— В меньшей мере, чем прочие демоны и особенно светлые, но… да. Ты циклишься на повелевании и управлении меньшими силами, и это не дает тебе доступа к силам более сложным и интересным. Они бы приняли тебя и поделились своим наполнением, причем сделали бы это с радостью, но беда в том, что ты их попросту не видишь. Проще говоря, лезешь в бутылку и завинчиваешь за собой пробку. Потому, кстати, ты и не можешь заметить причины моего исхода — они почти все "за бутылочным стеклом", для тебя — искаженные, размытые. Погряз в мелочах, мой друг, слишком глубоко, чтобы мгновенно научиться замечать тонкие вещи. Видишь только одну-две грани там, где их — десятки, а то и сотни.

— Но эти самые силы и так выше меня. Как можно управлять тем, что превосходит тебя на порядок? Скорее уж, они мной управляют. И эти тонкие материи… Они слишком сложны и запутаны. Мне кажется, их вообще невозможно понять, — князь пребывал скорее в смятении, нежели в ярости, которую мастерски попытался изобразить. Столь мастерски, что Тар даже искренне похлопал в ладоши и улыбнулся ему.

— Незачем пытаться ими управлять: это попахивало бы манией величия, да и небезопасно. Могут сплющить в лепешку, разжать, раскатать в тоненький-тоненький листик и самолетиком запустить в черно-пламенную Бездну. Если бы ты научился просто принимать часть каждой из сил в дар… Ты бы понял, что все эти тонкости, на самом деле, просты до крайности. Настолько, что привыкший к стратегическим хитросплетениям разум считает их безмерно сложными либо вовсе не замечает.

Насмешки в словах не прозвучало. Астерот высказывал то, что думал. И от этого выдержка изменила Люциферу. Он будто чувствовал, как высшая сила берет и раскатывает его в тот самый, упомянутый собеседником, листик, а потом запускает плавиться в Котел миров Светлого круга.

— Напротив, если ты прикоснешься к одной из сил и возьмешь часть ее для познания, она примет тебя и позволит использовать свои возможности. Постепенно ты сам отчасти станешь этой силой, а значит, станешь повелевать ей, в тех пределах, в коих простираются границы твоего разума… и души. Мы ведь наделены волей Создателя мирозданий всего лишь одной властью — над самими собой, однако, подумай только, как много можно в самом себе уместить! Заметь, тем больше твоя власть, чем больше уместишь. Впрочем, душа — тема отдельная и не предназначенная для нынешнего разговора. Может, в следующий раз, когда я сам во всем разберусь. В любом случае, тебе потребуется немало дел.

— Снова "дел", — Теперь Люцифер откровенно ворчал. Впрочем, смешно ему не было даже в начале разговора, — ты снова измеряешь все происходящее в делах.

— А в чем еще измерять? В годах? Иногда я так поступаю, но только из-за разрыва в понимании мира моем и собеседника. Это ведь как раз те самые дополнительные рамки, которые закрывают двери и перекрывают путь к полезному иногда бессмертию. Кстати, скука, которую предвещают все высшие и люди при описании бессмертия, — это тоже своего рода рамки.

— Ну, и? — К чему ведет побратим, Люций понять не мог в принципе. Создавалось такое впечатление, будто он пытается в чем-то убедить, но в чем? Ничего важного и вразумительного Астерот еще не сказал. Как, впрочем, и всегда. Все вокруг да около, а по теме — попробуй, дождись!

— Я веду к просьбе. На которой настаиваю и которую, очень хочу, чтобы ты исполнил. Однажды моя дочь поймет, что этот мир слишком мал для нее. Это неизбежно. В ее жилах течет моя кровь и кровь Лазурит, а в душе сплелись многие противоположные начала. Потому она стремится к иного рода поступкам и свершениям, но чтобы достичь этого, ей необходимо будет пройти через существенно большее число испытаний, нежели мне в свое время. Просто идти ей по-другому — мой путь Викторис не подходит. Частично — да, но не более. Я опасаюсь, что количество внутренних противоречий может вызвать в ее душе зеркальный эффект, расщепление, хотя утверждать не берусь…

— И?

— Ладно, возвращаясь к теме. Однажды она захочет уйти, причем уйти необычным способом — вот уж это я тебе гарантирую! Сомневаюсь, правда, что она отправится к светлым, — Астерот слегка покривился, — но все же ее уход, наверняка, окажется достаточно необычным. И ничто, — запомни, Афранташ! — ничто не должно помешать этому ее решению!

— Занялся предсказаниями судьбы? — Люций уже решительно ничего не понимал из речи демона, потому все сильнее закипал, что накладывало отпечаток на его собственные слова.

— Я и есть судьба, Афф. По крайней мере, для самого себя и моих друзей… Свободных в выборе, заметь! На этом точка. Прощай.

Астерот исчез мгновенно. Без огненных водоворотов, вспышек, окутывания плащом или еще каких-нибудь эффектов. Он просто растаял в воздухе, и даже для тонко воспринимающего окружающий мир Люцифера мгновенный исход оказался сюрпризом.

— Да-а. Всегда так. Вечно эти театральные излишества… — буркнул Люцифер и, поднявшись из-за широкого черного с коричневой оборкой стола, чеканным шагом вышел из Зала Совета демонов Расселины.

До разговора Викторис с Афранташем, остановившемся на вопросе советника, оставалось около трех тысяч усредненных лет и неведомая пропасть дел.

1 472 180 год по внутреннему исчислению Мироздания "Альвариум".

Расселина, Зал Совета легионов.

— …я обращаюсь так, потому что мне очень трудно высказать то, что я хочу сказать. Не могу, извини, Афранташ… Афф, так получается. Если бы могла по-доброму, ласково, а я — как…

Викторис вдруг ощутила себя беспомощным ребенком. Ребенком, потерявшимся в большом мире. Это ощущение не затрагивало ее уже очень и очень давно, оно покинуло ее еще три тысячи лет назад, когда сама дочь лорда научилась ощущать себя частью мира, обрела полноту сознания здесь и сейчас, а затем в некоторых вещах сумела даже превзойти пределы возможностей своих родителей. Однако существовала главная трудность: она никогда не бывала в иных мирах! Чувство неуверенности пришло: Ви не могла понять, стала ли на самом деле «достигшей», способной скользить между разными пространствами и системами знаний, как это называл ее отец.

— Итак, очаровательная и растерянная леди, чего же вы изволите? — Причудливо изогнув бровь, осведомился «старый» демон.

— Я хочу, — ее голос стал сдавленным и невыразительным. Она будто разрывалась между несколькими решениями, ведущими сейчас борьбу за право быть высказанными вслух. Длинные пряди волнистых волос, черно-красные крылья, серо-голубые глаза — ее главные и самые важные, единственно верные и настоящие черты как будто размылись на секунду. А потом восстановились, но уже в сумрачном, почти что истаявшем виде с призрачным медным отблеском… Однако через секунду медь в волосах сменила рыжина, блеснула на волосах пламенем, глаза полыхнули насыщенным зеленым огнем… и вновь внешность демонессы «притухла» до сумеречного тона, уступив место меди и затемненной серо-голубой радужке. Словно кто-то более могущественный, чем можно себе представить, разбил ее душу в этот миг на несколько частей, направив их в разные стороны. Викторис сдавленным шепотом произнесла:

— …хочу оказаться рядом со своим отцом. Там, где он ныне, где бы он ни был. Я знаю, что часть пути у нас общая, знаю, что в его руках ключ миров. Я не пойду вслед за ним, но по-иному догоню его, Афф. Я хочу понять его: его стремления, как пришел он к ним, как и где он встретился с мамой, и как, собственно говоря, родилась я.

Афранташ помрачнел и тяжело вздохнул. Перемены в образе Викторис не укрылись от него, более того, Люцифер почувствовал, что произошло нечто из ряда вон выходящее и по-своему опасное, будто пришел в действие грубый древний механизм… Он ожидал от Ви большего, чем просто стремление найти отца и оказаться рядом с ним — не этого от девушки хотел сам Астерот, определенно, не этого. Быть может, непонятное явление, только что произошедшее на его глазах, и противоречивые желания Викторис как-то связаны? Как там выразился Астерот, «расщепление», кажется? Нет, не понять ему — слишком мало знаний: Тар прав, во всем прав. Мало знать одну только Расселину, чтобы понять произошедшее. Тяжело, устало, словно склонившись под грузом давней и неимоверно давящей на плечи проблемы, Люцифер наконец ответил, устремив взгляд своих пронзительных темно-серых глаз прямо в глаза леди Тарведаш: