Жатвенные наборные серпы — преимущественно кремневые, с одним зубчатым или просто ретушированным краем. Вкладыши неправильной прямоугольной и реже — сегментовидной формы вставлялись в деревянную или костяную оправу изогнутой формы. Их рабочий край от употребления заполирован. Наряду с отмеченным типом жатвенного орудия в центральнозакавказской группе энеолитических памятников присутствует и другой по характеру оформления рабочего края тип серпа. Довольно четкое представление о нем дает почти полностью сохранившийся экземпляр такого жатвенного орудия, обнаруженный на поселении Шомутепе. Это серп с деревянной, несколько изогнутой основой. В Шомутепе найдена и костяная (из нижней челюсти быка) основа такого серпа. В пазы обоймы под углом были вставлены вкладыши, образовавшие крупнозубчатый рабочий край орудия (табл. XXXV, 13). В обойме (длина 16,8 см) сохранились три из четырех вкладышей: два кремневых отщепа и обсидиановая пластинка, сколотая с призматического нуклеуса (Нариманов И.Г., 1964, с. 283). Они были укреплены в пазу с помощью битума или озокерита (горный воск, как его иногда называют) — продукта естественного выветривания нефти. Вкладыши таких серпов с характерной для них угловой заполировкой и следами битума-озокерита (табл. XXXV, 9-12), кроме Шомутепе, найдены еще в Тойретепе I, Бабадервише, Шулаверисгора и других раннеземледельческих поселениях Центрального Закавказья (Коробкова Г.Ф., Эсакиа К.М., 1979, с. 59). В Шулаверисгора они собраны в верхних разрушенных слоях (Кигурадзе Т.В., 1976, с. 153). Эти серпы представляют, вероятно, один из архаичных типов жатвенного орудия. Во всяком случае, это самые древние жатвенные орудия, известные в Закавказье. И.Г. Нариманов вполне обоснованно сопоставил их с пластинчато-зубчатыми наборными серпами с неолитических и энеолитических памятников Центральной и Юго-Восточной Европы (Нариманов И.Г., 1964, с. 284–286).
На широкое развитие каменной индустрии указывают и найденные на поселениях Центрального Закавказья каменные утяжелители для палок-копалок (табл. XXX, 7; XXXI, 11–13), зернотерки (табл. XXX, 5; XXXI, 15–16; XXXII, 1–3; XXXIII, 3–4), терочники, песты, ступки (табл. XXXIII, 6), наковальни, шлифовальные камни, а также долота и топоры. Среди последних преобладают подшлифованные клиновидные топоры (табл. XXX, 6; XXXI, 5–9; XXXIII, 1, 2), но имеются и топоры в виде молотов с желобчатым перехватом (табл. XXXIV, 13). Ряд предметов указывает на развитие техники сверления камня. Так, в Шулавери и Арухло I найдены тесловидные орудия с двусторонним сверлением (табл. XXXI, 8, 9), а также навершия булав (табл. XXXIII, 5). В Храмис Дидигора обнаружена сланцевая мотыжка, оббитая с двух сторон по краям. Она пока не опубликована.
Обращает на себя внимание почти полное отсутствие в рассматриваемых памятниках такого обычного для древности предмета, как наконечники стрел. Отметим двусторонне обработанный обсидиановый наконечник стрелы, происходящий из нестратифицированных слоев Имирисгора (Кигурадзе Т.В., 1976, с. 155, табл. 26, 12). Единичные экземпляры наконечников стрел треугольной формы с прямым основанием, найденные в Цопи, как и отдельные микролитические орудия этого комплекса в виде сегментов, считаются случайными типами в каменном инвентаре памятника (Коробкова Г.Ф., Эсакиа К.М., 1979, с. 52). В неолитических памятниках Кавказа наконечники стрел есть, но они представлены единичными экземплярами. На раннеземледельческих поселениях Ближнего Востока наконечников стрел нет совсем или они встречаются крайне редко, но там в большом числе находят глиняные снаряды или (реже) круглые камни для пращи. Поэтому предполагается, что лук там был заменен пращой (Чайлд Г., 1956, с. 345). К тому же выводу приходят исследователи применительно к Северо-Западному Кавказу неолитической эпохи (Формозов А.А., 1965, с. 58). Для энеолитических памятников Закавказья также характерна праща — глиняные, а чаще каменные снаряды для пращи обнаружены на многих поселениях, особенно в Шомутепе, где только близ одного из помещений находилось скопление 155 таких снарядов (Нариманов И.Г., 1965а, с. 49).
Таков в целом характер каменного инвентаря раннеземледельческих памятников Центрального Закавказья. Если мы обратимся к соответствующим таблицам, иллюстрирующим комплексы инвентаря последовательных ступеней развития квемо-шулаверских поселений, то увидим, что между каменным инвентарем, допустим, Шулаверского поселения, характеризующего ступени I–II шулавери-шомутепинской культуры (периодизация Т.В. Кигурадзе), и позднейших слоев Имирисгора (ступени III–IV той же периодизации) нет в общем сколько-нибудь существенной разницы. Т.В. Кигурадзе, тщательно изучивший эти комплексы, находит, однако, некоторые различия в каменном инвентаре и других категориях материала в каждой из выделяемых им ступеней развития этой культуры (Кигурадзе Т.В., 1976, с. 157–164). Заслуживают внимания, например, его наблюдения над тем, что вкладыши серпов с угловой заполировкой шомутепинского типа появляются на III ступени, что микролитических орудий (трапеций и сегментов) нет в памятниках ранних ступеней и что они в небольшом количестве встречаются только на поселениях IV–V ступеней. Интересны выводы Т.В. Кигурадзе о том, что на отдельных памятниках (Храмис Дидигора) многочисленны каменные полированные орудия, в основном топоры, что с развитием культуры растет процент сверл и особенно долотовидных орудий и вкладышей серпов, что на первых трех ступенях заметно преобладают пластины, а на пятой-уже отщепы и т. д. Безусловно, эти наблюдения очень интересны и важны, но обобщать их применительно ко всему материалу памятников Центрального Закавказья в настоящее время представляется несколько преждевременным. Ведь каменный инвентарь квемо-шулаверских поселений, как было отмечено выше, весьма близок (с точки зрения техники производства, набора орудий, количественного соотношения обсидианового инвентаря и т. д.) соответствующему комплексу Арухлинского поселения и энеолитических поселений на территории Западного Азербайджана. Именно на этом основании, кстати, Т.Н. Чубинишвили и Л.М. Челидзе полагают, что нельзя считать Шулаверисгора памятником более ранним, чем Арухло I (Чубинишвили Т.Н., Челидзе Л.М., 1978, с. 66).
Можно, следовательно, уверенно констатировать, что многочисленные и разнообразные изделия из обсидиана, кремня и других пород камня, представленные на раннеземледельческих поселениях Центрального Закавказья, характеризуются в общем единством. В составе этого инвентаря имеется значительная серия орудий довольно архаичных форм. При их сравнительном анализе исследователи обращаются, как правило, не к синхронным комплексам, например, Месопотамии, а к таким более ранним памятникам, как Али Кош в долине Дех Лурана (Иран), Джармо в Иракском Курдистане, Чатал-Гуюк в Южной Турции, Вейда в Иордании (Кигурадзе Т.В., 1976, с. 158–160). Известно, что в комплексах хассунской и тем более халафской культур (VI–V тысячелетия до н. э.) Ближнего Востока почти нет многих названных орудий, в таком большом количестве присутствующих на раннеземледельческих поселениях Центрального Закавказья. Это обстоятельство следует признать одной из выразительных особенностей данной группы энеолитических памятников Южного Кавказа.
Костяной инвентарь. Следующую категорию инвентаря памятников Центрального Закавказья составляют изделия из кости и рога. Среди них имеются орудия труда, различные бытовые и единичные культовые предметы. Наиболее распространенными костяными орудиями здесь, как и на многих других раннеземледельческих памятниках широкого ареала, являются шилья, проколки, лощила, мотыги. Изготовление этих орудий и других костяных предметов практиковалось на каждом поселении. Установлено, что на отдельных из них, как, например, в Шомутепе и Имирисгора, была высоко развита обработка кости. Так, в Шомутепе обнаружено множество разнообразных костяных и роговых предметов, в том числе основы серпов. Кроме обычных шильев, проколок и мотыг (табл. XXXV, 18–29), в шомутепинской коллекции представлены иголки с ушком и несколько искусно сделанных ложек (Нариманов И.Г., 1965, с. 50), близких по форме и размерам соответствующим предметам с древнейших раннеземледельческих памятников Ближнего Востока, в частности из Чатал-Гуюка (Mellaart J., 1967, р. 98–102). Отметим, что подобные костяные ложки найдены также на квемо-шулаверских поселениях (табл. XXX, 37), в комплексах первых трех ступеней (Кигурадзе Т.В., 1976, с. 157–158). К категории интересных находок относятся костяные антропоморфные фигурки. Одна такая фигурка, изображающая женщину с подчеркнутой талией, обнаружена в Шомутепе (табл. XXXV, 30), а другая, тоже женская, — в верхних разрушенных горизонтах (IV–I) Имирисгора. Последняя фигурка фрагментирована и до сих пор не опубликована (Отчет Квемо-Картлийской археологической экспедиции, 1975, с. 208).
