтесь! Тонику ничего не будет… С ним проведут воспитательную беседу и отпустят.

– Простите, Вадик, но откуда вы? – оторопела Нина Павловна. – И откуда вы все знаете?

– А потому, что он ни в чем не виноват! Он только за мальчишку заступился, а привлекать за это у них нет такой статьи. Вот если бы он сопротивлялся, – наоборот, бригадмилец ему руки ломал, и его можно бы к ответственности привлечь. У нас и свидетели есть!..