– Нет? Мне кажется, вы принимаете очень дорогие препараты от проказы; сколько вам, сорок? Или, судя по вашим волосам… вам уже за пятьдесят, но даже и намёка на проказу я не нашёл ни на пальцах, ни на лице. Что вы принимаете? «Сульфадиметоксин»? Хотя нет, это старьё; наверно, вы принимаете «Ренегард», говорят, он очень эффективен, но… Три рубля месячный курс, тридцать шесть рублей в год. Не каждый может себе это позволить. Ну, признавайтесь, «Ренегард»? Расскажите мне, почему вы так хорошо выглядите? Что пьёте?
– Я не принимаю этот препарат, – отвечает женщина. Она косится на него. Да, она продолжает его бояться, и это Андрею Николаевичу на руку.
– А что тогда принимаете? – не отстаёт Андрей Николаевич. – Ну, поделитесь, поделитесь, интересно же, может, мне самому лет через десять придётся пить что-то этакое.
– Я ничего не принимаю… У меня генетика хорошая, – наконец сообщает женщина. Косится на Горохова, ждёт от него реакции.
Глава 11
– Ах вот как… Генетика, значит, – уполномоченный тут же меняет тему. Он снова берёт тетрадь и сует её Айне под нос. – А что тут? Говорите. Только не думайте, говорите быстро.
– Там просто…
– Ну? Что там просто? Говорите, Айна, говорите…
– Там простая бухгалтерия, – выдавливает она. – Я же вам это уже говорила.
– Такая простая, что отец Марк попросил вас её забрать, и это при том, что вы не бухгалтер, а, как вы сами выразились, простая прихожанка. Простая помощница. Уборщица. Зачем простой уборщице бухгалтерия отца Марка?
– Он попросил меня забрать её к себе. И всё… И всё… Вот я приехала и забрала.
– Просил её куда-то отправить?
– Нет, – Айна отрицательно качает головой. – Просто подержать у себя, пока его не будет.
– Я что-то не пойму, – притворно недоумевает Горохов, – обычная книга с бухгалтерскими записями… Кому она вообще может понадобиться? Тем не менее отец Марк, неожиданно куда-то уезжая, вдруг почему-то просит одну свою прихожанку, которой он очень доверяет, забрать книгу и подержать её у себя? Так и хочется полюбопытствовать: он всегда так делал?
– Что делал? – она явно тянет время.
– Он всегда просил вас забирать на хранение свою бухгалтерскую книгу, когда уезжал? – разъясняет ей уполномоченный.
Женщина медлит, она не знает, как правильно ответить на этот вопрос, но этот мерзкий, въедливый мужик ждёт от неё ответа, и она наконец произносит:
– Нет. Не всегда.
А Горохов снова неожиданно меняет тему разговора:
– А как его настоящее имя? Его зовут Марк? Или это, как говорят у людей ретивых, погоняло?
– Его зовут Григорий, – отвечает Айна.
– О, значит, не Марк. А фамилия у Григория была? Ну, до того, как он стал отцом вашей церкви, – и так как она снова тянет с ответом, он наседает: – Ну, давайте, давайте, гражданка Кривонос, вы же с ним работали, должны знать фамилию.
И, поняв, что ей не отмолчаться, женщина говорит:
– Величко.
Горохов несколько секунд смотрит на женщину, а она к нему и головы не повернёт, и тогда он спрашивает у неё:
– Кто стрелял в мальчишку?
И вот только теперь она поворачивается к нему, смотрит на уполномоченного испуганно и почти сразу отвечает:
– Я не знаю!
«Она сразу поняла, о каком мальчике идёт речь. Если бы не знала, о чём я спрашиваю, так спросила бы: «В какого мальчишку?». Или ещё что-нибудь в этом роде. Впрочем, она, конечно же, знала о том случае с Колей Рябых, но могла и знать, кто это сделал».
Этот его вопрос и её ответ ничего Горохову не дали, хотя, несомненно, сама встреча была ему полезна, но, как ни крути, женщина всё-таки была второстепенным носителем информации, и ему был нужен отец Марк, или выражаясь не так помпезно, крановщик Гриша Величко.
– Покажите мне дом отца Марка, – в приказной форме произнёс он и провернул ключ зажигания. – Куда ехать?
Женщина вздохнула и ответила:
– У него дом на Яйве.
– На Яйве? – уполномоченный, признаться, был удивлён: южный въезд в Агломерацию, райончик, мягко говоря, так себе. «Неужели руководитель секты не смог приобрести себе что-то получше? Наверно, все деньги вкладывал в общий дом, дом собраний».
Опять пошёл сильный дождь. И ему не захотелось выезжать с небольших улиц на круглосуточно забитые транспортом магистрали, так и поехал по узким улочкам, по длинным лужам. Андрей Николаевич закурил и, бросив короткий взгляд на женщину, спросил:
– А о чём ваше учение?
– Так сразу и не скажешь, – кажется, ей не очень хотелось говорить с ним, даже на эту тему. – Это сложно…
– А я усидчивый и внимательный… Попытайтесь. Может, пойму.
– Ну, у нас нет ничего особенного… просто… мы готовим себя к перевоплощению. Себя и своих детей.
– А, ну да… Кажется, мне Рябых говорили, что всякий сможет себя изменить, чтобы приспособиться к наступающему миру.
– Да, но… изменить нас может только Отшельник. У него есть знания для этого, а мы можем только подготовить себя к грядущим изменениям и ко всем возможным последствиям этих изменений.
– Подготовить? Как? Может, для этого нужно принимать какие-то вещества? – интересуется Андрей Николаевич.
Она взглянула на него, может быть, даже с презрением и только после этого ответила:
– Мы должны измениться духовно. И научиться принимать себя новыми. Мы должны смириться с тем, что мир неуклонно меняется, наш мир заканчивается, новый мир приходит, и если мы хотим выжить в этом новом мире, мы должны принять всё новое, а для этого каждый должен пройти через свой собственный катарсис.
– Через что? – не понял уполномоченный и усмехнулся.
Она снова смотрит на него с презрением, теперь он буквально чувствует его. Тем не менее, Айна снисходит до пояснений и продолжает:
– Тот, кто хочет найти себя в новом мире, должен пройти через очищение, через избавление себя от страха, от жадности… От всего, что некогда было твоей личностью. И даже пройти через жертву. Из всего сказанного уполномоченный выявил для себя лишь слово «жадность». «Должен освободиться от жадности?». Вот теперь ситуация начинала проясняться.
– А сколько вы жертвовали… Ну, на этот катарсис?
После этого вопроса, судя по всему, она ещё больше стала его презирать. Но всё равно продолжала объяснять:
– На катарсис не жертвуют, катарсис переживают, а на общину мы все отдавали две десятины.
«Две десятины! Ну, к примеру, если среди прихожан нет особо зажиточных, то каждый отдаёт отцу Марку рубль. Один рубль. А стульев в их доме было больше сотни. Минимум сто рублей в месяц! Отец Марк молодец. Ну а в порту крановщиком он работает… для вида. Для праведности. Отец Марк, конечно же, не стяжатель. Дескать, живу я на свои, а поборы… Так это на общий дом. Да… Отец Марк парень не промах». Горохов кинул взгляд на лежащую на панели бухгалтерскую книгу, и ему захотелось побыстрее с нею ознакомиться. А потом он спросил:
– А этот… Отшельник… Он где живёт?
– Мы не знаем, – ответила ему Айна Кривонос.
– А отец Марк знает, я так понял? Может, он к нему поехал?
– Отец Марк не мог поехать к Отшельнику, отец Марк тоже не знает, где тот живёт.
– Ничего не понимаю. А как же Отшельник до вас доводит эту свою мудрость про катарсис? – Горохову понравилось это слово. Его даже произносить было приятно.
– Знают о том только его пророки.
– Ах, пророки…, – понял уполномоченный. – И отец Марк поехал к такому пророку.
– Я не знаю, он не сказал мне, – теперь она всё время говорила с ним свысока, но его это не раздражало: «Пусть, пусть… Лишь бы не молчала; если будет говорить, что-нибудь да и скажет интересное».
– То есть… после катарсиса ваш пророк даст вам возможность выживать в новом мире? И вы в это верите?
– Я не верю, – отвечала она твёрдо. – Я знаю, что даст. У пророка для этого есть сила, которую ему дал Пробуждённый.
«Ну, началось…», – подумал уполномоченный, но своего скепсиса никак не выразил, а лишь поинтересовался:
– И откуда у Пробуждённого эта сила? Он, наверное, обрёл её где-то далеко в пустыне?