Литмир - Электронная Библиотека

Добиться в жизни… Нет, не счастья, об этом человек не думает, и я никогда не думал, и до сих пор не понимаю окончательно этого слова – счастье. Результата! Счастье – это производное состояние. Результат твоего стремления к цели дает тебе ощутить кайф от жизни, от проделанной работы. И чем выше цель, чем труднее было ее достичь (а высокие цели всегда достигаются с трудом), тем полноценнее плод – радость. Счастье. В этом ощущается чувство собственного достоинства, чувство того, что ты – человек. Во что бы то ни стало добиться результата! Маленькие шаги рождают большие пути. Но прежде – цель, прежде – уметь заглянуть в будущее через свою мечту, а потом идти только вперед, неукоснительно внимая голосу сердца.

Но тут важно правильно расставить приоритеты и определить нравственную полярность пути. Опять эти приоритеты Горского…

Глава третья

«Теремок»

И вот я стою у железной двери спортивного зала, где проходят тренировки по волейболу, на пороге своей новой жизни.

Это было осенним темным вечером. Все светлое и лучшее зарождается темными вечерами, когда жизнь входит в осеннюю фазу, когда все вокруг увядает, когда промозгло внутри и дожди без конца льют и льют, как слезы из глаз плачущего неба; когда заблудился в потемках и душа ищет выход к свету, к смыслам; когда сердце жаждет Бога, спасения. Ведь осень – это тоже закат: уходит яркое солнце, тепло, и душа готовится к зимнему сну, предвкушая в мечтах своих новую весну. На закатах приходят рассветные мысли, за спиной остается дневная суета, в сердце освобождается место для новой мечты, чтобы, забыв о неудачах и тревогах прошедшего дня, завтра начать все сначала. Ставя точку в пройденном пути, мы тут же выводим заглавную букву будущего дня, наполненного радостными встречами и любовью.

У серой двери, ведущей в рай – спортивный зал с обшарпанными стенами и разметкой восемнадцать на девять метров, – стали собираться подростки, местные волейболисты. Я волновался и переживал. Волейболисты! Кто они? Городской волейбол в сравнении с нашим деревенским – это небо и земля. Хотя он и был у нас в поселке любим всеми от мала до велика, все же это был «провинциальный волейбол» – больше как добрый веселый досуг, чем спорт как таковой. В деревне все такое, как будто слегка недоделанное, с печатью культурного несовершенства. Но «провинциальное» не означает «плохое». В провинциальности нет завершенности, и от этого она – как любимая старая игрушка для ребенка, который предпочтет вырезанную из полена саблю новенькой яркой вещице. Он схватит ее жадно ручками, повертит, повертит – и сломает, и выбросит. А с деревянной будет ходить днями, не выпуская из рук. И не заснет без нее. Потому что эта странная примитивная игрушка содержит в себе огромную созидательную силу, потенциал, дающий пищу для воображения и мысли. Несовершенный образ в наших руках дарит нам возможность стать творцом, рождает желание сделать лучше: найти, создать, изменить, построить – довести до конца. Победить!

Поэтому все деревенское и сельское, со всей своей покосившейся жизнью, кривыми заборами и некрашеными избами, нашему сердцу ближе и милее. Потому что здесь каждый чувствует себя творцом. Человеком.

Из провинций выходят все покорители, все Александры Македонские – завоеватели мира. Все они – деревенщина, осаждающая города и завоевывающая их сокровища. Это варвары, претендующие на место под солнцем. Они приходят со степей и дремучих лесов, где все сурово и аскетично, но безгранично и абсолютно; где деревенская ребятня – провинциалы с обочины цивилизации – воспитывается в условиях дефицита и непорочной бедности. Но, вскормленные бескрайней свободой, парным молоком и небом, с ветром и солнцем на «ты», они приходят и покоряют миры. И забирают себе все лучшее.

Деревня – это земля и трава. Ляжешь на травку, и небо видится ясно, а звезды мерцают, переливаясь, – о, как они прекрасны! И хочется научиться летать, глядя в бескрайние эти просторы. И облака в небесной дали как барашки пасутся, и солнышко светит, речка, мостик без одной доски посередине – и жить хорошо, и жить хочется!

А вышколенное городское, само себя небом назвавшее, – совершенное и во всем завершенное, а значит обесцвеченное, обезжиренное, от переизбытка безвкусное, потерявшее соль и суть. Начисто вымытое; комфортное; постоянно капризное; самолюбивое; брезгливое; о себе слишком возомнившее – всегда со временем подгнивает, ничего кроме себя не видит, поэтому высушивается и остывает. Умирает.

Но. Справедливо будет сказать, что понятия «город» и «провинция» не сводятся только к пространственным и административным границам. «Провинция» и «город» – категории, применимые ко всему, что можно поделить на совершенное, элитарное и несовершенное, «маргинальное». Даже внутри одного человека можно отыскать «город» и «деревню» как два полюса необходимых друг другу сил, рождающих желание совершенствоваться. Завоевывать. Провинциального в большом городе не меньше, чем в деревне, и элитарного – в маленьком городе. И зазнобистого в деревне тоже не меньше: местные князьки, мнящие себя элитой в маленьких городах и селах, более выразительны в отрицательных качествах. И в городах есть свои «деревни» – некая часть несовершенного, цивилизацией забытого, жизнью обделенного…

В нашем поселке волейбол всегда был в почете. Традиция зарубаться на площадке девять на восемнадцать – это мне еще дед рассказывал – была у наших мужиков главным спортивным развлечением. Это стало чем-то вроде церковных ритуалов – духовными скрепами тогдашнего советского общества, деревенской общины. Особенно майскими и июньскими вечерами, когда ночи были белыми, все мужское население после трудов своих собиралось у сельского клуба, где были вкопаны два столба и висела сетка. Играли пятью-шестью командами на вылет до самой ночи, устраивая шумные баталии с кожаным, со шнуровкой сбоку, не очень круглым мячом. Играли все. Какой это был волейбол? Замечательный: веселый, азартный, любимый, родной – народный.

Отец начал брать меня с собой на игры, когда я еще и в школу не ходил. А как подрос, стал ездить с ним и на соревнования: каждый год в райцентре проходила спартакиада, где наши мужики соревновались с другими поселковыми командами. Волейбол у нас тогда в стране был как шахматы: кем бы кто ни был – играть умели все. Два раза в неделю всю осень, зиму и весну наши мужики собирались на состязания в школьном спортивном зале, и батька мой был одним из первых. А позже, когда мой рост достиг нужной высоты, я тоже стал участвовать в этих соревнованиях. Потом играл за район: и в юношеских, и в мужских составах. Мне казалось, что у меня получается очень хорошо, и я не стеснялся мечтать о самых больших высотах.

Но с первых дней учебы в спортивном техникуме я сразу понял, что хоть и играл в волейбол с детства, но все же уровень питерских спортивных школ был совершенно другим в сравнении с провинциальным волейболом. Поэтому при встрече в «теремке», как мы называли наш техникум, с местными волейболистами – преимущественно из клуба «Экран» – сразу осознал весь масштаб пути, по которому мне предстоит пройти, чтобы обрести должный уровень.

А спортсмены, которых я встретил у двери в зал, где проходили занятия волейбольной школы, куда я пришел записываться (в сорока минутах езды на электричке), были волейболистами чуть другого формата, чем «экрановские», городские товарищи по учебе. Здесь занимались представители той самой «золотой лиги», которые именуются «великими» и «элитой элит», – моя любимая провинция.

Представителя такого великого волейбола – воплощенную идею этой игры – я впервые встретил в «теремке» двумя неделями раньше. Это оказался не обыкновенный волейболист – это был феномен, особая порода. Когда ты заглядываешь в горнило идеи и смысла какого-либо явления, в самую его суть, всегда можно обжечься от прямого попадания энергии. Вот и я чуть не обжегся от этого излучения, увидев столп всех смыслов не только волейбола, но и мирового спорта в целом.

6
{"b":"869215","o":1}