Помимо психолога, Крупин подключил к работе и своих штатных аналитиков, из тех, кто в игру вообще не ходит, от греха. Те составили на основании полученных данных несколько возможных сценариев разговора.

То есть было готово все, кроме одного – Хейген в игре не появлялся. Масса людей отслеживала, не мелькнет ли он где, но чертов проныра как под землю провалился. Время шло, а прогресс отсутствовал.

И тогда Крупин пустил в ход тяжелую артиллерию – безопасность, но и тут не преуспел.

– Вот что, Олег, – подытожил Наровчатов. – Сиди и жди, пока он сам не появится там, в этой вашей игре. А еще лучше – съезди в «Радеон» и покайся. А то как бы меня в машине не взорвали, а тебя из их клуба не попросили. И пойдут тогда все твои метания коту под хвост.

Крупин покивал, соглашаясь.

– Ты бы ему в игре как-то сообщил, что хочешь с ним поговорить. – Наровчатов встал с жалобно скрипнувшего кресла. – Может, он сам прорежется?

– Давно письмо на ящик написал, – вздохнул Крупин. – Хорошее письмо, даже указал своих рекомендантов, из числа его знакомых.

– А вот это славно, – одобрил Наровчатов. – Опять же – будет уточнять у них про тебя и по-любому засветится.

– На то и надежда, – подтвердил Крупин. – Лишь бы появился, лишь бы засветился. А там я сам его найду, поверь мне. Точнее – не я, а игрок Сайрус, глава клана «Клинок и посох».

Новогодняя ночь, город Эйген

Брат Юр повертел головой – суета-то какая! Все бегают, кричат, огней столько, что город просто залит светом. Днем здесь тусклее, чем сейчас, честное слово. Впрочем, такая ночь бывает раз в году. Хотя нет, в его случае такая ночь бывает раз в несколько десятилетий и только один раз в жизни. А если все пойдет не так, как нужно, то новых новогодних ночей у него вовсе не будет.

Главный казначей ордена Плачущей Богини не являлся затворником или человеконенавистником, но суеты, шума и гама не выносил. Это все мешало тем вещам, которые он любил более всего в жизни, а именно – работе с цифрами и плетению интриг. И то и другое не сочеталось со всеми этими «А-а-а-а-а! С Новым годом!» и прочими «С новым счастьем!».

Счастье – оно или есть, или нет. Ведь если в том году его не было, то с чего оно в этом непременно подвалит, как мордоворот в темной подворотне? А если оно было и в том году, то почему в этом должно уйти?

Да и вообще – разве счастье есть? Оно непременно должно быть? Человек такое существо, что ему всегда всего мало, а если у него всего нет, то какое может быть счастье? Разве что вот такое, скоротечное, как бенгальский огонь.

Так что не жаловал брат Юр новогодние мероприятия, предпочитая шуму праздника спокойное времяпрепровождение в своей уютной келье.

Но сегодня ему пришлось нарушить эту традицию. Сегодня была ночь возвращения старого долга, точнее – исполнения старой клятвы. За казначеем водилось много разного, но в одном всегда сходились и враги его, и друзья – слово свое он держал железно, даже если оно было ему невыгодно.

Пройдя через площадь, на которой исполнялись непристойные, с точки зрения брата Юра, танцы – там молодые люди и девушки, одетые в черное, достаточно вульгарно двигали бедрами, зачем-то опустив пальцы рук вниз, – казначей свернул в тихий переулок и через минуту вошел в двери, над которыми висела вывеска «Старый лис».

Было то заведение совсем небольшое и пустое – несмотря на праздник, занят был всего один из десяти столиков. Еще имелась барная стойка, за которой дремал мордатый кабатчик, никак не среагировавший на звон колокольчика, приделанного над дверью.

Брат Юр подошел к столику, который был занят, и сказал тому, кто за ним сидел:

– Н-надеюсь, владелец з-заведения спит естественным сном? Т-ты же его не?..

– Разумеется, нет, – его собеседник улыбнулся и разгладил пальцами седые усы. – Зачем? Просто спит, наверное устал. Я не люблю ненужных смертей, да.

– Т-тогда хорошо. – Брат Юр и сам не любил убивать без нужды. Он вообще не любил убивать, как правило, это делали за него специально обученные люди. Более того – эти люди после думали, что сами приняли решение кого-то прикончить, без посторонней подсказки. Но эта ночь была исключением, сегодня брат Юр собирался сам взять в руки оружие и сделать то, что должно. – С-скажи, Хассан, д-думал ли ты, что м-мы все-таки дож-живем до этого д-дня? Т-точнее – ночи?

– Я живу каждый день, как последний, – пожал плечами Хассан ибн Кемаль, повелитель замка Атарин, в котором обитали его воспитанники – лучшие убийцы Раттермарка. – Таково мое ремесло.

– Н-ну, сам ты д-давно ничего не д-делаешь, – справедливо заметил брат Юр. – В смысле – д-давно не берешься за з-заказы.

– Это ничего не меняет, да, – тонко улыбнулся ибн Кемаль. – Есть масса способов не дожить до заката, даже если ты не покидаешь свои покои. Но мы ведь встретились не для того, чтобы поспорить о странностях жизни и смерти, не так ли?

– Н-ну да. – Брат Юр побарабанил пальцами по столешнице. – П-прошло тридцать л-лет, день в день. Именно этой н-ночью дух Красного г-герцога освободится из ловушки, как т-тогда и предсказала Оливия.

Тридцать лет назад, день в день. Точнее – ночь в ночь

– Надо запереть его дух вот в этой статуе, – прошептали губы юной предсказательницы, она закашлялась, забрызгав юного послушника Академии мудрости своей кровью. – Вот камень, ты же знаешь, что с ним делать.

«Какая алая, – подумал Юр и профессионально отметил: – Пробито легкое, ей конец».

Над головой грохнуло – это ударился о стену странноватый юноша по имени Хассан, которого послушник двумя часами ранее освободил из подвала Красного герцога. Невесть как, но он умудрялся пока сдерживать атаки их общего врага. Вот и сейчас – из Юра такой удар вышиб бы дух, а этот смуглый малый прыжком вскочил на ноги и снова кинулся на противника, не давая ему приблизиться к умирающей предсказательнице.

– Тридцать лет, – шептала Оливия. – Тридцать лет, Юр – не больше и не меньше, запомни это. И только одна ночь, та, в которую он получит свободу. Если его не убить в эту ночь в этом же замке, в этой же зале – он станет непобедим. Обещакха-а-а…

Предсказательница вздрогнула, из краешка рта протянулась струйка крови, и в душе Юра что-то оборвалось. Навсегда.

– Об-бещаю. Я вернусь с-сюда через тридцать л-лет, – прошептал Юр, закрыл Оливии глаза, сжал в руке камень, поднялся на ноги и крикнул: – Хассан, мне н-нужна хотя бы к-капля его крови!

– Так вон целая лужа, – невозмутимо ответил ему боец с Востока, выписывая двумя саблями невообразимые «восьмерки» и умело блокируя атаки Красного герцога, скалой нависающего над ним. – Бери сколько надо, да!

Юр злорадно оскалился – в этом мире все иногда бывает очень просто, но люди почему-то выбирают длинные и сложные пути.

– Не дай ему доб-браться до м-меня! – крикнул он Хассану и кинулся к луже в центре зала…

Город Эйген, настоящее время

– Его замок стоит там же, где и ранее, – Хассан с улыбкой посмотрел на брата Юра. – Я присматривал за ним, да. Там никто не живет с тех пор, как мы его покинули тем утром. Нет, лет пятнадцать назад один глупый аристократ хотел было его прибрать к рукам, но цепь таинственных смертей по ночам…

– Я п-понял, – прервал его брат Юр. – Он оттуда с-съехал.

– Успел, на свое счастье, – подтвердил ибн Кемаль. – А так – еще бы одна ночь, и все. Я помню, брат мой, что эта клятва – она для тебя не просто дело чести. Эта девушка, Оливия…

– Не б-будем, – брат Юр припечатал ладонь к столу. – Это п-прошлое, его не в-вернуть и не из-зменить.

– Но последний удар все равно должен быть твой? – уточнил Хассан. – Или нет?

– Мой, – твердо произнес брат Юр. – Только м-мой.

– А ты говоришь – не вернуть и не изменить, да, – лукаво улыбнулся Хассан. – Прошлое тогда мертво, когда умирают клятвы и желания. А до той поры оно определяет настоящее.