Крякнув от досады, командир пошел на последний шаг — воспользовался стартовыми двигателями. Их мощности хватило, чтобы вырваться из зоны действия урагана и вновь очутиться в более спокойной воздушной среде. Постепенно красная линия стала сливаться с синей.
— Не беспокойтесь, ребята, — сказал Колько, шумно вздохнув. — Я ведь обещал мягкую посадку!
— А где мы? — поинтересовался я.
Электронный штурман указал на карте, что мы летели над Ираном. Через локатовизор я всматривался на поверхность, восхищаясь ее красотой. В который раз мне приходилось восхвалять конструкторов, сумевших построить систему электронно-оптического изображения. Экран давал более ясную и четкую картину, чем простая аэрофотосъемка.
— Высота — тридцать пять километров, расстояние до цели — полторы тысячи километров, скоро будем проходить над Республикой Узбекистан, — сообщил Андрей, прочитав эти данные с информатора.
— А жалюзи открыть можно? — спросил я. — Что-то хочется взглянуть на Землю своими глазами, а не через телекамеры.
Можно, можно, — проворчал командир. Он и сам хотел посмотреть на поверхность планеты непосредственно через собственное восприятие. Щиты, которые автоматически закрыли иллюминаторы в момент вхождения в атмосферу с целью предохранения стекол от перегрева, по команде Колько втянулись в пазы. В ту же секунду живой солнечный свет ударил нам в глаза.
О-о, это были совсем иные ощущения. Как красивы были зеленые массивы, коричневые каменные гряды, курчавые облака, желтое солнце и ярко-голубое небо. Конечно, иллюминатор не давал той четкости, что локатовизор, однако естественное изображение было более реальным и давало вкус окружающего мира. Например, я видел, как кое-где петлявшиеся змеей речки и блестевшие голубые глади озер, которые на дисплее выглядели бы как цветные графические контуры.
— Фантастично! — прошептал Тод. Конечно, после ржаво-красных песков Марса здешняя, пусть даже самая куцая и бедная на флору и фауну, поверхность казалась для нас настоящим Эдемом. Лучше жить в Сахаре, чем в пустынях красной планеты, подумали мы в этот момент.
— Внимание, начинаю спуск до пятнадцати километров, чтобы попасть под попутный ветер, иначе нас опять начнет сносить на юг, — произнес Колько.
— А когда моя родина? — спросил я, подразумевая Узбекистан (для многих колонистов Марс фактически стал настоящей родиной). Рассказами о своей солнечной стране, богатой вкусными фруктами и овощами, гостеприимными людьми и древними городами, мне пришлось поморочить души не одному колонисту. И буквально каждый (даже сам Тагасима) мечтал при возможности вернуться на Землю посетить эту республику.
— Скоро будем, не беспокойся. Сможешь разглядеть свою страну до мельчайшей подробности… А сейчас приготовьтесь, я начинаю! — предупредил Колько.
— Давайте, кэп! — произнес Тод.
Спуск оказался таким быстрым, что у меня первой мыслью была фраза "Корабль вошел в штопор". Желудок почему-то очутился у горла, а душа, наоборот, ушла в пятки, где она заприметила тепленькое и безопасное место. Перед глазами возникло неприятное видение, как шаттл врезается в гору, взрыв, части корпуса разлетаются на десятки километров, а санитары природы — грифы и гиены с удовольствием поедают наши останки, жалея, что такая вкуснятина редко падает с неба.
Слава богу, сбыться этим дурным мыслям не пришлось, так как Колько и не думал терять управление. На необходимой высоте он вывел космоплан из стремительного спуска и перевел в плавное планирование.
— Испугался? — насмешливо спросил он меня, когда я соизволил открыть глаза.
Я чуть не испепелил его своей яростью.
— Успокойся, — произнес Андрей, почувствовав вину.
— Сейчас штаны поменяю и успокоюсь, — недовольно пробормотал я. — К чему этот сверхпилотаж?
— Ну, хотел немного пощекотать вам нервишки, да заодно посмотреть, как поведете себя в такой ситуации! Тод, а ты что скажешь?
Тод испугался не меньше моего, но вида не показывал.
— Весело, кэп. Когда-то с ребятами из базы ВМС я на «Ф-144» выделывал такие же штучки. Правда, это было давно, и за штурвалом был я…
— Вы, наверное, сговори… — закончить свою мысль я не успел, как вдруг замигала система радиоперехвата. Приборы сообщали нам, что шаттл попал под радиолуч.
— Кто-то нас засек! — быстро сказал командир. — Мы прошли Туркменистан и сейчас находимся над Узбекистаном. Скорее всего, это службы ПВО нас прощупывают!
— Первый контакт! — вскричал я. — Нужно связаться с ними!
Но контакт оказался более быстрым, чем можно было ожидать. Причем инициаторами явились не мы. Через несколько секунд отчаянно запищала система противометеоритного оповещения и резкий взрыв, который потряс корабль до основания.
Я и Колько были пристегнутыми, а Тод уже успел отпустить крепежные ремни. В итоге он вылетел из кресла и носом чуть не пропечатался о приборную панель. Благо я успел его хватить за ногу, а техасец сам уцепился за подлокотник. Таким образом, Алленс сумел предохраниться от сильного ушиба.
— А-а, твою мать! — выругался Колько, что я впервые услышал из уст командира. Но видимо, ситуация была настоль сложная и опасная, что он позволил себе сквернословить.
Но что случилось? Рев аварийной сирены только действовал на нервы и не позволял сосредоточиться на причинах катастрофы. Я почему-то подумал, что при таких ситуациях лучше всего снабжать аварийную систему музыкой Баха или Моцарта, по крайней мере, она заставляла бы космонавта собраться.
Поэтому я первым делом отключил эту ужасную какофонию. Тод с благодарностью взглянул на меня — его тоже нервировала сирена. Бортовой компьютер, потеряв возможность выдать информацию о состоянии корабля с помощью звуковой сигнализации, перешел на визорную и выдал на дисплей целую плеяду сообщений. Но у Колько не было времени ее читать, он пытался выровнять воздушную машину, которая плясала рок-н-ролл и бугги-вугги одновременно. Корабль заваливало в штопор.
— Что произошло? — спросил я, чувствуя, как душа собирается опять транзитом последовать в привычное убежище, оставляя тело на произвол судьбы.
