— Никто не накажет нас более жестоко, чем мы сами… — прошептала Нинти, опустив голову на грудь. В этот миг она словно одновременно была в двух мирах, двух временах: прошлом и настоящем, переживая свою собственную боль и, в то же время, боль своего друга. — Лишь мы определяем меру своей вины и бремя ответственности… — О, как же она хорошо понимала его! Столько веков она корила себя за единственную ошибку, совершенную в миг отчаяния, когда она позволила… Не любви, нет, тогда она не знала этого чувства — жалости, желанию помочь, стремлению сделать все как лучше, душе взять власть над холодным рассудком.

Услышав ее слова, Ларс кивнул, испытывая некоторое облегчение. Для него было очень важно, чтобы Нинти поняла, что им движет, разделила его заботы, приняла принципы.

— Если ты должен идти, — медленно, задумчиво начала она, а затем вдруг решительным, не допускавшим никакого возражения голосом закончила фразу: — но и я пойду с тобой! Я не желаю оставлять тебя ни на миг! И не говори больше ничего, — она коснулась губ мага холодными пальцами, — решение принято и никакие слова не заставят меня изменить его.

— Когда мы идем? — Бур оживился. Еще совсем недавно, осознав неизбежность конца, он стал погружаться в оцепенение, испытывая лишь страх перед смертью, жалость к себе, ведь он только начал жизнь и не успеет уложить долгие годы в краткий месяц, отведенный на то, чтобы уладить все дела в этом мире. Но теперь… Для людей, подобных ему, чужие беды отодвигали назад свои собственные, делая их бледнее и незначительнее, а возможность помочь — о, она была куда важнее даже надежды на собственное спасение.

— Мы, но не ты!

— Это еще почему? — тот взвился, ощетинился, словно рассерженный пес: на лице ярость, в глазах — обида. — Что, я недостаточно хорош, чтобы заслужить шанс на вечное блаженство? Конечно, у меня ведь нет дара, — он вдруг на миг почувствовал себя таким…обделенным судьбой, незавершенным, лишенным смысла…И, самое обидное, сейчас, в этот миг, посреди мрачного подземелья, он один был таким- простым смертным, неизвестно почему оказавшимся рядом с богами. "Вот закадычный приятель Ларс — наделенный даром, будущий Хранитель Керхи; караванщики — спутники бога солнца, этот, — он украдкой взглянул на Евсея, — наверное, тот самый летописец, о котором рассказывал Ри. Сам парнишка — ученик и помощник автора свода легенд нового мира, по которому будут жить новые поколения. Даже в Сати есть что-то необычное, раз бог солнца так беспокоится о ней… Да, оставался еще один караванщик — мрачный, напряженный, застывший чуть в стороне с мечем в руках, словно страж на посту. Пусть он не участвует в разговоре и вообще держится особняком, но ведь так и должно быть, когда он — призванный охранять бога в его странствиях по земле…" — Как спасать от Губителя — так на это я гожусь, — недовольный, пробормотал он себе под нос, — а как проходить божественный обряд…

— Бур…

Нет, тот вовсе не собирался сдаваться.

— И не пытайся меня отговорить! Я должен — и все!

— Да послушай меня! — не выдержав, воскликнул Ларс. — Что ты будешь делать там, где властвуют силы? Как ты преодолеешь этот путь?

— Уж я постараюсь, можешь быть уверен!

— Друг, но зачем тебе рисковать…

— А почему бы нет? Может быть, мне больше нравится быстрая смерть, чем медленное умирание в замерзающем городе!

— Мне не удастся переубедить тебя?

— И не пытайся. Бессмысленно. Уж я-то себя знаю…

Маг качнул головой, а потом сжал плечо друга и шепнул ему на ухо короткое:

— Спасибо!

— Шамаш… — они все повернулись к богу солнца, который стоял, задумчиво глядя на них.

— Мы готовы! — Нинти вскинула голову. Она никогда еще не испытывала такого чувства, вобравшего в себя решительность, отчаяние, надежду и еще множество иного, не имеющего названий, лишь оттенки мерцания в груди, которые слились воедино, вспыхнув ярким огнем, горевшим ровно, не ослабевая ни на миг, не вздрагивая на ветру, не сгибаясь от страха…

— К чему ты готова, девочка? — он взглянул на нее с сочувствием. — К пустоте? А ты бывала там?

— Я был! — Ларс выдвинулся чуть вперед, готовый встать на защиту Нинти, даже если противником будет сам бог солнца, которому был не в силах противостоять даже Губитель.

— Да, — переведя на него взгляд, подтвердил тот. — Но для тебя это был только сон. Наяву она иная.

— Я тоже стал другим!

Шамаш лишь качнул головой, толи в несогласии, толи в сомнении, и повернулся к молодому караванщику.

— А ты? Ты готов?

— Разве возможно подготовиться к чему-то подобному? — Ри вымучено улыбнулся.

После того, что ему довелось услышать о себе, своей судьбе… Выходило, что он уже мертв и лишь по какой-то непонятной оплошности гонцов госпожи Кигаль остается на земле. Может быть, поэтому он и не чувствовал страха. Или же, он слишком долго боялся, и это чувств просто закончилось. Ведь страх не может быть безграничным.

Ри не надеялся на спасение, однако, в его душе, несмотря ни на что, еще сохранилась искра любопытства. Ему было интересно взглянуть на божественный обряд. Хорошо бы, чтобы именно это воспоминание и стало последним. Тогда в снах не останется места для Губителя и выдуманных им мук.

Медленно воскрешая в своей памяти то, что он успел узнать об обряде вообще, складывая кусочки в единое целое, Ри прошептал, повторяя сказанные, как теперь казалось, целые столетия назад (так много всего произошло с тех пор) слова Бура: — Лишь став хозяином своей судьбы можно ее найти…

— Все было бы так, если бы речь шла о простом испытании. Вам же предстоит нечто совсем другое: не зная будущего, опираясь лишь на прошлое, видя всего один миг настоящего выбрать среди множества судеб единственную.

— И это поможет Сати? — его глаза зажглись надеждой.

— Мы можем попытаться, — колдун не мог просто взять и погасить эту свечу холодным и безнадежным «нет», но и сказать твердое «да», зная, что это неправда, был не в силах. — Что ж… — Шамаш чуть наклонил голову, — тогда в путь.

— Но… — Нинти и сама не знала, куда вдруг в последний миг подевалась вся ее решительность. Она вдруг испытала такой страх, который не ведала никогда раньше. Словно то, что должно было произойти, могло повлиять и на ее судьбу, бывшую доселе неизменной и постоянной…