— Да, да, — заинтересовался Василий Петрович. — Я тоже замечал.

— Жил в этих местах богатый хан Шигай, — говорил Алкыбай. — Сын его Каим был большой охотник. Только никак не мог выследить белого кулана, вожака большого табуна, уходил тот всегда от погони. Однажды на охоте заснул Каим неподалеку от родника. Проснулся, видит — стоит у воды белый, вожак, а рядом много куланов. Пустил стрелу Каим, не знал он промахов. Заржал вожак, поднялся на дыбы и упал на землю. Засмеялся Каим, подбежал к поверженному кулану и стал вынимать стрелу. Вдруг ударил копытом белый вожак, так сильно ударил, что ханский сын тут же умер…

Разгневался и огорчился хан Шигай, узнав о гибели сына. И повелел прокопать глубокий и широкий ров от подножья гор до реки. Выполнили подданные повеление хана. Воины растянулись цепью по степи и шли, бряцая оружием. Испуганные куланы бежали, прыгали и падали на дно оврага, ломая ноги. А ханские слуги добивали их стрелами… Так отомстил хан Шигай за смерть своего сына. Много куланов погибло тогда, кровь текла по оврагу и красной была вода реки…

— Неужели так было?

— Кто знает… Рассказывали старики.

Подивился легенде Василий Петрович и будто открылась еще одна тайна древней земли Алкыбая.

— До свидания, Петрович, спешить надо…

Проходили отары овец, проходили дни, месяцы, утекала вода. Осенью шли дожди, а зимой дули ветры, иногда бывало наносили сугробы снега до самой крыши и тогда неделями не появлялся в этих местах никакой транспорт. Потихоньку пристрастился Василий Петрович к чтению. Первое время читал справочники да книжки о птицах и зверях, что купил на книжном рынке, потом перешел на рассказы натуралистов — это было интересней, попадались прямо-таки живые страницы. Много было написано о стариках. То были иные старики, не похожие на него, все больше мудрые, да добрые, кряжистые и здоровые, никто не мог угадать из возраст, давали меньше лет. Далеко ему до тех стариков… Прочитал он одну книжку про старика, который ловил большую рыбу и очень жалел ее. Это был настоящий, живой старик, он будто говорил с ним, и на лице его, иссеченном глубокими морщинами, печально и непокорно улыбались в узком прищуре глаза. «Как хорошо, — говорил тот старик, — что люди не научились охотиться за звездами». Старику снились львы на желтом берегу, и он был счастлив. Василий Петрович тоже чувствовал себя счастливым. Он научился смотреть на цветок, на камень, на травинку, смотреть долго, часами. Каждый раз, уходя, он знал, что если бы задержался, постоял, то открыл бы в цветке что-нибудь интересное и трогательное и даже в камне нашел бы новое. Каждая травинка звала посмотреть на себя, остановиться. «Вот она какая роскошь, природа», — замирало сердце у Василия Петровича. И казалось, ему иногда, что одному и не справится с нахлынувшими чувствами и мыслями. А поделиться было не с кем. Разве что с Хромоножкой поговорит, когда она подходит к костру, пугливо поглядывая на пляшущие языки пламени своими большими влажными глазами…

5

Издалека увидел егерь хвост пыли, стелющийся за машиной. Зеленый «уазик» остановился у кордона.

«Санька!» — радостно подумал он. Санька был не один, на лавке сидел гость, молодой еще, полноватый, с сединой в волосах.

— Здравствуй, отец! — сказал Санька, идя навстречу, и гость приподнялся с лавки, — Это заведующий лабораторией — мой начальник.

Санькин шеф, тот самый, которого они ругали со снохой за глаза, протянул руку и назвал себя:

— Павел Евгеньевич! Решили вот отдохнуть, развлечься… Не возражаете?

— Нет, отчего же? Отдыхайте, пожалуйста. Сейчас чайку заварим… Развлечений особых здесь нет, но природа особая — ее только понять надо, почувствовать…

— Спасибо, — вежливо отвечал Павел Евгеньевич. Он полез в машину, покопался там и вошел в дом со свертками, огляделся… В избе не было ничего такого, что бы говорило о характере, о каких-то установившихся привычках хозяина. В комнате было очень просто: две кровати, стол и полка с книгами. Была еще одна полка — хозяйственная, на которой поблескивал ряд стеклянных банок, наполненных ягодами шиповника, барбариса, селитрянки, на гвоздях висели пучки сухих трав. Василий Петрович любил угощать гостей витаминным чаем, многим этот чай очень нравился.

— Отец — пенсионер, — говорил Санька каким-то не своим голосом. — Пенсию приличную получает, а не хочет жить дома.

— Охотник, наверное, Василий Петрович? — спросил Павел Евгеньевич.

— Какой я охотник? — возразил Василий Петрович. — Кеклики прямо к дому прилетают, как тут будешь стрелять?

Василий Петрович, отметив простоту гостя, удивился себе — никогда прежде он не присматривался с таким вниманием к людям, как здесь, на природе. Что-то настораживало. Санька будто вылинял, говорил с натянутой улыбкой. Кто знает — может, стеснялся, что у него такой простой отец?

Василию Петровичу предложили выпить коньяку, но он, как всегда, отказался.

— У отца сердце пошаливает, — вступился за него сын.

— Я вам ухи сварю! — вспомнил Василий Петрович про утренний улов.

— Нет, нет! — запротестовал шеф. — Уху оставим на вечер. Уха хороша у костра!

К вечеру гость окончательна освоился, стал рассказывать о своих охотах, по-охотничьи привирая и смеясь, хвастал, как хорошо он стреляет и даже решил попробовать, принес из машины мелкокалиберную винтовку и действительно попал с тридцати шагов в банку, поставленную у костра. И Василий Петрович разговаривал с ним уже по-свойски и казалось ему, что никакой это не шеф и не начальник, а просто хороший парень подсел к огоньку и балагурит, чтобы повеселить компанию. На нем была зеленая полевая штормовка и выглядел он таким чудаковатым и бесшабашным молодцом. Он уже несколько раз сказал Василию Петровичу «папаша».

— А вы знаете, Василий Петрович, как бьет моя винтовка?

— Нет, пока не знаю, — улыбнулся егерь.

— Она бесшумная! Чик — только и всего…

К костру осторожно подошла, выплыла из тьмы Хромоножка и отпрянула — испугалась гостей.

— Иди, иди, глупая, никто тебя не тронет.

Хромоножка шла на знакомый голос, но косилась на приезжих, поводила настороженными ушами.

— Какая прелесть, — изумился гость. — Как вы ее приручили?

— Подстрелили охотники, вот у меня и живет. Куда ей теперь податься? В горах, в степи — волки… Собака однажды чуть не поймала.

— Как хорошо здесь, — Павел Евгеньевич повертел головой, оглядываясь по сторонам, посмотрел на небо. — Завидую, честное слово, завидую! Особенно ночи хороши! Какие звезды…

— Здесь всегда хорошо, в любую погоду. Надо только уметь смотреть. Вот, к примеру, полынь — самая рядовая травка. А посмотришь на нее ранним утром, вдохнешь запах…

— Папаша, мы люди городские, встряхнуться бы нам, развлечься… Вот бы нам с Сашей, то есть с Александром Васильевичем, — гость улыбнулся, — немножко поохотиться? Никто ведь не узнает…

Василий Петрович осекся на полуслове. Вопрос прозвучал вкрадчиво и непринужденно, можно было подумать, что это всего лишь шутка. Но Василий Петрович уже знал — шеф приехал охотиться, он ехал двести километров от города не за тем, чтобы любоваться травками и слушать егерские сказки. Не такой он человек, чтобы заниматься несерьезными вещами.

Можно было свести все к шутке и так же легко и непринужденно отказать. Но Василий Петрович тяжело молчал. «Вот вы как, — проносилось в его мозгу, — вот как? Обложили!» А гость будто не замечал ничего, все так же звучал у костра уверенный голос, слышался смех. Казалось, что вопрос был задан случайно, вскользь, все уже прочего забыли и ответа не ждали. «Да понимает ли он, о чем просит? — думал Василий Петрович. — И чем он лучше Клима, этот красивый, образованный, имеющий и вес, и уважение в обществе? И Санька изо всех сил стремится стать таким же». И уже спокойная злость закипала в нем, ум просветлялся.

— Здесь не охотятся, тем более летом… Только по редким лицензиям… Для науки. Это место заповедное! — сказал он скованным голосом.