У Якушева в его заметке еще много таких несуразностей. Скажем, ни на чем не основанное убеждение, что Михаил Леонтьев — «главный кремлевский журналист-пропагандист» (Леонтьев об этом всего лишь мечтает). Или могучий вывод о том, что наши фашисты — «в ближайшем резерве» у российских властей и капитала. Некоторые, может, и в резерве, но уж никак не* в ближайшем. В ближайшем резерве у «властей и капитала» фашисты оказываются тогда, когда возникает серьезная угроза, что в самое близкое время система буржуазной демократии перестанет сдерживать и нейтрализовывать противников капитализма. Где у нас в России Д. Якушев нашел признаки такого стремительного наступления левых сил — бог весть.

Так что же на самом деле такое эта «Евразия»? Часть общей стратегии путинского режима по консолидации правящего класса бюрократ-буржуазии. В качестве основной «партии консолидации» выступает «центристское» «Единство». На роль «левопатриотического» звена в рамках этой стратегии выбрана селезневская «Россия» (Кремль пытался сагитировать на эту роль КПРФ, но Зюганов с компанией отказались, испугавшись, что их и без того уже сильно дискредитированная партия в результате вообще исчезнет). В качестве «правопатриотического» звена должна выступать «Евразия». Это не все. Кремль ведет активную работу по созданию еще одного звена — «правого, но не патриотического» (праволиберального), на базе лояльной части СПС. Ради этого Кремль даже выделил немалые деньги на развал «Яблока», активно мешающего этим планам (между прочим, в Кремле сегодня сидят люди гибкие и не склонные к идейным истерикам: они и явлинцам предлагали поиграть в эту игру, но «Яблоко» — за исключением Мизулиной — их по простоте не поняло). Если бы на левом фланге, помимо «патриотов», было бы какое-то заметное «интернационалистское» крыло — Кремль и здесь бы приложил заметные усилия по созданию еще одного звена, аналогичного предыдущим. (Кстати, подготовительную работу в этом направлении проводил в прошлом году небезызвестный Марат Гельман, старый друг еще более небезызвестного Глеба Павловского).

С чем все это связано? Ну никак не с «конкурентной борьбой на постсоветском пространстве». Все проще. При Ельцине нами правила обычная воровская шайка. Психология у нее была тоже обычная воровская: украсть побольше — и смыться подальше (в данном случае подразумевалось: смыться куда-нибудь на Запад, на Бермуды или Багамы и жить там припеваючи). Но вдруг оказалось, что на Западе есть много желающих отнять украденные денежки — под тем предлогом, что они «добыты незаконным путем» (скандал с «Бэнк оф Нью-Йорк» и т. п., вплоть до «дела Бородина»), Пришлось воровской шайке переквалифицироваться в банду (мафию). А чем мафия отличается от воровской шайки? Тем, что она не просто ворует и убегает, а собирает дань на своей территории — притом регулярно, устанавливает границы, организует производство, защищает свою территорию, договаривается с другими бандами.

Именно эта необходимость для правящего класса превратиться из воров в бандитов и привела к замене Ельцина Путиным.

Вернемся к Якушеву. Якушев, конечно, вправе думать, что он специалист по всем вопросам. И вправе о своих раздумьях во все газеты писать. Будем надеяться, что эта его деятельность, кроме явного вреда, принесет и некоторую пользу: продемонстрирует всем, кто способен самостоятельно думать, что до тех пор, пока в России не будет нового, никак не связанного с советским, капээсесовским прошлым, левого движения, а будет посткапээсэсовская «левая тусовка», и эта тусовка будет состоять из таких вот доморощенных «теоретиков» и кухонных «аналитиков», «пикейных жилетов», правящий класс может ничего не опасаться — таких «левых» можно будет и дальше, как это уже было не один раз, побивать картонным мечом.

19–23 мая 2001

Оформление обложки книги — Маркс перед персональным компьютером — рождало надежду, что этот сборник отечественных постсоветских марксистских штудий будет радикально отличаться (в лучшую сторону, естественно) от аналогичных советских. Увы, этой надежде не суждено было сбыться.

В первом же абзаце «Введения» А. Баллаев объявляет себя приверженцем учения Маркса и довольно едко отзывается о критиках Маркса, Маркса не читавших (или пытавшихся читать, но так и не продвинувшихся дальше первой главы первого тома «Капитала»), В другом случае такая последовательность во взглядах и нежелание следовать конъюнктуре вызвали бы у меня уважение: действительно, у нас в стране развелась тьма-тьмущая критиков Маркса, его не читавших, — причем это именно те же люди, которые до 1991 г. Маркса восхваляли (тоже, впрочем, не удосужившись прочесть!). Но вскоре в книге Баллаева обнаруживаются менее вдохновляющие пассажи: автор, например, заявляет, что не намерен полемизировать с критиками Маркса, поскольку все нынешние претензии к Марксу — вымышленные, облыжные, повторяющие старые, давно опровергнутые штампы и потому-де не заслуживающие внимания. Это — точная копия советского подхода (начиная со времен сталинизма), в соответствии с которым Маркс должен был позиционироваться как «гений всех времен и народов», не допускавший ошибок, и потому всякие претензии к Марксу — это не более чем «происки мирового империализма».

Между тем такая претензия к Марксу, как упрек в панэкономизме (действительно, не новая, а старая, «классическая» претензия), вполне обоснована. И логика подсказывает, что автору, прямо заявляющему о своей любви к Марксу, правильнее было бы ответить на эту претензию, а не отмахиваться от нее. Тем более, что это не так уж трудно сделать: нужно лишь внятно и аргументировано указать на базисную роль экономических факторов в социальных процессах и истории развития общества, показать гигантскую, эпохальную роль Маркса в развитии именно политэкономии, превращении ее в подлинную науку (то есть показать, что было до Маркса и что стало после), указать на героический прорыв Маркса, поднявшего политэкономию до философии, — и затем, продемонстрировав грандиозность труда и очевидную неподьемность его для одного человека, напомнить, что в сутках всего 24 часа, что любой человек должен есть, пить, спать и т. д. (то есть не может заниматься научными штудиями круглосуточно), что Маркс не был академическим «научным сотрудником», стригущим гранты неолиберальных фондов, а был нищим преследуемым политэмигрантом, — и что ему не хватило жизни даже для завершения «Капитала». Так что где уж там говорить еще и о создании им законченной системы этики или полновесной эстетической теории! Да, Маркс — панэкономист, но панэкономист вынужденный. Претензия справедлива, но давайте посмотрим, могло ли быть по-другому. Для грамотного марксиста все это четко и подробно расписать — не проблема. Но Баллаев этого не делает. Ему легче презрительно отмахнуться. Очень жаль. Такая позиция только дискредитирует марксизм и марксистов.

Другой пример: Баллаев — в точном соответствии с советской ортодоксией — отказывается признавать различие между Марксом «ранним» (антропологическим) и Марксом «поздним» (экономическим), провозглашая это различие надуманным (изобретенным врагами марксизма) и утверждая, что «поздний» Маркс содержит в себе в качестве органической составляющей Маркса «раннего». И это несмотря на то, что целых две главы помещенной в сборнике статьи «Маркс о социализме» — «Философская антропология» и ««Антропологический социализм»» — наглядно демонстрируют обратное! А ведь давно уже множеством авторов доказано, что хотя зияющей пропасти между взглядами «раннего» Маркса и «позднего» Маркса действительно нет, но это все-таки «два разных» Маркса: первый исследует в основном феномен отчуждения, а второй — феномен эксплуатации. И это различие настольно серьезно, что два крупных отряда левого движения — ортодоксальные компартии и «новые левые» — ведут свои линии каждый от «разных» Марксов: первые — от Маркса «позднего», экономического, вторые — от «раннего», антропологического.