Бр-р-р! Ну и жизнь! Ну и смерть…
Морщась от гадливости, Макс вытряхнул останки из комбеза самого большого размера. Натянул одежду покойника поверх лётного оранжевого. Разумеется, даже самый поверхностный досмотр вскроет правду, но хоть какая-то мимикрия. Лётный шлем и подшлемник улетели в дырку к рюкзаку.
Так, теперь горняцкую каску на голову. Кирка. Батареи в фонарях, конечно, севшие… Нет, один дал слабый свет. Одетые на руки рукавицы отдавали ароматом мертвечины.
В таком виде он влился в толпу шахтёров, бредущих к подъёмнику. На новое лицо никто не обратил внимания.
То ли бригадир, то ли надсмотрщик постоянно покрикивал, подгоняя. В руке держал тяжёлый хлыст, пуская его в ход при малейшем подозрении, что бредущие рабочие недостаточно расторопны. Макс постарался не угодить под удар, потому что мог не сдержаться и вытащить револьвер, слишком рано себя обнаружив.
Наконец, их всех собрали у подъёмника. Точнее — «опускальника», потому что лебёдка находилась на вершине механизма, отправлявшего клеть на глубину. Наверх дороги нет.
Шахтёры молчали. И это не было молчанием людей, сосредоточенных перед трудовой сменой. В их глазах застыли потерянность и отчаяние.
— Слушать сюда, отрыжки шестиногов! — прокричал обладатель хлыста. — Сейчас вы отправитесь вниз — навсегда. Обратной дороги нет и не будет. Даже не пытайтесь. Сколько проживёте — от вас зависит. Будете работать хорошо, жратвы получите от пуза. Начнёте халявить — вам жопа.
Поднялась клеть. Пустая. Надсмотрщик не обманул — назад она не везла никого. One way ticket.
Макс напряжённо думал. Из «администрации» шахты в поле зрения трое, они близко, пару он укладывает двумя выстрелами, третьего берёт в заложники и, нежно прижимая ствол к его почке, заставляет вывести наверх.
Хорошо, но рано.
С другой стороны, заточение в соляной шахте — достаточно укромное место, чтоб переждать шухер наверху.
Но отсюда прямой дороги назад нет. Тоже подъёмники, посты, охрана. Толпящиеся вокруг него мрачные личности в одинаковых серых комбинезонах и малиновых касках — ни разу не вольнонаёмные. Осуждённые пожизненно преступники? Рабы? По первому впечатлению — исключительно несимпатичные личности. Нет гарантии, что в случае нападения на охрану они не скрутят Макса и не выдадут владельцам шахты, хотя бы в надежде на послабление условий содержания.
Пока просчитывал «за» и «против» немедленной атаки, дверь клетухи распахнулась. Людской поток увлёк внутрь, не оставляя выбора.
Кабина ползла вниз нестерпимо долго. И чрезвычайно глубоко. Наверно, даже больше километра, это не Солигорск, где добыча ведётся с двадцатого века. Здесь явно началась раньше. Соответственно, ввинтились в планету гораздо глубже.
Славься, шахтёров племя!
Славься, шахтёрский круг!
Мы обгоняем время,
Сталин — наш лучший друг!
(Сл. Е. Долматовского)
В КВНовском прошлом их команда переделывала «Марш шахтёров» из показушного советского фильма «Донецкие шахтёры», получилось очень смешно — и сценка, и песня.
Сейчас совершенно было не до смеха. В достаточно унылом настроении Макс предстал перед новым начальством.
Бригадир по имени Балдис был из числа осуждённых пожизненно — за убийство и грабежи. При всей простоте нравов фронтира, где право на самооборону с револьвером в руке трактуется очень вольно, всё же старались не убивать, а использовать преступников. Из бригады численностью около сотни до трети вообще не совершило никаких преступлений, их захватили пираты южного полушария и тайно продали шахтовладельцам. Незаконно, но какой прокурор сюда спустится?
Кроме пудовых кулаков и жестокого нрава, предводитель горняков обладал ещё некоторыми организационными задатками, иначе не выжить. Сам не добывал соль, но расставлял рабочих, распределял обязанности. Следил, чтоб из доставленных в подземелье продуктов готовилось нечто съедобное, иначе горняки протянут ноги и не обеспечат выработку. Соответственно, количество продуктов сократится до минимума. В том числе, перепадающих ему самому и паре столь же дюжих помощников.
Он лично отсортировал пополнение. Побеседовал с каждым.
— Имя?
— Смак!
Макс переставил буквы в имени, понимая, что старается зря: никто не будет его искать в подземной клоаке.
— Откуда?
— Эхес.
— Что умеешь?
— Авиационный техник.
— Ну и где я тебе, авиационный техник, мать твою, найду бостос?
Бригадир оборудовал себе что-то вроде конторки в одном из тупичков, похожем на кладбище, где Макс проник в шахтёрскую преисподнюю. Помощник, крепкий детина с необычным здесь рыжеватым цветом волос, гыгыкнул от смешной шутки босса.
— Немного знаю электрику. Видел у вас электровагонетки.
— Хочешь проводки крутить, а не отбойником стучать? Вижу тебя насквозь, хитрожопый!
— Все устраиваются как могут.
— Я тебе устроюсь… — кулачище стукнул по столешнице. Не сильно, но весомо. Как к нам попал?
— Обычно. Люди Трёхногого подбили бостос. Пилот посадил на льдину, нас взяли в плен. Его выкупили, меня — нет. Долго держали. Слышал, Трёхногого убили. Меня перевозили несколько раз. Вчера — на бостосе. Ну и вот я тут.
— Это — твой последний причал, урод, — пообещал бригадир. — Но и здесь жить можно. Если будешь стараться и докладывать мне обо всём.
— О чём — обо всём?
— Люди гнилые бывают, — поделился начальник и в качестве подтверждения выдохнул, аромат гнилых зубов едва не опрокинул Макса навзничь. Не говоря о том, что обитатели подземелья не мылись годами, что тоже не улучшало атмосферу, особенно когда собирались кучей. — Задумывают хрень всякую. Бунт, побег. Поможешь раскрыть побег — неделю будешь получать двойную пайку. А сам попытаешься — сразу тебя и похороним. Усёк?
Бригадир продолжил смотрины. Отобрал самого молодого и смазливого парня — для личных утех вместо женщины. Назначенный любимой женой вздумал кричать и вырываться, но помощник бригадира пару раз перетянул его шлангом, наполненным мелкой солью для веса, сразу отбив желание сопротивляться. Максу снова повезло. Если бы пришёлся по вкусу пидарасу, был бы вынужден вытащить револьвер прямо сейчас.
Любитель мальчиков, впрочем, действительно понимал, как увеличить добычу и где узкие места. Первым делом отправил Макса ремонтировать один из электровозов, когда-то таскавших вагонетки по спиральной дороге наверх.
Механизм такого типа был незнаком, но уж точно уступал «Шервушу» в сложности. День понадобился, чтобы разобрать.
— Нужны электроды и пара шарикоподшипников, — он протянул бригадиру снятые с электровоза. — Там многое что изношено, но поживёт. А без этого не поедешь.
Тот привычно разразился руганью: позволил бесцельно шестиногому уроду день ковыряться в электрике, а электровоз так и не сделан. Затем, угрожая всеми карами ада, поплёлся куда-то.
Следующий день, пять часов из десяти в сутках, Макс работал отбойным молотком и грузил добытую соль в вагонетки. Упал и отрубился прямо на куче соли — настолько устал. Только на третий день ему под ноги упали требуемые детали — будто личное одолжение.
Через несколько часов электровоз, наконец, тронулся в путь, высекая задорные искры из контактной шины. Отремонтировавший его сразу поймал на себе злобные взгляды других. Мол, раскатывает себе как король, а мы пашем…
Какие-то контакты у новоприбывшего пополнения со старожилами завязывались трудно. Тем более, старожилы не такие уже старые. Те, кто выглядит на пятьдесят-шестьдесят, в реальности едва достиг тридцати. Максимум год-два под землёй — и дуй к последнему пристанищу в тупичке. Шахты давно стали могилой для многих тысяч добытчиков.
Катаясь на электровозе, Максу удавалось выезжать на уровень, откуда его отправили вниз. Обратно ему прямо в вагонетку подсадили новичка, свежеспущенного с поверхности.
— Мне впаяли два года за кражу! Отсижу от звонка до звонка и выйду, — хорохорился парень. Он даже умудрился пронести с собой курево и пыхтел, пока состав с пустыми вагонетками полз вниз.