— Нет, увы, не в состоянии. Сама по себе мазь малоэффективна. Наносить ее нужно, одновременно читая исцеляющее заклинание, а ты воин, не маг и не лекарь, верно?

Эльф поджал губы.

— Царапины, синяки, укусы — ерунда, а вот это, — я кивнула на его пах, старательно и бережно прикрытый двумя ладонями. — Не думаю, что стоит ждать, пока само заживет. Полагаю, эта штука тебе еще пригодится. Например, когда ты захочешь завести жену и детей.

Дернувшись, эльф метнул в меня взгляд, горящий такой адской злостью, что мне показалось, будто меня ударили.

— Жену? Детей? — прошипел пленник с откровенной ненавистью в голосе. — После всего, что твои люди со мной сделали? Какая уважающая себя эльфийка выйдет за меня, опозоренного, замуж? Какой женщине будет не противно лечь в постель к мужчине, которого имели толпой? Я не смогу вернуться к своему народу. Мой клан меня отвергнет и будет прав. Что я за мужчина, что за воин, если позволил сотворить с собой такое? — Он до треска сжал зубы, а потом процедил с болью: — Теперь мне одна дорога — в Кипящие болота.

Что?

Кипящие болота?

Я не помнила, что это за место. Возможно, я прежняя тоже ни разу о нем не слышала. В конце концов, эльфы — народ скрытный и не рассказывают о своих традициях направо и налево, тем более — чужакам. Но что, если существует закон, который обязывает воина искупить позор кровью? Получается, отпустив пленников, я не спасу их, а обреку на мучительную гибель: название у болот крайне говорящее.

Кипящая вода. Вода, способная за секунду обварить до смерти.

Я внимательно посмотрела на избитого, изнасилованного эльфа. Пережитый ужас не сломил его, не превратил в затравленную жертву, боявшуюся собственной тени. Этой страшной ночью его растоптали, но он уже начал собирать себя по кусочкам, старательно сшивая обрывки гордости. Невзирая на жуткие слова о болотах, воля к жизни в нем была очень сильной — я это видела, чувствовала и не могла не восхищаться.

Еще вчера я приняла твердое решение помочь пленникам бежать, а теперь оказалась в тупике. Что же делать? Как искупить свою вину, если давать им свободу опасно?

Позже. Я подумаю об этом позже, а пока надо стереть с тела эльфа следы насилия, вымыть его, накормить, а еще — найти Мериду и воздать сучке по заслугам.

— Возможно, мазь лучше нанести на чистую кожу, — я растирала между пальцами густую субстанцию, пахнущую травами.

Эльф поджал губы, наблюдая за мной из-под сведенных бровей. Он был как оголенный нерв, как магический шар, трещащий от переизбытка энергии: тронешь — взорвется.

— Пожалуй, стоит сперва принять ванну. Как ты на это смотришь?

Пленник огляделся по сторонам, похоже, недоумевая, какую такую ванну я имею в виду: помимо кровати, стула и ширмы для переодеваний, в моем шатре больше ничего не было.

— Ближайшая река, — выплюнул он, — за холмом. Есть желание прогуляться тридцать с лишним километров?

Какой знакомый ядовитый сарказм. Сколько неприкрытой злости и во взгляде, и в голосе. Что ж, это хороший знак: есть силы ненавидеть — найдутся и на то, чтобы пережить насилие.

— У меня идея получше.

Бытовые чары — одни из самых сложных, но я овладела ими в совершенстве: просто имела особую склонность к этому виду колдовства.

Превратить ширму для переодеваний в деревянную бадью и наполнить ее водой? Легко!

Распахнутыми от изумления глазами эльф наблюдал за тем, как дощатая перегородка с треском ломается и постепенно меняет форму. С водой для купания оказалось сложнее. Я не могла создать что-то из воздуха, поэтому пришлось пространственными порталами перенести воду из упомянутой реки в мой шатер, точнее — в новенькую, созданную из подручных средств ванну.

— Прошу, все готово.

Эльф медлил. Я по-своему восприняла его нерешительность.

— Не волнуйся, она не исчезнет. Как думаешь, откуда мебель в моем шатре? Считаешь, я повсюду таскаю за собой двуспальную кровать?

От воды в бадье поднимался пар. Пленник сделал осторожный шаг по направлению к купели и покосился на меня с раздражением. Затем он шагнул вперед еще раз, и еще, пока не уперся руками в высокий деревянный борт. И тогда он снова посмотрел в мою сторону. Настойчиво и недовольно.

Взгляд был долгим, пристальным, и я не сразу поняла его значение. Эльф хотел, чтобы я отвернулась: все-таки процесс мытья достаточно интимный.

Так мы и застыли: эльф — у бадьи, я — в трех метрах от него, рядом со складным стулом.

Пленник не желал принимать ванну на чужих глазах. Наверное, мне стоило уступить его молчаливому требованию и отвернуться, но я почему-то этого не сделала. Моя личность снова как будто раздвоилась: нечто темное и распутное, запрятанное глубоко внутри, требовало досмотреть представление до конца.

Эльф ждал, я ждала тоже, и спустя несколько минут чужое терпение дало трещину. Со вздохом пленник перекинул ногу через борт купели (сначала одну, следом — вторую) и погрузился в воду по горло, спрятавшись от моего нескромного взгляда.

Я бросила ему тряпку, чтобы оттереть грязь, и снова эльф застыл в нерешительности, безмолвно требуя дать ему уединиться.

Но чудовище внутри заставляло меня смотреть. Смотреть не моргая.

И снова раздался чуть слышный вздох. Эльф не стал унижать себя просьбой отвернуться, видимо, уверенный, что эта просьба ничего не изменит. Его лицо приняло отрешенное выражение, взгляд сделался пустым, отсутствующим, словно пленник старался забыть о том, что в шатре, кроме него, кто-то есть.

Он взял тряпку и начал скрести свою кожу под водой. И тогда я все-таки отвернулась, испугавшись тьмы, которая жила в моей душе, отголосков своей прежней личности. Я поняла: если бы не отчаянное желание скорее смыть с себя следы чужих прикосновений, гордый эльф никогда бы не стал мыться в моем присутствии. В присутствии кого бы то ни было.

Глава 5

В конце концов я вышла из шатра, позволив пленнику домыться в одиночестве. Снаружи — ни среди палаток, ни под высокими соснами — по-прежнему не было видно ни эльфов, ни предательницы Мериды. Куда подевалась эта дрянь? Чуть позже я собиралась отправиться на ее поиски. Пока же были дела поважнее.

Разбудив походного повара, я потребовала принести мне в шатер двойную порцию еды: мяса, вина и овощей под зачарованной пленкой, благодаря которой продукты долго не портились. Затем я откинула тканевый полог и вернулась в свое убежище, к эльфу.

За время моего отсутствия пленник успел привести себя в порядок, но не спешил покидать бадью. Чистый, пахнущий горечью трав, он сидел по плечи в остывшей воде и не торопился выбираться наружу.

— Уснул ты там что ли? — спросила я, трансформируя стул в круглый обеденный столик и подвигая его к кровати: скоро должны были принести еду.

Ответом мне стала тишина, полная напряженного молчания.

И тут я догадалась, почему эльф продолжает мокнуть в холодной воде вместо того, чтобы одеться и составить мне компанию за завтраком. Ему элементарно не во что одеться. Нечем вытереть тело после купания. Я не принесла ему ни рубаху, ни полотенце.

И разумеется, упрямец был слишком горд, чтобы указать на мою оплошность.

Мысленно выругавшись, я подошла к бадье и развернула перед пленником широкое полотенце. Поколебавшись, эльф поднялся на ноги, и я завороженно уставилась на то, как вода стекает по его обнаженному телу с идеальным рельефом мышц. Молочно-белая кожа блестела от влаги. Кончики волос облепили выпуклую грудь, вздымающуюся от частого дыхания.

Помощь эльф не принял. Взглянув на предложенное полотенце, он поджал губы, затем выдернул тряпку из моих рук и завернулся в нее, прежде чем переступить борт купели. Все это он проделал в угрюмом молчании, стараясь не смотреть в сторону ненавистного врага.

Его неприязнь была физически ощутима и с каждым часом усиливалась. Я чувствовала, как страх в нем постепенно отступает, превращаясь в ярость.

Похоже, ночью придется спать вполглаза, если я, конечно, не хочу в один прекрасный момент пробудиться от того, что к моему горлу прижимается нож или осколок разбитого кувшина. Делить шатер с мужчиной, мечтающим тебя убить, — удовольствие сомнительное.