Расчёт совершенно не оправдался. Бывший спецназовец оказался опытным скалолазом. Карабкаясь по двадцатиметровому склону вслед за соперником, он буквально дышал на подошвы его кроссовок. Правда, его дыхание было хриплым. Олег дышал чуть ровнее. На его счастье, преследователь был вынужден держать пистолет в кармане, а не в руке. Иначе бы он сорвался. Лес подступал вплотную к обрыву. На грани потери сил преодолев верхний уступ склона, Олег ужом нырнул в чащу. Рогатый муж ринулся за ним, достав револьвер. Олегу хотелось верить, что уж в лесу-то будет попроще. Но вдруг большая берёза, каким-то образом проскользнув между его рук, которые он вытянул вперёд, дала ему по лбу. С её стороны это было свинством. Олег упал, но сразу вскочил и побежал дальше. Револьвер вновь дважды рявкнул ему вдогонку, и вновь бессмысленно – пули с хрустом вошли в сосну.

Лес был вековым, местами почти совсем непролазным. Но Олег двигался сквозь него со скоростью гончей, взявшей хороший след. Упругие сучья в кровь раздирали ему лицо. Врезаясь ногами в пни, коряги и корни, он падал так, что потом едва мог подняться. Кровь хлюпала и в носу, которым он дважды пропахал землю. Очередной кувырок привёл к катастрофе – правую ногу пронзила боль, да такая, что Олег вскрикнул. Вытянувшись ничком, он решил не двигаться до рассвета. Но не прошло и минуты, как позади раздались быстрые шаги. Они приближались. Выбора не было, и Олег заставил себя вскочить. Стискивая зубы, вновь устремился в глубину леса. Точнее – заковылял, волоча сведённую болью ногу. Дождь, вдруг усилившись, заглушил шаги беглеца, и Оксанин муж обогнал его совсем рядом. Он пробежал так близко, что его плащ, раскинувшийся от ветра, задел Олега. Тот сразу же свернул влево и прошептал: «Дождь – живой, Оксанка права… Спасибо!»

Боль становилась дикой. Некоторое время он преодолевал её, продолжая идти. Потом поскакал на одной ноге, хватая руками стволы деревьев. Потом пополз, приняв одну из двух поз Оксаны. Этот способ передвижения по лесу показался ему куда более приемлемым, чем ходьба. Боль стихла, и голова прояснилась. Он попытался сориентироваться и, вспомнив о том, что шоссе проходит на юге, решил к утру до него добраться. Лишь минут через сорок, когда ладони были изодраны до костей, его осенила мысль, что юг от востока – справа, а он с восточного направления ушёл влево. Чуть не заплакав, он повернул, как ему казалось, обратно и, оставляя кровавый след, пополз по краям глухих медвежьих оврагов к болотистой середине леса.

Гроза и лес надменно разглядывали друг друга. Если б их взоры упали вдруг на Олега, он бы, наверное, сразу умер. К счастью, им было не до букашек. Лес походил на скопище монстров, тянущих руки к горлу ещё более ужасного монстра с огненными глазами и мокрой пастью.

Тело Олега, всё сплошь покрытое синяками, шишками и следами зубов Оксаны, вдруг охватил болезненный жар. Буквально с каждой секундой теряя силы, Олег заполз в густой ельник, заполонивший маленькую лощину, плотно забился под многолетнюю буреломину и затих. Вернее сказать – только попытался затихнуть, ибо дыхание вырывалось из него хрипом. Ёлки плотной стеной обступали трухлявый кряж, под которым он затаился. Меж ними густо росла крапива и лежал хрусткий, ломкий валежник. Под буреломиной было сухо, хоть дождь лил сильный. Пахло землёй, мухоморами и древесной гнилью. Закрыв глаза, Олег моментально впал в ненормальный, бредовый сон.

Его разбудил валежник. Разомкнув веки, Олег прислушался. Тихий треск повторился… В ельнике кто-то был! Медведь? Человек? Этот кто-то медленно приближался. Облизав губы, Олег тихонько выбрался из-под кряжа, чудом без хруста прополз под ёлками и, встав на ноги, зашагал. Решил – будь что будет, не побегу. Пройдя километров восемь, он вспомнил, что у него болела нога и был сильный жар. Боль тотчас вернулась, а жар, казалось, остался под буреломиной. Прислонившись к осине, Олег размазал по лицу грязь. Тишину, хранимую лесом на много вёрст, нарушал лишь дождь.

Олег пошел дальше и вскоре понял – нужно как следует отлежаться, иначе он, пожалуй, свихнётся от болевого шока. Встреча с врагом его уже не страшила. Он знал, что ушёл чёрт знает куда. Ему шептала об этом каждая капля, стекавшая по щеке.

Но всё-таки для привала Олег спустился в глубокий, узкий овраг, заросший кустами. Продравшись в самую гущу зарослей, обнаружил ручей, струившийся среди мшистых кочек. Он оказался как нельзя кстати. Олег припал к нему по-звериному, опершись руками о каменистое дно. Вода была ледяная. Заныли зубы. Напившись, Олег умылся и растянулся возле ручья. Но уснуть не мог – болела нога. Капельки дождя, сбегая по стеблям и нежно падая на его лицо, ползли по нему, как слёзы.

Так пролежал он довольно долго, прежде чем понял – надо вставать, иначе потом возникнут проблемы с почками. От земли шёл холод. Он пробирал до костей. Поднявшись, Олег ценой немалой потери крови из израненных рук сломал ствол орешника, острым камнем укоротил его до размера трости, покинул с нею овраг и продолжил путь. Тросточка весьма ему помогала.

Дождь не стихал. Спустя полчаса чаща расступилась перед Олегом, и он пошёл среди рощ, лужаек и бугорков. За ними стоял пахучий сосновый бор. Олег пересёк его под уклон, и его глазам предстали туманные очертания раскинувшейся среди лесов широкой низины. Большую её часть занимало круглое озеро с берегами, густо поросшими камышом и осокой. Над ним клубился туман. Увидев эту картину, Олег нисколько не удивился. Предполагая, что берега у озера топкие, он решил обойти его краем леса. Как только он повернулся и сделал шаг, его осенило… Едва не вскрикнув, он поглядел на низину. И – ничего уже не увидел. А что он, собственно, мог увидеть дождливой ночью цвета копирки? Лесное озеро под молочно-белым туманом?

Олег стоял и хлопал глазами. Что это было? Галлюцинация? Наваждение? Но туманная дымка по-прежнему отмечала края низины, мокрая темнота не имела над нею власти! Решив ни о чём не думать, Олег ссутулился и поплёлся дальше, косо поглядывая на эту сизую дымку.

Между низиной и краем леса росли дубы. Вода звонко шлёпала по их всё ещё густым и зелёным листьям, против желания помогая тому, кто шёл уже за Олегом, тяжело глядя ему в затылок.

Сильно сгибая палку о землю при каждом шаге, Олег добрёл до угла прибрежного леса. Дальше была прогалина, застеленная, как и край низины, молочной дымкой. Олег здесь остановился, гадая, куда пойти. Но тут молния обозначила за прогалиной три холма, узко разделённых оврагами, и дыбящийся за ними широкий склон лесистой возвышенности. Подумав, Олег решил взойти на эту возвышенность и дождаться на ней рассвета, чтоб оглядеть округу. Все три холма примыкали к большому склону, и Олег счёл, что наикратчайший путь к нему – по любому из этих самых холмов. Устремившись к ним по густой, высокой траве, он сразу набрёл на узенькую тропинку, тянувшуюся туда, куда ему было нужно, и зашагал по ней, даже не задавшись вопросом, кто и зачем её проложил.

Тропинка, точно, вползала на один из холмов. Поднявшись до середины склона, Олег услышал сзади шаги. Он резко остановился. Шаги немедленно стихли. Стало слышно дыхание – неглубокое, через нос. Будь оно чуть менее учащённым, с ним бы, пожалуй, слился шорох травы, колеблемой ветром. Олег не двигался с места, решив – пускай убивает. На беготню и драку сил уже не осталось.

Так простоял он минуту или чуть более, а потом за спиной у него послышался детский плач. Олег обомлел. Ребёнок! Ребёнок идёт за ним! Совсем маленький! Потерялся? Как было не оглянуться, не подойти, не взять на руки? Но внезапно обожгла мысль: этому ребёнку – не больше года, разве такой может передвигаться сам с быстротою взрослого человека? Плач оборвался тотчас, едва эта мысль возникла. Олег почти побежал к вершине, твердя себе, что это пройдёт. Разве можно было не заболеть, так сильно измучившись и продрогнув? Но не беда, не беда! Рассвет уже скоро. Страх и болезнь уйдут вместе с ночью.

Когда подъём завершился, путь преградили густые ёлки. Протиснувшись между ними на открытое место, Олег слегка отдышался и вытащил из кармана брюк зажигалку, чтобы взглянуть, как пройти к возвышенности. Шипящее пламя затрепетало под ветром.