Отсутствие змея чувствовалось так остро, тишина сдавливала каждую мысль, прессовала её под тревогой, так что на поверхности оставались только самые яркие эмоции: страх от незнания и чувство опустошения.

– Хватит бояться, Сон Йонг, – отругала Йонг себя и вскинула голову. Тошнота, последовавшая за её воспоминаниями в настоящее, подступила к горлу, пришлось замереть и ждать, когда бахвальство победит страх. Ты сама всё сотворила. Тебе и расхлебывать.

Она поджала губы, глубоко вздохнула и вышла из заброшенного дома на улицу, под яркий солнечный свет. Сквозь белый снег перед глазами проступили силуэты людей: Рэвон отдавал приказы нескольким иноземцам, одетым в зимние плащи воинов Империи, Хаджун осматривал лошадей, где-то недалеко ходила Харин, кажется. Посреди широкого двора храма Воды Йонг окружали гружёные телеги с припасами и запряжённые кони. Откуда это всё?..

– Где вы достали лошадей и еду? – первым делом спросила Йонг. – И, святые духи, оружие?

В телегах были ржавые мечи и кольчуги, вилы, кочерги, какие-то тряпки, мешки с рисом. Команда, выросшая для Йонг в одно мгновение из трех человек до небольшого отряда, способного стать новой Чешуёй [30] драконьего войска, грузила провизию, перебрасывалась фразами на ёнглинъ, смешанном с португальским… Вела себя так, словно работает в таком составе не первый день.

Иноземцы, бывшие узники безымянной тюрьмы, вскинули головы. Кто-то смотрел на Йонг равнодушно, кто-то, чьё лицо она смутно помнила по ночи, проведённой в стенах крепости, радушно ей закивал, даже поклонился. Что происходит?..

– Сыта-голь! – позвал Хаджун радостным голосом и в два шага оказался рядом с растерянной Йонг. – Вы долго спали.

– Как долго?

– Пять дней, – ответил неожиданно возникший за спиной Рэвон. Он махнул рукой на воина, и тот, стушевавшись, отошёл в сторону. Ему тут же нашли работу: кто-то из иноземцев протянул Хаджуну обломок копья, который он понёс к другим пожиткам в одной из трёх телег.

– Ты приказываешь моему человеку? – нахмурилась Йонг. Рэвон смотрел на неё сверху вниз и кривил губы в недовольной, почти злой гримасе. – Как ты можешь, Хаджун тебе не подчиняется, он…

– Делает, что я говорю, уже пятые сутки, – оборвал сонбэ. – С тех пор, как одна упрямая госпожа из Священного Города уснула после разрушения целой крепости, мне пришлось в одиночку решать, что делать с твоим человеком и всеми этими, – он махнул рукой в сторону иноземцев, – людьми. И знаешь что? Если бы не твои выходки, мы бы не попали в такую ситуацию.

Йонг вскинула голову, впиваясь в сонбэ такими глазами, что, будь она Драконом, смогла бы сжечь его на месте.

– Не надо давить на совесть, Рэвон-сонбэ, – прошипела она. – Я знаю, что натворила, и признаю, как была опрометчива, но вешать на себя все беды не позволю. Ни тебе, ни другим.

– Неужели? – выдохнул Рэвон в ответ. – Все эти люди, – он снова кивнул на португальцев, – пошли за тобой, потому что ты пообещала им горы золота, голову короля над вратами Хансона и духи знают что ещё! И ты убила всю тюремную стражу!

– Не тебе обвинять меня, сонбэ! – вспыхнула Йонг. – Ты убивал виновных и невинных, на своей и чужой стороне, а те люди, что сторожили безымянную тюрьму, предали нас, сдали Империи! Я не больше тебя сожалею о том, что случилось, но что сделано, то сделано!

Воздух между ними так накалился, что готов был растопить снег под ногами. Рэвон смотрел на Йонг зло – нет, встревоженно, словно прямо на глазах она превращалась в чудовище. Йонг вспомнила, что сонбэ звал её, пока она разрушала казарменные стены и ползла, точно зверь, по остывающим трупам. Сколько их было, Сон Йонг? Двадцать? Пятьдесят человек?

Так ли важно количество, если убийство как таковое уже свершилось и отнятые жизни теперь не вернуть?..

Был бы Нагиль рядом, сказал бы, что в свершившемся нет вины Йонг? Или смотрел бы на неё так, как глядел теперь сонбэ, боясь найти в её взгляде зверя? У Йонг не нашлось ответов, и страх оказался сильнее её убеждений в собственной правоте.

– Великие Звери, – выдохнула она, опуская голову. Гнев стих так же быстро, как поднялся волной со дна дань-тяна. – Я оправдываюсь, ровно как ты, сонбэ. Это неправильно, я не должна так думать.

– Ну, – протянул Рэвон, вдруг меняя настрой вслед за Сон Йонг, – зато теперь я могу надеяться, что ты будешь понимать меня лучше и не вешать на меня все грехи человечества.

Слушавший их разговор Хаджун поморщился и отвернулся, едва понял, что Йонг смотрит в его сторону. Даже если он исполнял приказы Рэвона, доверять ему так и не научился. Правильно, думала Йонг, высматривая за припорошёнными снегом высохшими деревьями незамерзающий пруд в центре двора. Сейчас Рэвон-сонбэ был на их стороне, но его планы могут смениться, точно ветер.

– Закончим препираться на этот раз, – успокоилась Йонг. – Расскажите, наконец, какой у нас план и откуда у вас все эти вещи.

Пока Рэвон отдавал приказы их небольшому отряду, пока остальные грузили вещи в телегу и запрягали лошадей в путь, Йонг наблюдала за иноземцами. Рэвон объяснялся с ними на дикой смеси ёнглинъ и чосонского, они понимали через слово и отвечали будто невпопад. В странных разговорах помогал только тон: Рэвон говорил твёрдо, жёстко, даже если не ругал, а просил о чём-то. В его манере держаться рядом с пусть и не совсем подчинёнными, но людьми, исполняющими указания, Йонг угадывала манеру Нагиля.

Должно быть, младший брат перенял это у старшего. Или старший стремился походить на младшего.

Поняв, что сравнивает их не к месту, осознав, что при мысли о Нагиле сердце сжимается в тисках тоски, Йонг моргнула и пошагала к телеге Хаджуна. Тот стоял рядом с двумя португальцами и на пальцах пытался рассказать о дальнейшем пути.

– Сыта-голь! – выдохнул он с облегчением. – Объясните им, что мы не можем тащить на трёх лошадях четыре телеги, тем более через горы!

Йонг взглянула на иноземцев, узнавая в них тех, с кем разговаривала тогда у тюремных камер. Они кутались в зимние плащи воинов Империи, которые попросту стащили с мёртвых тел, но выглядели точно так же, даже грязнее пожалуй. Долгие дни они шли и шли, потея, без возможности где-то помыться, и теперь стекающая с лиц вместе с потом грязь превращала их в замарашек.

– Вы же знаете чосонский, зачем мучаете его? – спросила Йонг, щурясь. Иноземец, что говорил с ней прежде, усмехнулся, в отросшей бороде потерялась его кривая улыбка.

– Ай, бэла, зачем выдаёшь нас! Твоя наморада [31] молчала, а ты… Тц, плохой из тебя шпион выйдет, бэла.

Хаджун вспыхнул, покраснел до кончиков ушей.

– Да вы же!.. Вы! – Он повернулся к Йонг, но та, к огромному своему сожалению, не смогла сдержать улыбки, и воин это заметил. – Сыта-голь! Это бесчестно!

– Дикурэ [32], ра Хаджун, – засмеялась она в голос. – Прости, это в самом деле несправедливо, и я прошу прощения за них.

Хаджун переводил обиженный взгляд с неё на иноземцев, теперь не скрывающих издёвки, и обратно. Потом закатил глаза и выругался.

– Хаджун!

– Дикурэ, сыта-голь, – язвительно повторил он вслед за Йонг. – Это ваши люди, разбирайтесь с ними сами.

И он зашагал, сердито втаптывая снег, к Рэвону. Йонг покачала головой, испытывая невольную, непрошеную радость напополам со смятением. Теперь всё, что она ощущала, делилось поровну на две равноценные и противоположные эмоции. Радость от того, что всё ещё может смеяться, и неуверенность в том, позволено ли ей это. Убийца и зверь не может испытывать счастья.

– Так что, бэла, теперь ты, наконец, поведёшь нас? – спросил иноземец, вырывая Сон Йонг из невесёлых мыслей. Она моргнула.