Херманссон молча сидела на своем месте – посреди комнаты у каталки. Эверт заметил, что за это время она обронила всего несколько слов. То ли вообще была неразговорчива, то ли неловко себя чувствовала в мужской компании.

Но тут она поднялась со стула:

– Есть и другой вариант.

Гренсу нравился ее сконский выговор. Весомый такой, серьезный, он вызывал у него доверие – так бы и слушал.

– Что вы имеете в виду?

Она помедлила, как бы взвешивая свою мысль – все ли она обдумала до конца. Она была уверена в себе, но не вполне: присмотревшись повнимательнее, Эверт заметил какое-то легкое колебание. Как будто опасалась, что они не отнесутся к ее словам с должной серьезностью: все-таки мужчины. В их обществе она немного чувствовала себя маленькой девочкой.

– У нее серьезные травмы. Ей больно. Она долго не протянет. Но я не думаю, что она рассуждает как мы с вами. Она уже переступила грань. И возможно, совершила такое, во что и сама не верила. Не верила, что сможет это сделать. Я думаю, она себя приговорила. Уверена, она и не собирается выходить из морга.

Эверт Гренс замер. А это с ним случалось редко, обычно он беспрестанно двигался, грузно расхаживал по комнате. Даже когда сидел, он все равно был в движении: жестикулировал, машинально притопывал ногой или пожимал плечами. Замирать – это совсем на него не похоже.

Но теперь…

Херманссон только что сказала то, что следовало бы понять ему самому.

Несколько раз глубоко вздохнув, он снова пришел в движение и заходил по комнате.

– Бенгт.

Бенгт Нордвалль стоял, прислонившись к дверному косяку.

– Бенгт, давай позвони-ка ей опять.

– Прямо сейчас?

– Да. Думаю, нам надо спешить.

Бенгт Нордвалль оставил в покое косяк, быстро подошел к столу с телефоном, стоявшему посреди комнаты. Даже не присаживаясь, экономя каждую секунду, он быстро набрал номер. Чувство безысходности охватило его, как тогда в саду, когда он не мог отделаться от кровавых картин, мелькавших перед глазами.

Он знал, кто она.

Он знал это уже тогда, когда стоял у двери квартиры на улице Вёлунда.

Его все сильнее охватывало чувство страха и омерзения.

Бенгт Нордвалль скользнул взглядом по висевшей на стене бумажке с телефоном. Повернулся к Эверту, подождал, пока тот наденет наушники.

Затем набрал номер. Восемь гудков. Никакого ответа.

Он посмотрел на стену – там рядом висела такая же бумажка с номером мобильного телефона.

Снова набрал номер. Восемь-десять-двенадцать гудков. Ничего.

Он покачал головой и положил трубку:

– Бесполезно. Она отключила оба телефона.

Он нашел взглядом Эверта, который побагровел и ускорил шаг, нарезая круги по комнате. Наконец комиссар крикнул:

– Вот ведь чертова шлюха!

Он набрал воздуха, чтобы рявкнуть еще что-нибудь, но взглянул на часы – сначала те, что были у него на руке, потом те, что висели на стене, и, внезапно понизив голос, сказал:

– Осталось полторы минуты.

Она знала, что теперь они будут слушаться беспрекословно. Знала, что они будут сидеть тихо. Но все же быстро приоткрыла дверь, бросила на них суровый взгляд. Они были там, в кладовке. В воздухе, как обычно в архиве, висела бумажная пыль. Они сидели молча, прижавшись спиной к стене. Обернулись на звук открывающейся двери, увидели ее, она направила на них пистолет и простояла так достаточно долго, чтобы они снова почувствовали близость смерти.

Папа повалился вперед. Его руки были связаны за спиной, поэтому лицом он ударился прямо об пол. Ей следовало тогда подбежать к нему, помочь подняться. Но она не осмелилась. Пистолет приставили к ее голове, да так, что ей было больно, потому что тот, кто держал его, прижимал дуло очень крепко к тонкой коже у нее на виске.

Она закрыла дверь и вернулась в среднюю комнату. Посмотрела на часы – пять минут уже истекли.

Она повесила трубку стационарного телефона на место. Потом взяла мобильный, набрала четырехзначный код, который ей назвал седовласый врач, и нажала на зеленую кнопку.

Ждать пришлось всего несколько секунд.

«Они звонят мне», – догадалась она.

После двух звонков она подняла черную трубку и сказала:

– Время истекло.

Раздался голос Бенгта Нордвалля:

– Лидия, нам нужно…

Она сильно ударила по микрофону.

– Вы сделали, как я велела?

– Нам нужно больше времени. Хотя бы еще немного. И мы исправим эту ошибку.

Ее прошиб холодный пот. Каждый вздох вызывал ощущение, будто в тело вонзаются иглы. Было сложно собраться с мыслями, противостоять боли. Лидия стукнула пистолетом по трубке. Потом еще и еще раз. Но ничего не сказала.

Бенгт Нордвалль ждал. Он слышал, как удаляются ее шаги. Она знала, что сейчас он обернулся к коллегам, которые, вцепившись каждый в свои наушники, пытаются хоть что-нибудь разобрать. Нордвалль сжал трубку покрепче и во весь голос крикнул: «Алло!» В ответ услышал, как его голос эхом разнесся по пустой комнате.

– Алло!

А после он услышал то, чего вовсе не желал слышать.

Выстрел заглушил все остальные звуки.

Она выстрелила где-то в отдалении, и звук, достигнув трубки, отчетливо прозвучал на другом конце провода.

Никто не запомнил, сколько прошло времени – несколько секунд или больше.

– Теперь у меня трое живых заложников и один мертвый. Телефоны должны работать, как я сказала. У вас еще пять минут. Не успеете – пристрелю следующего.

Ее голос не дрогнул.

– И уберите всех из коридора. Я там заложила взрывчатку.

Эверт Гренс услышал выстрел. Он ждал его с той секунды, как она замолчала. Когда она заговорила снова, он заставил себя сосредоточиться на том, как звучит ее голос, пытаясь понять, спокойна она или только делает вид, – больше он ничего не мог сделать, потому что ни черта не понимал по-русски.

Йон Эдвардсон стоял у него за спиной. Слегка подавшись вперед, он переводил то, что она говорила. Гренс слушал и отвечал.

Он повернулся к Свену Сундквисту:

– Займись этими проклятыми телефонами, Свен. Надо дать ей возможность позвонить как можно быстрее.

И, обернувшись к Эдвардсону, с которым они договорились убрать спецназ подальше от входа в морг:

– Чтоб ни один не торчал там на свою голову!

Несколько секунд он молчал, а потом положил руку на плечо Свену Сундквисту и заглянул ему в глаза:

– Давай-ка, Свен. Надень бронежилет.

Свен Сундквист даже вздрогнул от неожиданности: ни разу в жизни Эверт не то что не клал руку ему на плечо – он вообще до него не дотрагивался.

– Ступай туда, Свен. В коридор цокольного этажа. Мне нужно знать твое первое впечатление. Будешь моими глазами, Свен.

Свен Сундквист засел в пятидесяти метрах от двери в морг, в том самом месте, где коридор разделялся надвое. Вот тут-то, в углу, Свен примостился с тремя спецназовцами. Он пробыл там не меньше двух минут, когда дверь приоткрылась. Свен опустился на колени и пригнулся, не сводя глаз с установленного поодаль зеркала.

В коридоре было темно, но у двери в морг горела лампа. Было видно, что там кто-то двигался. Судя по всему, он что-то вытаскивал в коридор.

Через секунду Свен Сундквист понял, что именно.

Человек тянул за руку чье-то тело.

Сундквист взял у одного из спецназовцев прибор ночного видения и, рискуя быть замеченным, установил его так, чтобы увидеть того, кто двигался за углом, как только он чуть-чуть переместится.

Черты лица было не разобрать, он только заметил, как человек внезапно бросил руку трупа и снова скрылся за дверью.

Свен Сундквист быстро вернулся за угол. Тяжело дыша, он вынул рацию и произнес:

– Гренс. Прием.

В рации зашуршало:

– Гренс слушает. Прием.

– Только что видел человека. Он вышел из морга, волоча тело без признаков жизни. Сейчас он ушел. Тело осталось. От него тянутся провода. Нам нельзя туда идти! Там все заминировано!

Эверт Гренс хотел было что-то сказать, но тут его прервал ужасный грохот. Затем раздался звук, который ни с чем не спутаешь, – звук взорванного тела.