— Нет. Хватает и немцев, и французов. Это местечко многих привлекает красотой и тишиной.

Исполненный уважения взгляд Ричарда то и дело останавливался на молодых шумливых обитателях спортивного лагеря, разбивших свои палатки на лугу у озера. Все они были долговязые, резвые, носили свободные и короткие одеяния. Юноши и девушки возились и визжали, как ягнята, хотя и сохраняли при этом известное достоинство.

— О чем у них идет речь? — полюбопытствовала Труди, когда они проходили мимо одной особенно веселой компании.

— О последних мотогонках, в которых они якобы участвовали.

— Разве они мотогонщики?

— Нет. Гонок, о которых они говорят, вообще никогда не было. Ну и что с того? Иногда, например, они рассуждают о киносъемках, которых тоже никто не проводил. Потому-то они и смеются.

— Не ахти как забавно, право слово.

— Они из разных стран, так что их юмор сводится к шуткам, которые понятны всем без исключения. Вот они и болтают о вымышленных мотогонках.

Труди хихикнула, чтобы не показаться пресным сухарем, и пытливо взглянула на своего спутника.

Как-то раз Ричард обронил, что ему уже тридцать пять лет, и Труди сочла это вполне вероятным.

— А мне почти двадцать два, — сказала она.

Ричард метнул на нее взгляд и быстро отвел глаза, потом вдруг снова пристально посмотрел и взял Труди за руку. А все потому, как он объяснил ей впоследствии, что эти дивные слова были почти равноценны предложению любви. Любовь и началась — в тот же день после обеда, посреди озера, когда они сбросили обувь и принялись раскачивать лодку. Труди визжала и далеко откидывалась назад, плотно прижимая свои голые ступни к босым ногам Ричарда.

— Боже, как чудесно я провела время с Ричардом, — говорила она Гвен, когда они под вечер встретились в номере. — Странно, но я всегда нравлюсь зрелым мужчинам.

Гвен села на кровать и смерила Труди удивленным взглядом.

— Ричард ненамного старше тебя, — сказала она.

— Э… ну, я чуток скостила себе годы, — Труди усмехнулась. — Думаешь, зря?

— И сколько же ты «скостила»?

— Э… ну… э… семь лет.

— Очень смело с твоей стороны, — пробормотала Гвен.

— А тебе не кажется, что ты немножко злючка?

— Нет. Я хотела сказать, что твердить одну и ту же ложь снова и снова можно лишь при наличии известной смелости. Некоторым женщинам это наскучивает.

— О, я совсем не такая искушенная и опытная, как тебе кажется.

— Оно и верно: большой пользы из своего житейского опыта ты не извлекаешь, — рассудила Гвен. — Но неужели самая удачная женская тактика сводится к тому, чтобы вечно оставаться двадцатилетней?

— Ты просто заревновала, — сухо сказала Труди. — Вот и рассуждаешь как дамочка не первой молодости. Во всяком случае, не это надеялась я от тебя услышать.

В последний день отпуска Ричард пригласил Труди на лодочную прогулку. В озере отражалось низкое серое небо.

— А здорово похоже на Виндермер, правда? — спросил он.

Труди сроду не видела Виндермера, но согласилась, что очень, и посмотрела на Ричарда сияющими глазами двадцатилетней девушки.

— Порой это местечко напоминает мне Йоркшир, — сказал Ричард. — Правда, только в пасмурные дни. А вон там, где горы, — ни дать ни взять Уэльс.

— Именно это я тогда и сказала! — обрадованно воскликнула Труди. — Я сказала: Уэльс! Я сказала: это точно как Уэльс. А Гвен тотчас же стала спорить. Ты знаешь, она так стара душой, так заскорузла, да еще и школьная учительница… Кстати, ты давно с ней знаком?

— Несколько лет, — ответил Ричард. — Гвен очень славная и большой друг моей матери. Можно сказать, едва ли не член семьи.

Поначалу Труди хотела съехать со своей лондонской квартирки в другое место, но потом похерила эту затею, поскольку ей все-таки неохота было покидать Гвен. Та каждый день видела Ричарда в школе и хорошо знала его мать. Кроме того, продолжительное знакомство Гвен с Ричардом помогало Труди заполнить пробел в сведениях о том отрезке его жизни, о котором она не имела ни малейшего представления и который, естественно, весьма и весьма интриговал ее.

Она часто вбегала в комнату Гвен со своими наивными вопросами влюбленной девушки-подростка: «Гвен, как ты считаешь, если он дожидался меня у конторы и довез до дома, а потом назначил свидание на семь часов и еще пригласил вместе провести выходные… Что это значит, по-твоему?»

— Он звал тебя к себе домой, чтобы представить матери? — безо всякого воодушевления осведомилась Гвен.

— Нет, еще нет. О, ты полагаешь, он пригласит?

— Да, я так думаю. Рано или поздно он это сделает.

— Нет, ты правда так думаешь? — Труди с девической порывистостью обняла Гвен.

— Когда приезжает твой отец? — слегка отстранившись, тихо спросила та.

— Нескоро, если вообще приедет. Сейчас он не может покинуть Лестер и вдобавок ненавидит Лондон.

— Ты должна вызвать его. А с Ричардом поговорить и решительно выяснить его намерения. Девушкам твоего возраста необходима защита.

Труди то и дело расспрашивала Гвен о Ричарде и его матушке.

— Они состоятельные люди? Что у них за дом? Почему Ричард до сих пор не женат? Его мать, она избалованная женщина?

— Люси просто чудесная, — отвечала Гвен.

— О, ты называешь ее Люси! Наверное, вы с ней очень близки?

— Да, я почти член их семьи, — говорила Гвен.

— Ричард часто упоминает об этом. Ты бываешь там каждое воскресенье?

— За редкими исключениями, — говорила Гвен. — Иногда у них и впрямь бывает весело, а порой просто видишь свежие лица.

— Почему же он не зовет меня знакомиться с матерью? — восклицала Труди. — Будь жива моя матушка и живи она здесь, в Лондоне, я бы уж, конечно, пригласила его домой, чтобы представить ей.

— Неужели это так важно?!

— Но ведь это был бы вполне определенный шаг… Мне все же хочется знать, что я для него значу. В конце концов, мы оба влюблены, и мы свободны. А то я порой начинаю думать, что у него в отношении меня вообще нет серьезных намерений. Но если он пригласит меня познакомиться со своей матерью, это будет вполне определенный шаг, правда?

— Да, да, конечно, — отвечала Гвен.

— Я даже чувствую, что не смогу позвонить ему домой, пока не встречусь с его матерью. Я бы стеснялась говорить по телефону. Я должна сначала познакомиться с ней. Это уже превращается в какую-то навязчивую идею.

— Воистину так, — подтвердила Гвен. — А почему бы тебе не сказать ему: Ричард, я хочу познакомиться с твоей матерью?

— Ну что ты, Гвен, есть вещи, которые девушка не может себе позволить.

— Девушка — нет, но женщина-то может…

— Опять ты цепляешься к моему возрасту! Я же говорила, что ощущаю себя двадцатилетней. Я осознаю себя двадцатилетней. Я — двадцатилетняя во всем, что касается Ричарда. Впрочем, я и не думала, что ты сумеешь мне чем-нибудь помочь. В конце концов, ты сама никогда не имела успеха у мужчин, так ведь?

— Нет, не имела, — ответила Гвен. — Я с самого рождения была ужасно старой.

— А я думаю, что, если хочешь иметь успех у мужчин, надо изо всех сил цепляться за молодость.

— Мне кажется, мало проку в том, чтобы осуждать состояние, в котором пребываешь по не зависящим от тебя причинам, — рассудила Гвен.

Труди расплакалась и убежала к себе, но спустя полчаса вернулась, чтобы задать Гвен еще несколько вопросов о матери Ричарда. Теперь она вообще редко покидала Гвен — разве что когда уходила гулять с возлюбленным.

Она уже потеряла всякую надежду и стала подумывать, что надоела Ричарду, как вдруг под Рождество он сказал:

— Тебе надо бы прийти к нам и познакомиться с моей матерью. Надеюсь, встреча с ней доставит тебе удовольствие. Во всяком случае, мать с нетерпением ждет тебя.

— Разве она обо мне знает?

— Конечно.

— О!