Все эти сложности, которые стоили немалых усилий, а также и средств, призваны были отвлечь шведов от другого удара, на Гельсингфорс. Сто двадцать галер и часть русского Балтийского флота, в том числе восемь пароходов, отправят десант к крупнейшему финскому городу. Командовать сначала двенадцатитысячной усиленной дивизией, а после

сорокапятитысячной армией будет генерал-аншеф Захар Чернышев, а его заместителем станет генерал-поручик Александр Суворов. Томас Демику лично ходатайствовал императору, а до того генерал-фельдмаршалу Румянцеву, о назначении командующим именно Суворова, но не вышло. И, как понимал Томас, у Суворова лишь один шанс пробиться в ближайшее время в военную элиту — это проявить себя в предстоящей операции. В авангарде, который должен будет захватить Гельсингфорс, будет идти Александр Васильевич Суворов. Некогда неисполненный приказ притормаживает рост Суворова в чинах бывшего когда-то самым молодым генералом.

И вот все началось.

— Господин командующий, приходят сведения об отражении первого штурма на линии от озера Сайма на Вильмандтранд. Неприятель опрокинут и проводит перегруппировку, — докладывал генерал-майор Николай Васильевич Репнин.

— Николай Васильевич, вы же знаете, что это только начало, — буднично сказал Демику, при этом его правая нога чуть было ни дёрнулась, чтобы бежать туда, где сейчас идут кровопролитные бои.

— Будет ли мне позволено, генерал-аншеф, высказаться, — спросил адъютант командующего.

— Слушаю вас, генерал-майор, — заинтересовался Демику.

Князя Николая Васильевича Репнина Демику считал тем самым русским офицером, который готов встретить врага на авось и с Божьей помощью разбить, не имея четкого плана, вычислений, измерений силы и средств неприятеля. И в этом своем убеждении генерал-аншеф полностью согласен с Петром Александровичем Румянцевым. Именно Румянцев даже не приказал, а попросил Томаса Демику научить, хоть в какой-то доле, Репнина педантичности и исполнительности. Генерал-фельдмаршал, считал, что Николай Васильевич способен стать отличным командующим не только вверенной ему дивизии, но и более крупными подразделениями [Томас Демику отличался такой педантичностью и прямолинейностью исполнения приказов, что, когда ему приказали вернуться с разведки без потерь и считать это главным, он разведку не провел, так как без боестолкновений обойтись не получалось. При том, вплоть до своей гибели, демонстрировал уникальную организованность и храбрость, граничащую с безрассудством].

— Я считаю, — начал высказывать свое мнение Репнин, — Что нам необходимо в скором времени, после третьего или четвертого штурма откатиться на вторую линию, при этом заранее завести как можно больше войск в крепости Фридрихсгам и Вильманстранд. Когда неприятель завязнет под Выборгом, мы ударим по нему резервами и захлопнем ловушку вылазками из крепостей, — сказал Репнин и посмотрел на командующего.

— Интересные соображения, Николай Васильевич, и даже не буду сразу их отвергать. Но мы, прежде, чем создавать подобную диспозицию, обязаны знать о неприятеле абсолютно все на расстоянии до шведской крепости Товастгус и Нейшлот. Потому как наиболее слабым заслоном станет вылазка из крепостей, и уже наши твердыни окажутся в невыгодном положении.

— Спасибо, что выслушали, господин командующий, — сказал Репнин и Демику не услышал, но почувствовал нотки обиды.

Что ж, пускай обижается, но непроверенную и неподготовленную операцию, которая может поставить под угрозу потери двух ключевых крепостей, генерал-аншеф проводить не станет. Тем более тогда, когда все расчеты сделаны и через несколько дней начнется ключевая фаза не только в затянувшемся сражении, но и, вероятно, во всей войне. Суворов должен начать грузиться на корабли и устремляться от Ревеля к Гельсингфорсу.

* * *

Мариенбург

29 сентября 1762

Король Пруссии Фридрих шел в свои комнаты в старинном замке, который некогда построили славные рыцари-крестоносцы. Мариенбург был той крепостью, откуда вдоль всей Балтики шло сложное героическое покорение славян и балтов. И теперь Мариенбург символизирует все то, что случилось в этом регионе. Полуразрушенная крепость, как и полуразрушенное влияние германцев на регион. И это случилось при нем, — короле, при котором звезда Бранденбургского дома засияла.

По Аахенскому миру и ряду дополнительных договоров с Россией, королевским министрам и дипломатам удалось отстоять поселения восточнее Вислы. Фридрих отказывался думать, что это племянник «подарил» эти земли.

И Фридриху и русскому императору пришлось надавить на Польшу, чтобы поляки не противились потере своих земель и, главное, Гданьска. Взамен, для видимости справедливости, Россия урезала свои владения в Восточной Пруссии и отдала незначительные площади земли полякам, при немалой компенсации от германцев Российской империи в три миллиона полновесных русских рублей. Для России эти деньги были незначительными, но свою долю в полтора миллиона рублей министры Фридриха наскребали, как русские говорят «по всем сусекам».

Ранее Мариенбург, насколько это было возможным, преобразили, обустроив шесть комнат для жизни короля. Эту крепость выбрал прусский король, чтобы находится рядом со своим войском и для того, чтобы готовить атаку на русских.

Фридрих не хотел этой войны, как это не странно звучит, так как реноме короля таково, что он всегда хочет только одного — воевать. Злые языки говорят, что он еще хочет компании своих рослых со смазливыми лицами барабанщиков, но это досужие сплетни.

Русского медведя желают лишить когтей и клыков. Это возможно, если согласованно, всем вместе, в едином порыве, бить русских. Но не так действовать, когда шведов подставляют на убой, в то время как Австрия только и занята, что обсуждает отсрочку свадьбы Карла Иосифа и Анны Петровны. Фридрих не хотел быть застрельщиком, он хотел прибыть на дележ русского пирога, когда медведь будет уже на издыхании. Добить зверя, но не сражаться с ним лицом к лицу.

Воевать с русскими, когда они в силе? Эту забаву король Пруссии повторять не желает. Тем более, когда приходят весьма неутешительные сведения о том, что Россия обладает новыми видами вооружения. Те четыре выстрела в минуту, которыми кичится прусская армия, ничто в сравнении с возможностями со штуцерным ружьем русских. Еще более десяти лет назад прусским шпионам удалось раздобыть револьверы, которые уже на вооружении всех крупных армий Европы. И это оружие казалось чудовищным. Сейчас же на поле боя можно выставлять даже необученных новобранцев, и они смогут создать плотность огня, сопоставимую с той, которую демонстрируют лучшие прусские егеря и гренадеры.

Но политика — она жесткое явление, но менее злое, чем экономика. За последние десять лет Пруссия, вычерпывая все силы на строительство новой армии и ее оснащение, все больше обращалась за помощью к Англии. В итоге прусская финансовая система стала зависима от английских дотаций.

Не то, чтобы Пруссия превратилась в вассала островитян, но нужно не менее пятнадцати миллионов талеров, чтобы выплатить все кредиты и выгнать английских банкиров из страны. Да и зачем? До недавнего времени все всех устраивало, а заморские банкиры не давили на правительство Фридриха в вопросе выплат. Английские политики так же ничего сверх невыполнимого и невыгодного не требовали. Все шло в русле учета взаимных интересов.

— Как? Как этот русский может чувствовать прусскую душу? — сокрушался Фридрих.

Уже в двадцатый, или больше, раз король слушал произведение, которое в Пруссии называли «Полет Валькирии». Только лишь неделю назад музыканты прусского короля изучили произведение, которое было написано русским императором. А еще Фридриху понравились три марша, которые… тоже были из России.

— Он не может быть немцем, он русский, но… предатель! — продолжал эмоционально высказываться Фридрих.

— Ваше Величество! К Вам просится подполковник квартирмейстерства Мильх, — прервал короля слуга.