Там что-то дзинькнуло, треснуло и разбилось. Появилось впечатление, что за той дверью ворочается медведь, а не обычно тихий хозяин аптеки.

Потом он снова вышел. Донельзя мрачный и избегающий смотреть в мою сторону.

– Артур зайди, – приказал Норотустра.

Зельевар неохотно подчинился. По всему было видно, что оставлять меня в компании коллег он не горит желанием. Зато через пять минут он вышел другим человеком. В мою сторону ни взгляда, весь сосредоточенный на работе…

После Артура пришла очередь Клода, а затем Ламара. И если первый после выхода от начальника выглядел смущённым, то второй посмотрел на меня с такой неприязнью, что я почувствовала себя весьма неуютно. Чем же они там занимаются?

– Госпожа Макрон, будьте любезны!

Меня пригласили в кабинет начальства широким саркастическим жестом по всему видать на ковёр. Голос обычно сдержанного Норотустры был пропитан сарказмом и раздражением.

– Приворотными зельями балуетесь? – огорошил меня он, едва я закрыла за собой дверь.

– Что?!

Я чуть не села на пол прямо здесь, а величине моих глаз можно было только позавидовать. Вот уж не ожидала.

– Только не надо отпираться. Это бесполезно! – продолжил напирать Филипе. – Теперь я понимаю, зачем вы ко мне устроились! Чтобы выйти замуж!

– Что?! – снова взвыла я.

– Вы повторяетесь, – ехидно уведомил меня он.

– Да как вы смеете?!

Я была полна негодования! И вдруг до меня дошло… Антизелье! Побочный эффект! Точно, там было указано что-то подобное напротив слова "иногда". Что ж во всём этом безобразии был единственный плюс: антизелье я всё-таки сварила на совесть.

Филипе всё понял по моим глазам. Точнее то, что я в курсе, откуда взялся приворотный эффект, детали вроде его побочности начальника не интересовали.

– Подло заниматься такими вещами, госпожа Макрон. И я не понимаю, зачем особе вашей… Ммм… – Норотустра замялся, стараясь выразиться дипломатично, но отчаялся в этой попытке. – Вроде вас. Зачем вам столько ухажёров? Неужто одного было бы мало?

Это был верх наглости! Какое его дело, сколько мне мало, а сколько много? И при чём здесь моя наружность?! Главное оно ведь внутри.

Пока я полнилась негодованием, Филипе рассказал, что он давно сварил себе комплексный антидот, который сегодня его и спас, не дав потерять рассудок под действием моих чар. Между делом меня похвалили за искусность приготовления приворота, да ещё настолько широко направленного, а затем заявили, что я уволена. Вот так, за несоответствие этическим стандартам компании.

Я молча ловила ртом воздух, сидя на своём стуле. Голова кружилась, я чувствовала нехватку кислорода от обрушившейся на меня несправедливости. Все планы по собственному спасению пошли прахом, стоило лишь совершить одну маленькую ошибку – не учесть влияние побочных эффектов. Да что там, возможно, эта ошибка и не тянула на звание маленькой, а была большой, или огромной, или непростительной с точки зрения приворожённых зельеваров. Но это ничего не меняло, ведь одной мне было не выбраться. Не будет больше антизелий, я не узнаю природу магии, которой наградила меня мачеха, не смогу от неё избавиться, и в итоге королева получит, что хотела.

– Это побочный эффект, господин Норотустра, от выпитого мной вчера антизелья, – устало произнесла я, сознавая полноту своего поражения.

Терять мне было нечего, я решила признаться в части своих проблем. И я особенно не надеялась, что Филипе оттает, просто хотелось выговориться, снять хотя бы толику груза с души.

– И зачем вам это понадобилось? – после некоторого колебания спросил аптекарь.

– Мне не повезло с мачехой, – призналась я. – Она ведьма и наградила меня проклятием.

Я неопределённо обвела вокруг себя рукой, предлагая Норотустре самому решить, в чём оно заключается. Он, конечно, сразу подумал на внешность, а во мне зародилась надежда на лучший исход этого разговора.

– Бедное дитя! – сердобольно воскликнул он, на что я вдохновенно поведала, какой красоткой была прежде. Чувствовала, что железо надо ковать пока горячо.

А ещё о том, какой прекрасной была моя жизнь, и замуж я собиралась, и каждое утро любимая собака Грета приносила мне тапочки, а будущее рисовало светлые картины со счастливым браком и семью детьми. В общем, отвела душу в отместку за его желание меня уволить. Думаю, после такой исповеди его должна была замучить совесть.

Его и замучила. Филипе настолько проникся моей историей, что попросил рассказать всё о проклятии. Я решила, что лишним это не будет и описала лиловую спираль у себя на спине. Аптекарь нахмурился, а потом задумчиво сказал:

– Странно, по описанию похоже на совсем другой вид магии. Вы уверены, что результат отразился только на вашей внешности?

Я заскрипела зубами, чтобы не спросить какой такой вид магии он подозревает, но удержалась, боясь ненароком испортить легенду. Пришлось покивать, вводя в заблуждение единственного человека, способного с одного взгляда определить направленность розовой молнии. Поступить иначе было бы слишком рискованно и на скользкую дорожку признания того, кто я, я встать не решилась. Я предпочла следовать первоначальному, более долгосрочному, но безопасному плану, где предать меня было в принципе некому. Старина Грэм не в счёт.

После всего этого меня, конечно, не уволили, и от начальника я вышла весьма довольная этим фактом. И тут же натолкнулась на три пары напряжённых глаз, настороженно провожающих каждое моё движение. Мама дорогая, как же мне теперь работать с тремя мужиками, пребывающими в полной уверенности, что я извращенка и хотела их в себя влюбить? Причём всех сразу.

В обстановке холодной подозрительности и неприязни украсть что-то из кладовки оказалось невозможным! Это никуда не годилось, и в конце дня я пошла жаловаться Норотустре. Жаловалась я, конечно, не на невыполнимость своих воровских планов, а на ужасное отношение коллег. Действительно, под колкими, а порой прожигающими взглядами, не то что работать, а просто находиться в лаборатории было невыносимо.

Филипе обещал поговорить с зельеварами, а мне посоветовал набраться терпения. Мол, мужчины не все любят, когда их и по доброй воле охомутовывают, а тут приворот. На это я ему заявила, что он сам заварил эту кашу, не разобравшись, вот пусть и отмывает моё хрустально-чистое имя. Домой я ушла с гордо поднятой головой, оставив коллег ломать голову над тем, почему меня ещё не уволили.

***

Но дома мне стало очень грустно и одиноко. Странно, уж от одиночества я раньше никогда не страдала. В шумном дворце мне было уютнее в компании с книгами, которые никогда не страдали приступами лести или жеманства, как это бывало с придворными. Злые языки порой даже приписывали мне скудость ума в связи с этим, но я не обращала внимания.

А сейчас эти воспоминания меня необычайно разозлили! Где это видано, чтобы злословить о будущей королеве?! Попадись они мне сейчас, я бы их себя уважать заставила! Пусть не дыбой и розгами, но ссылкой и конфискацией пары имений эти умники поняли бы кто здесь главный. Но я уже говорила, что королевский род давно сдавал свои позиции, постепенно утрачивая влияние при дворе. А вместе с влиянием утратился и страх перед королём, что породило несколько группировок среди дворян, одна из которых во главе с графом Левлесом подсунула королю Грезеллу вскоре после смерти моей матери.

Откровенно полноватая Грезелла особой красотой не блистала, молодостью тоже. Но чем-то она пленила отца. Говорят, умом. И ещё обещанием родить наследника, который возродит величие Дрюдраков на троне Гордиславы, нашей страны. Как по мне, так отцу следовало жениться на какой-нибудь принцессе из соседней державы. Это было бы лучше для престижа нашего рода, да и наследника она бы тоже постаралась родить. Но то ли не нашлось подходящих претенденток, то ли сплоховали дипломаты, но сватовство к дочкам заграничных монархов так и не состоялось. Кто знает, может, Левлес приложил к этому руку, или Грезелла что-то наколдовала. Печальный итог известен.