Обойма из фаянса в виде широкой и короткой трубки с тонкими стенками является редкой находкой, но связывается нами с инструментами, а не с украшениями по ряду признаков и наблюдений. Скорее всего, такие предметы были предназначены для охвата деревянных рукоятей ковровых ножей. Аналогии им указать пока затруднительно, помимо предмета, найденного в слое IIа1 Шах-Тепе [Arne, 1945, р. 289, fig. 606], который во всем соответствует изделиям из Сумбарских могильников, кроме орнаментального оформления.
Веретена, от которых сохраняется лишь их неорганическая часть — пряслице, это тоже инструмент. Пряслица строгой биконической формы и изготовлены только из камня, но, видимо, разных пород. Такие предметы широко известны во всех оседлоземледельческих культурах южной зоны. Однако предметы столь строгой формы происходят только из слоев поздней бронзы: они найдены в Маргиане, причем там отличаются кружковым орнаментом [Массон, 1959, табл. XII, 1—5], в Вактрии, где есть и с кружковым орнаментом, и без него [Сарианиди, 1976а, с. 42], в Согде, где также имеются орнаментированные, хотя преобладают гладкие [Аскаров, 1977, табл. XXXIV—XXXV]. Пряслица с кружковым орнаментом встречены в Гиссаре [Schmidt, 1937, pl. XX], в слоях Джхукара памятников долины Инда [Majumdar, 1934, pl. XXXIII] и в Мундигаке IV3 [Casal, 1961, fig. 138]. В дополнение следует отметить наличие неорнаментированных пряслиц совершенной биконической формы в слое Шах-Тепе Па1 [Arne, 1945, pl. XXVI].
Такие пряслица являются довольно определенным показателем принадлежности памятника к эпохе поздней бронзы, поскольку подобные предметы более раннего и более позднего времени отличаются своими пропорциями. Но особенно следует обратить внимание на стеатитовые орнаментированные пряслица, большинство которых происходит с мургабских поселений эпохи поздней бронзы. По-видимому, это изделия одного мастера или группы мастеров, которые не только обеспечили ими женщин своих поселений, но и распространили их по широкой территории. В данном случае пряслица надо рассматривать не только как показатель эпохи, но п как показатель строгой синхронности. Это значит, что слои поселений с такими изделиями, а также с другими, украшенными кружковым орнаментом, как например в Гиссаре IIIВ, следует считать практически одновременными.
Фаянсовые штампы усеченно-конической формы причислены к инструментам. По своему назначению они входят в обширную группу так называемых печатей, широко распространенных на земледельческих поселениях южной зоны в эпоху развитой и отчасти поздней бронзы и употреблявшихся для нанесения орнаментальных фризов с одинаковыми элементами [Хлопин, 1978, с. 33—38]. Эти «печати», которых только на памятниках северной подгорной равнины Копетдага, на землях Древней Бактрии (поселения Дашлы 1 и 3) и Древнего Согда (поселение и могильник Сапалли-Тепе) насчитывается много десятков, были сделаны из бронзы, камня и терракоты. Фаянс как материал для их изготовления восточнее долины Сумбара неизвестен, что заставляет рассматривать поделки из фаянса в качестве влияния какой-то западной индустрии. Следовательно, само их наличие в Сумбарских могильниках не противоречит отнесению последних к эпохе поздней бронзы. Тождественные изделия найдены в слое IIа1 Шах-Тепе, в могиле с разрушенным женским погребением. Кроме усеченно-конической поделки там же были два пирамидальных штампа с изображением крючкового орнамента, напоминающего свастику [Arne, 1945, р. 288, fig. 605].
Обзор инструментов показывает, что среди них есть как широко распространенные типы предметов (ножи с прямым лезвием, спицы, пряслица, штампы), так и специфические для Юго-Западной Туркмении (ножи с коротким лезвием, ковровые ножи). Эти предметы играют роль падежного синхронизатора культурных слоев не только разных памятников одной культуры, но и разных культурных провинций.
Предметы престижности
Из предметов престижности, к которым относятся каменные навершия жезлов или посохов, бронзовые пластинчатые диадемы и широкие бронзовые наручи с орнаментом, только первым двум можно подобрать аналогии в культурах Переднего Востока и Средней Азии; наручи же являются пока уникальными предметами.
Каменные навершия посохов, известны в культурах южного земледельческого пояса достаточно хорошо, но они имеют определенные временные рамки. Так, несмотря на большие масштабы работ, эти предметы не были найдены в слоях развитой бронзы (Намазга V), зато они есть в слоях поздней бронзы (Намазга VI) и раннего железного века (Яз-Тепе I) — обнаружены на Теккем-Тепе [Ганялин, 1956а, с. 73; Щетенко, 1973, с. 485]. Восточнее подгорной равнины такие изделия не встречены, кроме единственного экземпляра в могильнике Тигровая Балка в Таджикистане, где его можно расценивать как далекий импорт [Пьянкова, 1974, с. 178—179]. Но на иранских памятниках они известны: каменные— в слое Шах-Тепе II [Аrnе, 1945, fig. 572, b], бронзовые — в Гис-саре [Schmidt, 1937, pl. LII], медные — в Астрабадском кладе с Тюренг-Тепе [Rostovtzeff, 1919]; аналогичный предмет был найден также в слое VI (некрополь В) Сиалка и относится уже к раннему железному веку [Ghirshman, 1939, р. 48].
Есть и более удаленные аналогии каменным навершиям посохов или жезлов. В сумбарской культуре известно всего 12 наверший (одно — случайная находка, остальные — из погребений), причем только восемь из них можно считать навершиями посохов, а остальные четыре — навершия булав (см. выше). Подобных предметов в Чога-Замбиле при раскопках храма Киририши (Элам) найдено много десятков [Ghirshman, 1966, pl. LVII—LXI], Совпадения между этими изделиями просто поразительные (рис. 12). Во-первых, на обоих памятниках встречены навершия двух цветов — белые и черные (темно-синие). Во-вторых, форма белых наверший бывает двоякая: с валиком и без него на конце шейки; черные навершия в долине Сумбара всегда сферические, но с более пли менее четко выраженной шейкой, а в Эламе они известны и грушевидной формы. В-третьих, совпадают линейные размеры наверший. В-четвертых, отверстие для насадки навершия на посох высверлено так, что в разрезе представляет собой усеченный конус, сужающийся вверх.
На некоторых навершиях из Чога-Замбиля имеются надписи с именем эламского царя Аттаркиттаха, сына Игехалки, который царствовал в 1310—1300 гг. до н.. э. Постройка указанного храмового комплекса относится к XIII в. до н. э. [Хинц, 1977, с. 50], а запустение — к XI (?) в., поскольку тогда прекращается период Среднеэламского царства, разгромленного Вавилоном. Названные предметы могли попасть в храм при его постройке Унташ-Напиришей, как принадлежавшие предкам последнего, но они могли попасть туда и в качестве более поздних приношений. Однако для нас тут важна прежде всего надпись с именем царя Аттаркиттаха. Эти навершия являются предметами, подтверждающими предложенную датировку сумбарской культуры XIV—X вв. до н. э., особенно ее нижнюю границу.
Наиболее существенно решить, однако, вопрос о том, имеем ли мы право привлекать эти предметы для подтверждения дат сумбарской культуры, столь далекой от Элама. Экспансия Элама на северо-восток, фиксируемая по табличкам с протоэламскпми надписями в слое IV Сиалка (у современного г. Кашана), началась в первые века III тыс. до н. э., во времена Древнеэламского царства. Затем Элам с 1500 по 1350 г. до н. э. находился под властью касситской династии Вавилона. С конца XIV в. до н. э. проникновение эламского влияния возобновилось в связи с началом политического подъема этого государства в среднеэламский период и происходило по традиционным маршрутам и направлениям. Именно в данный период своей истории Элам оказал общепризнанное влияние на своих северных соседей—племена будущей Мидии — и заложил те основы государства, которые через столетия были переняты Ахеменид-ским Ираном [Фрай, 1972, с. 91]. А по времени это соответствовало позднебронзовому веку Юго-Восточного Закаспия, и не исключено, что влияние Элама на далекие северо-восточные области способствовало началу там каких-то внутренних социальных процессов, приведших впоследствии к распаду первобытнородовых отношений, и это помогло более органичному вхождению закаспийских племен в государство Ахеменидов.
