Эльф вздрогнул, и я сообразила, что сморозила глупость — второй раз за последние пять минут: сегодняшняя ночь оставила от чести бедолаги одни лохмотья.
— Здесь ты в безопасности, — поспешила я исправить свою оплошность. — То, что принадлежит эйхарри, не трогают. А сама я не опущусь до насилия.
Плечи воина немного расслабились, но на лице по-прежнему читалось недоверие.
— Прошу, сядь. И скажи, как к тебе обращаться.
С видом, будто делает одолжение, эльф опустился на стул, на самый его краешек. Он сел осторожно, но его зубы все равно сжались от боли: я заметила, как напряглись, отчетливо проступив под кожей, желваки.
Свое имя пленник так и не назвал. Спустя минуту молчания стало окончательно ясно, что ждать ответа нет смысла.
— Надо бы раздобыть тебе одежду, — сказала я, и светлая бровь пленника дернулась в удивлении.
— Желаешь прикрыть все эти уродливые следы, которые оставили на мне твои люди? А я был уверен, что Чудовищу из Сумрака нравится вид крови.
Голос эльфа сочился ядом, а еще он скрипел, словно сухая галька под ногами, и это напомнило мне о том, как несчастный тянулся к осколку глиняного кувшина, в котором сохранилось немного жидкости.
— Хочешь пить.
Я не спрашивала — утверждала. Глаза эльфа расширились. Подобравшись, он тяжело сглотнул и облизал губы, шершавые, как листы папируса.
— Что ты хочешь за кружку воды? — тихо спросил он, опустив взгляд, и добавил, прежде чем я успела вставить хотя бы слово: — Что ты хочешь, кроме моего тела?
Острые скулы порозовели. Гордость не позволила эльфу опуститься до унизительной просьбы. Он выбрал меньшее из зол — предложил сделку, видимо, не просто хотел пить — умирал от жажды.
Покачав головой, я вытащила из сундука флягу и протянула пленнику. Перед тем как взять ее в руки, он подозрительно прищурился:
— Что я буду должен за это?
Каким же бессердечным монстром он меня считал, если даже мысли не допускал, что его могут напоить бесплатно.
В ожидании ответа эльф нетерпеливо поглядывал на флягу. Его исцарапанная грудь, вся в разводах от грязи и крови, тяжело вздымалась. Один из маленьких сосков — левый — был прокушен. Только сейчас я заметила вокруг него отпечатки зубов.
— За это, — сказала я, и пленник посмотрел на меня с болью, обреченно, будто заранее ожидал, что в обмен на воду от него потребуют что-то недопустимое, что-то до крайности унизительное — словом, потребуют то, на что он не сможет согласиться, и ему придется и дальше мучиться жаждой. — За это ты позволишь мне исцелить твои повреждения.
Мой взгляд упал на руку, прикрывающую искалеченный пах. Я говорила о всех травмах эльфа, не только об интимных, но почему-то в первую очередь посмотрела не на его разбитые губы, не на царапины на плечах, не на синяки, усыпавшие бедра, а пленнику между ног. Эльф тоже это заметил и сделал выводы — вне всякого сомнения, ошибочные.
— Ясно, — усмехнулся он с горечью, а потом прижался губами к горлышку фляжки и начал жадно глотать. Он пил, пока на дне фляги не осталось ни капли воды, после поставил ее пустую на пол и вытер губы невыносимо изящным жестом. — Хочешь убрать с моего тела следы чужих зверств, чтобы заменить их следами зверств собственных? Или хочешь, чтобы я снова стал работоспособен? Чтобы снова можно было часами меня… — Не закончив, он отвернулся и свел брови на переносице.
Я не стала его разубеждать. Напомнила об уговоре и попросила убрать ладонь с паха, чтобы можно было заняться его травмами.
Глава 4
— Я больше никому не позволю взять мое тело против воли, — напомнил эльф и нехотя, явно переступив через себя, отвел в сторону руку, которой прикрывал промежность. Теперь ничто не защищало его обезображенные насилием органы от чужого взгляда.
Мои целительские навыки оставляли желать лучшего. Все, что я могла предложить в качестве помощи, — простенькие заклинания вкупе с обезболивающей мазью. Никакого чуда. Благоразумнее было позвать к больному настоящего лекаря — великаншу Мойлу, умевшую не только виртуозно крошить в капусту врагов, но и вытаскивать с того света наших союзников.
— Сиди здесь, — приказала я эльфу. — Даже не думай дергаться. — Запечатав чарами вход в палатку, я выскользнула наружу, чтобы вскоре вернуться к пленнику с одной из самых опытных целительниц Сумеречных земель.
Я хотела как лучше, но стоило Мойле, этой мускулистой, мужеподобной барышне под два метра ростом, войти в шатер, как эльф с вытаращенными глазами вскочил со стула, на котором сидел. Красивое лицо перекосилось от ужаса. Забыв о том, что надо прикрывать наготу, эльф отбежал в другой конец шатра и принялся лихорадочно обшаривать взглядом обстановку, видимо, в поисках оружия или того, что могло бы этим оружием послужить. Он явно решил, что я привела подружку, чтобы надругаться над ним вдвоем, веселой компанией.
— Тихо, — устало сказала я. — Мы ничего тебе не сделаем.
Но пленник не слушал. С ненавистью и отвращением он смотрел в сторону Мойлы, и по тому, как сильно тряслось его тело, я догадалась: целительница была среди тех, кто пустил беднягу по кругу.
Вот же проклятие!
— Пожалуйста, успокойся, — я заговорила с эльфом, словно с пугливым диким животным — мягко и терпеливо. — Никто тебя не тронет. Ты под защитой эйхарри. Слышишь? Под моей защитой. Я позвала целительницу, чтобы залечить твои повреждения.
— Мне нужен красивый и здоровый любовник. — Чтобы не выпадать из образа злодейки, пришлось повернуться к Мойле и шепотом объяснить ей свои мотивы. Дать понять: никакого милосердия — лишь холодный расчет. — В таком состоянии, как сейчас, он не сможет меня удовлетворить. Да и чужие метки на его теле меня нервируют. Убери их. Хочу наставить свои.
Я старалась говорить тихо, но эльфийский слух оказался не хуже драконьего, и в другом конце шатра раздался яростный вздох. Оружия среди мебели пленник не нашел, зато обнаружил длинную палку, к которой крепился светильник с магическим пламенем, и использовал ее в качестве боевого посоха. С этим посохом он бросился на меня в безумной попытке убить или быть убитым. Глупый, самонадеянный эльф. Его атаку я отразила играючи. Раз — и сломанная палка валяется на полу, а мои пальцы сжимают горло пленника, перекрывая дыхание.
— Повеселился и хватит, — спокойно сказала я, чуть выпустив когти, чтобы охладить пыл этого воинственного придурка. — Побереги силы для постели.
За спиной прозвучал смешок Мойлы. Я наклонилась к эльфу, к самому его уху, и зашептала так, чтобы слышали лишь мы двое:
— Я не буду тебя трогать, угомонись. Не обращай внимания на то, что я говорю своим людям. Просто доверься мне. Позволь Мойле заняться твоими ранами.
— Я не дам ей ко мне прикоснуться, — прохрипел он, вцепившись в мое запястье. — Умру, но она ко мне не притронется.
— А мне? Мне ты разрешишь к себе прикоснуться? Обещаю, что не позволю себе ничего лишнего.
Эльф недоверчиво сдвинул брови, но после долгих, мучительных раздумий кивнул. С облегчением я разжала хватку на его горле.
Целительницу пришлось отпустить. Перед уходом она дала мне заживляющую мазь и рассказала, каким заклинанием воспользоваться, чтобы добиться наилучшего эффекта.
— Что ж, — посмотрела я на пленника, когда мы остались вдвоем в интимном полумраке шатра. — Без помощи Мойлы лечение будет не таким быстрым, но боль и воспаление я сниму, да и, говорят, регенерация у вашего народа ускоренная. Удивительно, что все эти царапины до сих пор не затянулись. В чем причина такого медленного восстановления? Насилие — в нем дело? Душевное состояние эльфов влияет на физические процессы?
Пленник отвернулся, красноречиво показав, что не считает нужным разговаривать с врагом.
— Ладно, молчи. Садись на стул. Надо смазать твои раны.
И снова взгляд против воли опустился ему между ног. Заметив, куда направлено мое внимание, эльф вспыхнул и поспешил прикрыться.
— Я сам в состоянии это сделать. — Кончики острых ушей горели. Яркий румянец растекался по щекам.