Магии я все еще не ощущала, но почему-то казалось, что так фронде словно бы слился с деревом, отдыхая умом эльфа и живя умом иного существа. Полезная возможность.

Пару десятков вдохов и выдохов я просто глазела по сторонам. Потом в разум прокралось скрипучее:

Зря ты так.

С чего это?

Фронде редко интересуются кем-то, кто ходит на двух ногах.

Ну значит мне с браком попался. Да и к тому же Милатиэль с сестрой путешествует, тебя это не смущает? 

Не «с», а «из-за». Он – эльф. Для вашего племени узы родства священны.

Для нашего? А ничего, что я человек?

Полукровка. И могла бы обрести в лице фронде ценного союзника, между прочим. 

Мне не нужны союзники. Я иду по жизни в одиночестве.

Я тоже так думал. Мы все так думали, признавая лишь друг друга. И итог ты видишь сама. Много бы ты сумела, взявшись за это дело в одиночку? 

В одиночку я бы занималась своими делами, как и раньше. И вообще – какая разница? Все равно скорее всего там, у Врат, наши пути разойдутся навсегда. Ну если только ты не представишь каких-нибудь невероятных доказательств своей непогрешимости.

Собственно, о доказательствах. Я видел в твоей памяти дневник Тоа. Можешь прочитать несколько страниц? 

Я не знаю языка.

Да и не нужно. Будешь просто смотреть на те места куда я укажу.

Вот же наглость.

Тебе все равно нечего делать. И так я быстрее закончу все у Врат.

Аргумент.

Наглость, да. Но под мерное листание страниц и глубокомысленные и ничего незначащие для меня комментарии духа дозор прошел довольно быстро. Ястреб, чьим бы он ни был, не возвращался, и никто не приближался к нашему лагерю.

Ранним утром меня разбудил тихий разговор. Он воспринимался весьма странно, словно бы я стояла у двери и подслушивала через замочную скважину. Но до конца проснуться не выходило, и потому пришлось разбирать тихую чужую речь.

На эльфийском. Впрочем, эльфийский я знаю, пусть и погано. На моей родине таких как я, полукровок, рожденных высокородными матерями в «Ночь Возвышения» от эльфов и принятых в рода отцами не по крови, учили жить и как люди, и как долгоживущие. Мое обучение закончилось в пятнадцать, но все, что было после, все же позволило сохранить старые знания. Благо, говорили не на высоком, а на низком диалекте, чьи конструкции были куда проще и понятнее.

– Ты должен был охранять! – чародейка.

– Свою смену, – невозмутивый как всегда фронде.

– Нет, она…

– Она спасла тебе жизнь на болотах. И ринулась вытаскивать твою недалекую голову из проблем по первому зову человека. Что тебе еще нужно?

– Болота были случайностью. А в клетку пришел ты, и…

– И мне не пришлось прорываться с боем через поместье, полное бандитов. Твой человек был воспитан в одной истине. Тот, кого носит на поясе Феникс – носитель другой. Только и всего. Мы идем в опасный путь, и глупо ждать удара в спину.

– Но…

– Я сказал. И еще раз ты не послушаешь прямого предупреждения хоть Феникса, хоть человека, хоть Арджана – мы отправимся домой тотчас. Ясно?

– Мил…

– Ясно?

– Да.

Разговор отдалился. Непонятное оцепенение оставило меня, словно бы позволяя наконец полностью проснуться.

Рассвет еще занимался. Дианель и Милатиэль о чем-то говорили около дерева, и от них не доносилось ни звука. Арджан спал, как, предполагаю, и Витор.

Ну и зачем ты мне это показал?

Мы тоже, каждый, шли сами, терпя рядом с собой лишь временных попутчиков. И тебе известен результат.

Иди ты.

Завтрак в молчании, сбор лагеря – и мы отправляемся дальше. Фронде вновь предпочел остаться в своем эльфийском облике.

В вышине нет-нет, а мелькали за облаками крылья ястреба, но ниже фамильяр не спускался. Не то его хозяин приказал смотреть за нами, не то птица просто следила за всем близ старой столицы.

Мы шли через заброшенные поля. Удивительно, как они еще не пали под гнетом сорной травы, но все же тут во многих местах росла рожь, почти полностью сожранная чернотой. И, что вызывало тревогу, в нескольких местах видели небольшие участки, с которых явно собрали урожай.

– Здесь же вроде нельзя жить? – с сомнением заметила Дианель, когда давно оставленная и порядком разбитая мощеная дорога вела нас мимо очередного такого поля. – Или соврала, Служительница?

– А ты не чувствуешь?

Здесь, ближе к Протиполу, в воздухе разлит тонкий-тонкий, почти неуловимый кислый аромат. Тонкий-тонкий – пока. Ближе к окраинам он усилится и начнет мешать ощущать что-либо еще, но до этих окраин еще дойти надо.

– Нет, – лаконично ответила Дианель. – Так что что-то у меня есть вопросы к твоей идее про «опасную магию».

– Напряжение магического поля тут правда, кажется, выше, – немного словно бы извиняясь заметил Витор, – но насчет полей обычных…

– Смерть не мгновенна, – отозвалась я. – Местные охотники за сокровищами приходят на руины на несколько недель, а потом возвращаются в Толар или дальше, в родные поселения. В год – три-пять ходок, не больше. Те, кто остаются слишком долго и слишком часто – меняются безвозвратно. Но, вполне возможно, какие-то безумцы решили пожить тут. Могли найтись недалекие, особенно после того, как в Толаре воцарился бардак. Хотя вряд ли это кто-то из местных. Они знают о том, что бывает с теми, кто слишком жаден до ценностей и слишком много времени проводит в Оставленном Городе. Но идиотов в мире много, может кто-то и решил, что именно его-то скорбная участь минует, несмотря на предупреждения и здравй смысл.

Дианель фыркнула – но ничего не ответила.

Убранная целыми проплешинами в полях рожь попадалась все чаще и чаще, а вот других следов пребывания здесь разумных не было. Но в паре мест на дороге попадались следы конских копыт, так что кто-то тут и правда жил, ну или проходил и собрал порченную рожь.

Вечером на горизонте показались остатки гигантской каменной стены, над которой возвышались кое-где сохранившиеся, но медленно разрушающиеся серые башни древней столицы. Безмолвный памятник человеческой подлости.

Ночь прошла на удивление спокойно.

Первое тело мы нашли на второй день пути, когда направлялись к Борисконскому Колодцу, одному из немногих мест, где, по уверению орки из трактира Толара, сохранилась пригодная для питья, строго после кипячения, вода. Человек лежал на обочине дороги, смотря куда-то в бесконечно высокое синее небо. Ступни его, как и ладони, почернели и ссохлись, словно бы оплавленные.

– Черный огонь? – не без недоверия поинтересовался вслух Витор.

Я покачала головой.

– Не тот, что проклятие. Тот, что прорастает в ржи, которую эти безумцы решили присвоить.

Мертвец лежал явно не один день. Он был в одном исподнем и выглядел крайне истощенным. Колени и локти стерты. Полз, и полз долго.

– Тайтел – не суртово творение, – спокойно парировал фронде, – это лишь маленькое растение, которое не стоит есть в пищу ни Равным, ни скотине. И о том все знают.

Эльф осматривал мертвеца, водя над ним своими ладонями, и едва ли обнюхивал.

– Его глодала и иная болезнь, – наконец заключил он, распрямляясь, – рожденная магией. Не думаю, что он в одиночку собрал всю рожь, что мы видели.

– Наверняка нет.

А значит, есть и иные. Безумцы, пришедшие в эти земли себе на погибель.

Тело бедолаги мы предали огню. Как и два следующих, что нашли. Как и еще с десяток тех, кто явно пытался покинуть эти негостеприимные места. Мужчины, и мужчины довольно молодые – почти все. Интересно, почему?

Ответ обнаружился около колодца. В его тени сидел, привалившись к камням, мужчина, на вид не старше Витора. Живой.

При виде нас он чуть повернул голову. Протянул руку, попытавшись сотворить какое-то заклинание – но не смог, и безвольно уронил кисть на землю.

Магик был бос и одет в обноски. Кончики нескольких пальцев на его левой руке почернели, а одна нога была сломана в нескольких местах. Притом кто-то явно пытался вернуть ей подвижность – на обрывках штанов были остатки тряпок, к которым примотали шину из каких-то крепких палок. Теперь палки были сломаны, тряпки – размотаны, а сам мужчина смотрел на нас мутным взглядом.