Шарапова умела ездить верхом, брала уроки у инструктора, когда еще только устроилась на работу в Сиренево, предполагая, что гости могут пригласить ее на верховую прогулку. Ей не хотелось попасть впросак. Она великолепно держала осанку и не боялась лошадей, но возможность покататься выпадала нечасто. Все-таки дела в Сиренево требовали ее постоянного участия. Она не обрадовалась приглашению Матвея, а сейчас была ему даже благодарна. И за молчание, и за возможность насладиться прогулкой. Они не придерживались какого-то определенного маршрута, двигаясь вперед, потом Гончаров свернул в сторону. Проселочная дорога осталась позади, а они вошли под сень березовой рощи, скоро сквозь проступающие из тумана серебристые стволы показались пологий берег и тусклое зеркало воды.

Лошадь замедлила шаг, а Юля, перекинув ноги, быстро спрыгнула с седла и взяла животное под уздцы. Березовые косы, все еще украшенные золотистой листвой, то и дело касались лица и цеплялись за волосы, их приходилось убирать, но это было сущим пустяком по сравнению с открывшимся пейзажем и тишиной, от которой перехватывало дыхание. Как странно, она выросла и жила в Сиреневой Слободе, но если не считать деревни и усадьбы, почти не знала окрестностей. Они забрели не так уж далеко, но она никогда не бывала здесь и не видела этих пологих берегов и берез, которые клонили к воде ветки и, казалось, образовывали шатер над рекой, поверхность которой нарушала лишь легкая рябь. Серебристая гладь была усыпана березовыми листьями, они же образовывали золотую кайму по краям. От реки поднималось испарение и цеплялось легкой дымкой за деревья. Здесь не слышны были звуки извне. Казалось, они не проникали в это заколдованное место.

Гончаров тоже спешился с лошади и пошел рядом с ней.

Юля привязала к березе поводья и так же молча подошла к воде. Здесь, у берега, поросшего пожухлой травой, лежало поваленное дерево. На него Юлька и опустилась. Оглядываясь вокруг, она продолжала молчать, впрочем, Матвей тоже не спешил разговаривать. Мужчина, следуя ее примеру, привязал лошадь и, закурив, стал собирать ветки, сучки и кору, в надежде развести небольшой костер и прогнать это зыбкое ощущение нереальности происходящего… Разжечь огонь в этой сырости оказалось не так-то просто, но Гончаров справился и, опустившись на корточки, подбросил бересты, содранной с поваленных берез.

Когда огонь взвился над хворостом, Юлька, как будто очнувшись, обернулась к нему и улыбнулась.

– Кажется, во всем мире не найти такой тишины, как здесь. Она будто пронизывает насквозь, – сказала она.

– На самом деле такую тишину можно найти в любом уголке земного шара. У меня от нее закладывает уши. И, если честно, ничего возвышенного в ней нет, наоборот, чудится что-то зловещее. Для меня непривычна тишина! Я всю жизнь провел в городе – коренной москвич, у меня не было бабушек и дедушек, которые бы жили в деревне, да и пионерские лагеря как-то прошли мимо.

– Боже, как так? – притворно ужаснулась девушка. – И каким же было твое детство? Где ты его проводил? – заинтересовавшись и сцепив руки в замок, Юлька приготовилась слушать.

Гончаров хмыкнул, и из груди его вырвался хрипловатый звук. Он снова потянулся за сигаретой, а Юля вдруг подумала, что ничего не знает об этом человеке.

– Матвей, расскажи о себе! – попросила она.

– Дорогая, я просто предлагаю дружить, а ты так это сказала сейчас, словно я замуж тебя зову! – засмеялся он и присел рядом на березу. – Ты же и так все обо мне знаешь, – его пальцы легли на ее сжатые в замок руки, намереваясь проверить, не замерзла ли она, и сделал он это машинально, не осознанно.

– Нет, это не так… Я знаю только то, что про тебя говорят, а мое собственное представление о тебе весьма расплывчато. У тебя есть родители? Они живы? Бабушка? Братья и сестры? Есть кто-то, кто тебе по-настоящему дорог? Или что-то, чем ты очень дорожишь, к чему привязан! Любимые места, книги, фильмы? Хобби наконец?

– Значит, хочешь поговорить?

– Наверное, правильнее было бы сказать, познакомиться.

– Ладно, – Гончаров закурил следующую сигарету. – У меня нет сестры, братьев тоже нет, я единственный ребенок в семье. Так вышло… Мои родители – коренные москвичи. Отец связан со спортом, много лет был заместителем директора главного спорткомплекса страны, после развала Советского Союза занялся бизнесом. Пять лет назад он умер. Мама работала в администрации Московской области. Поэтому деревни в моей жизни не было, да и лагерей тоже. Были лучшие курорты, престижная школа, учеба в Оксфорде, где мы, кстати, и познакомились с Арианом. Потом стажировка в Нью-Йорке, снова Москва… Знаешь, мой девиз: «В жизни нужно попробовать все». Я считаю его единственно верным!

– И многое уже попробовал? – спросила девушка, не оборачиваясь к нему.

Гончаров усмехнулся.

– Многое… Из того, что было доступно, практический все! – ответил он. – Уверен, так и нужно жить! Ограничивать себя рамками и условностями – только себе вредить! Мне нравится то, как я живу, и что-то менять не планирую. Мне нравится моя работа и то, чем я занимаюсь. Я люблю путешествовать и развлекаться. Мне нравится ощущение драйва. У меня нет каких-то увлечений и предпочтений, но я с удовольствием посмотрю хороший фильм или залипну где-нибудь в клубе за игорным столом. Регулярно бываю в тренажерном зале и бассейне. Могу отличить хорошую книгу от дешевой ерунды, а качественную музыку от халтуры. Мне нравится моя жизнь и те ощущения независимости и свободы, которые обеспечивает банковская карта! Этого хватит?

– Да, вполне, – сдержанно кивнула девушка. – «Золотой» мальчик, родившийся с серебряной ложкой во рту, я так и думала!

– Сарказм и осуждение? Я сейчас должен оправдываться за собственное благополучие и безбедное детство?

– Нет, не должен, – покачала она головой. – Тебе показалось, – и, высвободив свои руки из его ладоней, полезла в карман за мобильным телефоном, который не в первый раз напомнил о себе. Все другие звонки Юлька сбрасывала, но на этот пришлось ответить. Беспокоили из Сиренево, чтобы уточнить относительно ужина для Гончарова. Интересовались, к которому часу приготовить и подать. Юля попросила оставить все в буфетной и не волноваться относительно обслуживания.

А потом встала и отошла к воде. Словно отголоски прошлого, в памяти всплыли слова Ариана: «Живи на полную катушку, расширяй горизонты, будь счастлива, и пусть твое “однажды” станет каждым новым днем». Она забыла все, что обещала ему, а может, просто свернула не туда. Матвей ведь жил по тем же правилам, что и Старовойтов, не зря они стали друзьями, только принципы и ценности у них несколько иные. И у нее тоже. Но они жили, а она походила на Герду из сказки о Снежной Королеве.

В Сиренево они вернулись, когда уже сгустились сумерки, а в усадьбе и в деревне зажглись фонари. Поплутав немного в сумерках, они все же выбрались на проселочную дорогу и без приключений спешились у ворот имения. Конюх, дожидавшийся их, забрал лошадей, а они отправились в Большой дом, где в холле был предупредительно оставлен свет. Матвей поднялся к себе, а Юля, сбросив куртку, отправилась в буфетную, где для них были заботливо укутаны в полотенце горшочки с бужениной; под салфеткой, посыпанные сахарной пудрой, были спрятаны булочки с черникой. Здесь же стояли тарелки с овощной и мясной нарезкой, клюквенный морс в графине и бутылка красного вина.

Пока Гончаров отсутствовал, Юля быстро все это перенесла в столовую и стала сервировать стол. Столовая, как и все комнаты первого этажа, была парадной. Светлая и просторная, окрашена в бледно-зеленый цвет и дополненная великолепным столовым гарнитуром из карельской березы. Большой стол, засланный ажурной скатертью, запросто мог вместить с десяток человек. Стулья были обиты пестрым ситцем. Такой же была обивка дивана под огромным зеркалом, а кайма на портьерах цвета весенней травы. Буфет, напольные часы и жардиньерки меж окон, на которых стояли цветы, в тон гарнитуру, дополняли интерьер. На стенах висели картины, а стол сервировали настоящим кузнецовским фарфором, изготовленным в Вербилках в начале двадцатого века.