Необходимо отметить, что на ряде этих памятников встречены интересные бытовые конструкции. Так, в Угольново I обнаружены две хозяйственные ямы, в Петрушино — наземное жилище размерами 6,7×3,6 м, кострища, хозяйственные ямы, большая яма размерами 3,5×2,5 м, глубиной 1,4 м неизвестного назначения, в Совке III исследована часть ямы, заглубленной в материк на 0,45 м, в Саурово VIII — остатки очага и две хозяйственные ямы.
Перед анализом инвентаря поздних памятников бутовской культуры хотелось бы остановиться на некоторых общих вопросах. Внутренние связи отдельных производственных (и, вероятно, социальных) групп населения, оставившего эту культуру, еще на ранних этапах ее развития не были достаточно прочными для того, чтобы население могло консолидироваться в прочную социальную организацию крупного размера. По-видимому, люди жили отдельными небольшими социально-производственными коллективами, связи между которыми были непрочными, периодическими.
Под давлением иеневской культуры бутовское население распалось, вероятно, на несколько изолированных групп. Часть их, видимо, даже покинула Волго-Окский бассейн, свидетельством чему являются факты появления типичных бутовских элементов в других, соседних регионах. Таковы памятники с бутовскими элементами в бассейне Сухоны (Ошибкина, 1983) или Боровичская стоянка в Новгородской обл. (Зимина, 1975), таковы памятники с постсвидерскими наконечниками стрел в Среднем Поволжье.
В самом Волго-Окском междуречье образуется несколько изолированных групп населения. Нельзя сказать, что все эти группы существовали одновременно. По-видимому, после прихода иеневского населения реально можно выделить четыре группы бутовской культуры: мещерскую, представленную стоянками Микулино, Петрушино и некоторыми другими, переславскую, в которую входили памятники Ивановского и Берендеевского торфяников, группу в окрестностях Костромы со стоянками Некрасово, Саметь и др., нижнеокскую, наиболее ранним памятником которой была стоянка Новошино.
Перечисленные группы отличаются друг от друга не только географическим расположением. Разумеется, у них существуют и общие черты. Эта общность выражается в характере раскалывания кремня, в сходстве форм нуклеусов, в использовании ножевидной пластины в качестве основной заготовки. Главные формы нуклеусов — коническая и призматическая — уже существовали в раннебутовских стоянках. Однако новым на поздних этапах бутовской культуры является стабилизация техники скалывания правильных ножевидных пластин и как следствие этого получение значительного числа высококачественных заготовок, включая микропластины. Общим для всех позднебутовских стоянок является и использование основных типов вторичной обработки — крутой и пологой, а иногда и плоской ретуши. Отличие некоторых групп проявляется здесь в освоении отдельными коллективами техники шлифовки крупных рубящих орудий, тогда как другие группы не сумели освоить этот прием.
Общность всех стоянок проявляется и в распространении повсеместно некоторых категорий орудий, таких, как концевые и подокруглые скребки, угловые резцы, вкладыши, ножи, скобели, симметричные проколки и сверла. Все эти формы обрабатываются в основном техническими приемами, характерными уже для ранней бутовской культуры. Сохраняются и основные формы наконечников стрел — иволистная и черешковая — с сохранением постсвидерской технологии их изготовления. Полностью исчезают свидерские и аренсбургские типы наконечников.
Существуют, однако, и инновации, которые порой имеют специфический для каждой группы характер. Среди таких инноваций прежде всего нужно отметить геометрические формы орудий. Но эти последние не получают повсеместного распространения. Так, в мещерской группе представлены прямоугольники — вкладыши с затупленными концами и краем. Они изготавливались на правильных ножевидных пластинах путем использования очень мелкой крутой ретуши.
В этой же группе часто встречаются вкладыши с затупленным краем и одним затупленным концом. Не вполне ясно порой, была ли это самостоятельная форма (в этом случае их можно считать прямоугольными треугольниками), или это обломки уже указанных прямоугольников. В отдельных памятниках этой группы есть мелкие симметричные трапеции, полученные той же техникой.
Однако в соседней нижнеокской группе прямоугольники настолько редки, что их можно считать заимствованием из мещерской, а трапеций нет совсем. В то же время в нижнеокской группе рано появляется техника шлифовки. В других же группах геометрических орудий, как, впрочем, и шлифовки, нет совсем, что отделяет эти памятники от стоянок бассейна Оки. Но и между ними есть различия: в волжской группе есть рубящие орудия, тогда как в переславской группе их нет. Почти нет рубящих орудий и в мещерской группе.
На следующем хронологическом этапе сохраняется бутовское население в районе Мещеры. Оно представлено теперь памятниками типа стоянки Совка III. Их отличие от предыдущего этапа в отсутствии прямоугольников и распространении техники шлифовки. Продолжается и развитие нижнеокской группы, которая представлена теперь памятниками типа Угольново I, Велетьминская IX и др. Эта группа отличается распространением типично бутовской формы — острий со сходящимися ретушированными краями, а также дальнейшим развитием техники шлифовки. Костромская группа представлена на позднем этапе памятниками типа Гомониха, характерной чертой которых является развитие рубящих орудий треугольной формы. Ничего пока нельзя сказать о судьбе переславской группы, так как в ней пока известно незначительное число памятников.
Вместе с тем на мезолитической карте заметно расселение бутовской культуры в западном направлении. Так, в бассейне Средней Оки появляется новая группа, представленная стоянками Борки и Шумашь II. Целая серия позднебутовских стоянок размещается и на Верхней Волге, в пределах Калининского Поволжья: это стоянки Соболево V и III, Заборовье II, Култино I и др.
Характерной чертой этих памятников является дальнейшее развитие основных бутовских компонентов при сохранении основных элементов уже известной технологии. Но наряду с этим в составе их инвентарей появляются новые черты, свидетельствующие о более тесном контакте с иеневским населением. Так, в ряде стоянок появляются типично иеневские формы асимметричных трапеций, иногда изготовленных на отщепах (Борки, Шумашь II, Заборовье II). В отдельных стоянках (Култино I) появляются иеневские формы рубящих орудий с перехватом. В остальном каменная индустрия бутовских стоянок мало изменяется.
Хронология поздних этапов бутовской культуры определяется радиокарбоновыми датами стоянок на Ивановском и Берендеевском торфяниках, а также пыльцевыми датами ряда поселений. Эти датировки помещают памятники во вторую половину VII–VI тысячелетие до н. э. Такие даты подтверждаются радиокарбоновыми датировками верхневолжской ранненеолитической культуры, начинающей свое развитие с V тысячелетия до н. э.
Именно верхневолжской культуре дает начало позднебутовская культура. Во всяком случае каменный инвентарь верхневолжской культуры включает значительное число позднебутовских элементов: скребки, резцы, вкладыши, наконечники стрел, ножи и т. д.
Экономический уклад позднебутовских племен базируется на охоте. Население в это время, по данным палеогеографов, жило в густых широколиственных лесах. Основным объектом охоты была, вероятно, лесная фауна — лось, зубр, благородный олень, кабан и др. Стабилизированные формы наконечников стрел говорят о мало дифференцированной охоте в это время, иначе говоря, одни и те же формы наконечников применялись для охоты на всех животных. Широкое распространение, судя по данным трасологического анализа (Жилин, 1986), получило вкладышевое охотничье вооружение. Наличие стоянок небольшой площади (Красново, Пищалкино, Угольново I) говорит об охотничьих экспедициях на относительном удалении от мест основных поселений. Не исключено, что эти мелкие поселения были связаны с временной (сезонной) охотой на один какой-то вид животных, т. е. специализированной охотой. Только на позднем этапе существования бутовской культуры появляются отдельные наконечники с поперечным лезвием, свидетельствующие о появлении особых видов охоты.
