Мир меняется не в лучшую сторону – к такому умозаключению Ксенофонт пришел давно. Если в былые времена бандитов и богачей презирали и ни один уважающий себя мужчина не подал бы руки спекулянту, ростовщику и вору, то теперь прийти такому на помощь сочтут за честь. У этого богача, поди, кровавые мальчики в глазах пляшут, а разве он сядет на нары за свои злодеяния? Откупится, как все они делают. Уже поэтому Серега решил, что никогда не будет с теми, кто предпочитает молиться за справедливость, вместо того чтобы бороться за нее.

Придя домой, Серега поздоровался с матерью и, вежливо отказавшись от ужина, плотно затворил дверь в свою комнату. Дверь не запиралась, но необходимости в том не было: мать уважала сына и никогда беспардонно не врывалась к нему. Всегда стучалась и просила разрешения войти. Одно слово – дочь ученого, доктора наук. Правда, ученый тот, дед Серегин, почил давно, да и мать уж не первый год седину закрашивает, а воспитание никуда не деть.

Ксенофонт зажег настольную лампу, включил компьютер, надел наушники и, открыв нужную папку с фотографиями и видеоклипами, углубился в воспоминания. На видео во всей красе она. Нурсия. Бывшая. И по сей день Серега надеется, что будущая. Он не мыслил жизни с другой. Видео было снято девять лет тому назад, летом две тысячи одиннадцатого, когда они вместе отдыхали в Крыму. Они сидели на валунах в окружении скал, под каменным куполом просторного грота, на вершине одной из гор, что окружают небольшой курортный поселок на восточном побережье полуострова. Камеру ловко установили на ровном камне, будто на штативе. Серега с гитарой, а она… Она просто счастлива, смеется, дурачится. Они в шутку хотели снять клип и стать звездами интернета. И хотя оба понимали, что это глупость, все было не важно. Им просто было хорошо вдвоем.

Нурсия после финального аккорда картинно закатила чуть раскосые глаза, поджала губки и с деланым недовольством произнесла, обращаясь больше на камеру, чем к своему парню:

– Сережа, ну что у тебя за песни такие?

– Какие, моя радость? – лучезарно улыбнулся ей Ксенофонт. Так всегда серьезный Серега улыбался только ей и никому больше.

– Невеселые какие-то…

– Как наша жизнь, милая, – задумчиво изрек Серега, ловко перебирая по ладам и выдавая на гитаре какое-то до боли знакомое соло.

– Да ну тебя! – Нурсия поднялась с валуна, потянулась всем стройным своим телом и подошла к краю утеса, любуясь с высоты на морскую даль в лучах заката. – Как можно сетовать на жизнь, когда вокруг такая красота?

– Я не сетую, любимая, – возразил Серега. – Просто я всегда начеку.

А дальше она отобрала у него гитару и, бережно отложив инструмент в сторону, обхватила его за шею руками, дабы он хоть в эту минуту позволил себе расслабиться. И он только в ее объятиях действительно позволял себе это. Их продолжительный поцелуй тоже попал во внимание камеры, о которой они попросту забыли. Всё было как в кино. И это кино почти десятилетней давности не переставало прокручиваться на компьютере время от времени.

Год спустя после того незабываемого отпуска Нурсия вышла замуж. Не за него. У Сереги тогда дела шли из рук вон плохо. Попал под сокращение, а найти другую достойную работу, как выяснилось, непросто. Еще если б он был шофером или строителем, то без работы не проходил бы и недели. А название его профессии было довольно редким: технолог молочных продуктов. Друзья и Нурсия в шутку называли его веселым молочником, в честь известной продуктовой марки. Серега не обижался, когда вместо гордого Ксенофонта его, подтрунивая, называли так. Главное, что на работе его ценили, и зарплата была такая, что деньги водились всегда. Но когда он остался без работы, все пошло кувырком, и отношения с Нурсией перечеркнула какая-то дурацкая мелкая ссора. Серега даже не помнил, из-за чего они тогда поцапались, но она ушла – как потом выяснилось, навсегда.

Сейчас у нее подрастает сын. Из надежных источников, от общих знакомых Ксенофонт, продолжавший следить за ее жизнью все эти годы, узнал, что семейная жизнь у нее дала трещину и с мужем она на пороге развода. Это означало, что у него на горизонте замаячил новый шанс, которого он все эти годы ждал, так и не построив больше отношения ни с какой другой девушкой. Ему требовалась всего одна искорка, чтобы высечь пламя, и он дождался этой искорки надежды, злорадствуя от осознания факта разрушения ее семьи. Одно лишь смущало: сын. Серега не был женат и не имел опыта общения с детьми. А тут не какой-нибудь грудничок, а довольно взрослый уже пацан шести лет. В этом возрасте ребенок прекрасно понимает, кто чужой, а кто свой. Сереге не был нужен пацан, ему была нужна эта женщина. И он выжидал, пытаясь гнать прочь сомнения, когда наконец несостоявшийся муженек уйдет в отставку.

А между тем закончился безработный апрель-домосед. Май засиял припекающим солнцем в лазурных небесах, нарядив зеленую Казань в обновки из распустившихся листьев на городских деревьях и трав на газонах. Как Серега и предполагал, горожане, уставшие от домашнего ареста, загомонили, как песцы на звероферме, звенящие мисками в клетках, почуяв близость обеда. Первый всеобщий демарш случился аккурат в День Победы. Городскую зону отдыха Лебяжье на западной окраине наводнили отдыхающие. Дымились мангалы на берегу озера, сновали толпы съехавшихся со всех районов горожан, носились велосипедисты, катились детские коляски по недавно устланным мосткам. Каждую захудалую скамейку, каждое пригодное для сидения бревнышко оккупировали для пикников. Все пространство, куда можно подъехать, превратилось в безнадежный затор из приезжающих, уезжающих и припарковавшихся автомобилей. Прибыли к берегам озер и вездесущие труженики пера из местных СМИ – они выборочно подходили к отдыхающим, задавая одни и те же вопросы: не боятся ли они заразиться китайской чумой в плотном окружении толпы?

Среди такого людского изобилия было крайне затруднительно начать общение с кем-то конкретно. Но, с полчаса погуляв по берегам порознь, трое друзей все-таки остановили выбор на компании из четырех парней, занявшей один из столиков возле озера. У них тоже чадил мангал, но как раз он Ксенофонта, Денвера и Руслана совершенно не интересовал. Важно, что трое против четверых – это справедливый расклад с предоставлением форы ничего пока не подозревавшей компании. Выбрав более слабого противника, Ксенофонт попросту перестал бы себя уважать. Он был воином, а не налетчиком, криминал презирал. Важно и то, что все четверо подходили как по возрасту (а значит, выросли в ту же эпоху, что и Серега), так и по физическим параметрам. Парни выглядели в меру запущенно, чувствовалось, что они пытаются поддерживать нужную форму и умеют дать сдачи.

– Здравствуйте, граждане! – полуофициально обратился к ним Ксенофонт, первым подойдя к их столику.

Все четверо, как по команде, настороженно уставились на незваных гостей.

– Здоровей видали! – дерзко ответил самый поджарый и нахальный. – Чего хотел?

Похоже, это были гопники из Юдино. Тем лучше. Уличную шпану Серега «любил» не меньше, чем представителей преступных группировок из прошлых времен.

– Про режим самоизоляции что-то слышали? – невозмутимо задал вопрос Ксенофонт. – Почему не сидите дома? Почему находитесь в зоне отдыха без уважительной причины?

– А че, мы одни такие, что ли? – подал голос вертлявый паренек, который все крутил головой по сторонам, как дрозд. – Вон, смотрите, сколько народу!