– Что за бред! – воскликнул я, взирая на неизвестную картину в галерее.

Живопись являла обычное марание бумаги. Крючки, сплошные кляксы, зигзаги из самых разных красок, как говорил искусствовед, – представляли настоящий шедевр. Ибо в картине потаен особый философский смысл вечной борьбы добра и зла и всякое такое. Но я, признаюсь, ничего подобного на размалеванном первоклассником холсте не увидел, как ни смотрел. И даже целенаправленно отстал от группы, чтобы внимательно рассмотреть странное творение и разглядеть упомянутый смысл. Но, ни под каким углом, ни композиция произведения, ни гамма красок ничего кроме отвращения не навевали. Я поморщился, очередной раз скользнул взглядом по длинной волнистой линии, которая пересекала саму себя в нескольких местах, и укрепился в собственном мнении.

– Бред, – выдохнул я.

– Вы так считаете? – поинтересовался самый нежный голос, какой я когда-либо слышал.

– А? – я удивленно обернулся. Черноволосая стройная девушка привлекательной наружности в лёгком платье и с маленькой косметичкой на цепочке пристально смотрела в мои глаза. Я невольно смутился от мысли, что мог быть услышан, и промямлил: – Ну-у, как сказать…

– Вы разве не разглядели сокрытый автором контекст?

Она встала напротив картины, демонстративно уперла руки в бока и изучающе оглядела её.

– Честно признаться, не могу никак разглядеть. Может быть, вы мне подскажете? А то подозреваю, что являюсь полной бездарностью в искусстве.

– Хм… – она хитро улыбнулась. – Если честно, я сама толком не понимаю, откуда это всё взялось. Философский смысл? Ещё к тому же глубокий…

– Да-да, особенно… – поддержал я и тоже улыбнулся.

– Вы правы. Это бред… и написано в бреду. Кстати, в тот раз я ещё немного выпила, – смущенно сказала она.

– ? – моя правая бровь слегка оттопырилась, а на лице застыло идиотское выражение. – Вы?..

– Не парьтесь, – махнула она рукой и представилась: – Меня зовут Марина. И я автор сего творения.

– Эм-м… Приятно познакомиться. Александр. – Я пожал её нежную и очень мягкую ладонь. – Но для красивых девушек – Алекс.

– А это, – она кивком указала на картину, – отец что-то разглядел и вместе со своими картинами выставил на презентацию. Так что, я и понятия не имела, что в ней найдут какой-то смысл.

Я улыбнулся.

– А вы рисуете?

– Немного.

Сказать по правде, слукавил. Мне нравилось рисовать. Но я был самоучкой и писал только по вечерам, когда приходил после работы и хотел отвлечься от всего земного. Особенное предпочтение, правда, отдавал углю и пастели. Дошло даже до того, что приобрел все необходимое для любимого занятия и создал целый «угол творчества» – как его называл, где и складировал уже написанные картины.

– Это хорошее дело, – философски заметила она. – Можно отвлечься от повседневности. Расслабиться. Уйти в другой мир. Погрузиться в пучину творческих волн. Влиться…

И началось… Тра-та-та… Она говорила и говорила. Возвышенно и самозабвенно. Без остановок и потери интереса, как истинно творческий человек. Вообще, я заметил, что достаточно задеть интересующую тему и все – они окунуться в нее с головой, начнут детально рассказывать, жестикулировать, объяснять суть живописи, красочно расписывать художественный мир и творчество в целом, не замечая никого вокруг. Именно так и произошло – Марина говорила много и долго. Я не смог вставить ни единого слова и уже подумывал, что девушке просто раньше не с кем было поговорить. А тут внезапно попался молодой человек в моем лице…

Около двадцати минут я смотрел на голубоглазую девушку и силился уйти. Но из-за природного такта и симпатии, не мог прервать бессмысленный поток слов. В итоге, заболела голова, стало до невозможности скучно, достало творчество, утомили бредовые картины и надоела пустая трата времени. Я вздыхал, старался сохранять заинтересованный вид и вставлять в нужные моменты восклицания и кивки. Поэтому девушка не замечала моего состояния и без устали освещала секреты творчества. И тут взгляд невольно скользнул по четкой линии талии, бедрам и остановился на лакированных туфлях с высокими каблуками, затем устремился вверх, словно поток воздуха, пробежался по плоскому животу, дугой описал изящную грудь и подметил маленькую родинку под нижней губой. Если Марина и заметила мой изучающий взгляд, то не подала виду. Я же после внешнего осмотра поставил девушке заслуженные пять баллов и решил воспользоваться подвернувшейся возможностью. Для начала следовало переместить наш «увлекательный» и до тошноты «интересный» разговор в более приятную атмосферу. Скажем, в кафе.

– Предлагаю выпить по чашечке кофе, – прервав болтовню, сказал я.

Марина резко затихла и удивленно посмотрела на меня, словно услышала нечто странное и неожиданное. Но благо я знал, что делать в таком случае. Главное – не дать девушке анализировать.

– Расскажешь больше о своем творчестве, – сделав серьезный вид и быстро взглянув на непонятную картину, предложил я. Необходимо было обставить ситуацию так, чтобы она считала меня не очередным кобелем, а настоящим ценителем искусства, которого совершенно не интересуют половые отношения. – Конечно, могу ошибаться, но сейчас я вижу… вижу… Это великолепно и так волнующе! – соврал я, потому что совершенно ничего не видел и не ощущал. Пятна краски и разводы! Что за чушь?

– Спасибо, – улыбнулась она. – Ты же сначала сказал, бред?

– Первое впечатление всегда поверхностное и обманчивое, – изрек я. – Настоящее искусство похоже на хорошее вино – чем дольше смотришь, тем больше понимаешь. Вот и тут так – я был невероятно слеп и не мог созерцать этой невероятной композиции, этих переливающихся образов и изумительно подобранных красок. Но теперь мои глаза раскрылись. Все, как на ладони. Видишь?

Девушка вгляделась в собственную картину и попыталась отыскать среди рисованной ахинеи все перечисленное. Но, видимо, ничего не находила.

– В пять тебя устроит? Напротив, говорят, подают чудесный кофе.

– Хорошо. Я согласна. Давай в пять. Хотя, нет. Нет. Мне нужно закончить кое-какие дела в галерее… Лучше в шесть вечера.

– Идет. Я как раз успею сделать набросок для будущей картины. Знаешь, твое искусство вдохновило меня, – я с серьезным и самым благодарным видом обнял девушку. – Большое спасибо!

Она растерянно кивнула и изумленно посмотрела на меня. Мы обменялись номерами. Затем я с сияющими глазами покинул галерею и отправился домой.

Дело было сделано. Я почувствовал себя мастером пикапа! Настоящим львом! Аж захотелось рычать от воодушевления… Оставалось лишь сохранить образ на весь вечер и гладко подвести девушку к финалу. Однако, почему я раньше не пользовался такими возможностями? В галерее ведь бывает столько красивых художниц…

Что поделать?

Дурак.

***

Костюм. Туалетная вода. Галстук. Как я ненавидел эту петлю вокруг шеи, которую затягивал каждый раз, когда хотел произвести неизгладимое впечатление. Особенно на противоположный пол. И особенно, когда представал в образе огромного искусствоведа. В определенной мере я, конечно, им был. Но только с обозначенными границами здравомыслия! Сам-то я тоже художник по натуре. Творил, писал, рисовал… вот только в основном мои шедевры никого не интересовали. Будто не видели того грандиозного и тонкого смысла, который закладывался в них. Может все дело в том, что они являлись настоящими жизненными картинами и изображали реальность, людей, животных, природу, а не разноцветные кляксы, непонятные полоски, странные фигуры, и людей, больше похожих на бобы или инопланетян? Может людей современного мира и искусство в целом интересовало обычное малевание нежели нормальные произведения?

Тут я решил, что в следующий раз, когда надумаю писать картину, просто разолью краску на полотно. Небрежно помакаю кисточкой, сделаю несколько разводов и выставлю произведение на продажу, не забыв придумать пафосное название. Что-то типа: «Дух ветра».