— «Дембеля и душары, говорите с нами. Лейтенанты, комбаты, мы пьем за погоны, за устав, за то, что русский солдат будет прав!»

«Прав, прав…» — повторяет про себя Иван.

— «Пусть дрожит душман, по горам бродит, ищет свой склеп. Это наш госпитальный рэээп!!»

На самом деле это было смесью дурного поэтического вкуса и стонов «африканца» в подвале. Да плевать!.. Ксендзов стразу же стал героем номер один.

— Слова перепиши, Ксендз.

— Бей, зверей!..

— Сау, ау-ау… Ништяк, братан!

— Викуша, а не прогуляться ли нам…

За полтора месяца Иван привык к фонарю за окном. Светит и пусть светит. Когда засыпал на спине, видел цветные сны, как с красными тюльпанами.

«Госпитальный рэп, рэп, рэээп…», — всю ночь долбило по мозгам Ивану, и снился ему водитель из маршрутки. Водитель размахивал рукой, красными губами на коричневом лице повторял: «Викуша, падемте в перевязочную, почитаем рэп!»

Наступило утро. На измятой койке Ксендзова валялась гитара. Взъерошенные после ночи медсестры прибежали и, делая ужасные глаза, сказали, что Ксендзову — все!

— Гитару-то гитару… ой шо будет! — и умчались, задирая мятые подолы.

Иван вечером так и не выпил: третий пригубил и поставил, побоялся, вспомнив предостережение доктора.

…Доктор полчаса детально рассказывал, что и в какой последовательности натворил нарушитель-рецидивист Ксендзов. Уловил Иван лишь некоторые детали: «Значит, все-таки добрал до кондиции. Упертый пацан». Ксендзов перелезал через забор с двумя бутылками водки: Ксендзов же не мог тихо — он пел госпитальный рэп! Но не все же понимают его творчество. К примеру, дежурный офицер по госпиталю не проникся. Может, он бы и простил Ксендзова: отпустил бы, взяв с того обещание не лазить в его смену по заборам, но Ксендзов стал орать и обозвал офицера тыловой крысой. Офицер, конечно, обиделся. Может, он тоже был за хребтом? Да наверняка был. Но простил бы и это — фронтовик фронтовика поймет. Если бы Ксендзов не полез драться с вызванным нарядом. Тут уж его скрутили, спеленали и оставили трезветь в дежурном помещении, в комнате отдыха наряда. Наряд ночью не отдыхал, — развалившийся во сне Ксендзов громко храпел, икал и пьяно орал рэп. Доктор сказал, что нарушитель дисциплины Ксендзов будет сегодня же выписан и отправлен долечиваться в свою часть.

— Тем более, — продолжал свой монолог доктор, — сегодня у нас мероприятие. Вас придут поздравлять. Замкомандующего округом лично вручит государственные награды. Будут представители церкви и общественности. Поэтому сегодня нужно привести в порядок палату и быть готовыми встретить гостей достойно.

«Зануда этот доктор. А вроде ничего мужик. Ксендзова предупреждали ведь. Сам нарвался», — подумал Иван.

Мероприятие началось сразу после завтрака.

От общественности пришел всего один с отвисшим брюшком. Он ставил в ноги каждому пакет с гуманитарной помощью и повторял одно и то же:

— Скорого выздоровления, скорого выздоровления.

Иван полез в пакет и вынул, что первое попалось, карманный календарик. На календарике этот же мужик с брюшком стоял на фоне города. И подпись: «Кандидат от народа Му…ков». В пакете лежали тельник, сгущенка, конфеты сосальные, шоколадка и пара синих носков.

Разозлился Иван.

— А че носки не белые?

«Цивильный» заволновался.

— Как вы сказали? — и к генералу, на ухо ему: — Альберт… ну что же ты меня не предупредил? Солдат просит белые…

Генерал готовился сказать речь. Вокруг суетились три старших офицера в золотых парадных погонах. Попик в рясе. Генерал, в сущности, был не плохим человеком, поэтому ответил тихо, чтоб никто кроме «цивильного» не слышал:

— Нахрена ты носки эти придумал? У них и ног-то не у всех по две. Ты бы им лучше водки хорошей… Ладно, не бери в голову, — и громко в Иванову сторону: — Товарищи военнослужащие, про носки ничего не скажу. Но имею честь от лица командования вручить вам, то есть, отличившимся, государственные награды.

И генерал, не теряя понапрасну времени, стал вызывать по-одному.

Первым назвали Витюшу.

Тот вытянулся по стойке смирно и строевым шагом, прижимая к бедру правую ладонь с оставшимся на ней одним единственным большим «музыкальным» пальцем, подошел к генералу.

— Носи, сынок, заслужил, — и нацепил генерал на грудь Витюше медаль «За Отвагу».

— Служу отечеству! — рявкнул Витюша.

Наградили еще одного паренька медалью «Суворова». Иван хотел завалиться на кровать, потом решил, что надо бы покурить сначала.

И вдруг:

— Ксендзов! Рядовой Алексей Ксендзов… А где он?.. Что-о?

Генерал свирепо глядит на доктора, а тот объясняет, что так и так, дескать, выписан боец за нарушение режима.

Иван с интересом наблюдал за развитием событий. А события не заставили себя долго ждать. Генерал, уж не стесняясь никого, трубным басом, так, что даже худощавый попик с испугу зажмурился, загудел:

— Доставить сюда. Сейчас немедленно! — и тише, но так что все услышали: — Ты что, доктор?.. А это кому прикажешь вручать — а?!

Непроизвольно и врачи, и раненые потянулись в центр палаты: увидели в руках генерала красную бархатную коробочку. Генерал открыл, и все ахнули. У доктора очки съехали на кончик носа…

В коробочке лежала звезда Героя России.

Спустя тридцать минут Ксендзов, извлеченный в аварийном порядке из дежурки, переодетый в чью-то чистую пижаму, уже стоял подле генерала, потупив взгляд. Ему было сильно плохо: он слушал монотонно-торжественную речь генерала, но не мог сосредоточиться. Внутри давило на все клапана. Он жадно окинул взглядом палату. Минералка стоит на столе, прямо посередине, всего в двух шагах. Но генерал! Придется ждать…

Генерал пересказывал с листка подвиг Ксендзова:

— «Оставшись один в окружении, рядовой Ксендзов не бросил оружие. Он прицельно стал бить по врагам. В течение полутора часов с одним пулеметом он удерживал более сотни боевиков, более тридцати были им уничтожены…»

Торжественно молчали все в палате.

— «Когда в укрытие, где он находился, ворвались обезумившие от ярости бандиты, рядовой Ксендзов швырнул последнюю гранату и успел спрятаться под развороченные доски пола…»

Ксендзов глазами тоскливо шарил по палате.

— «Рядовой Ксендзов, выбравшись из-под горящих обломков, оставаясь все время в сознании, хотя получил тяжелые травмы, смог доложить… Благодаря его умелым действиям банда была уничтожена».

Генерал перестал читать, сделался особенно торжественным, надул щеки и произнес:

— За мужество и героизм, проявленные во время… рядовому Ксендзову Алексею… звание Героя России!

«Воды!» — страдал Ксендзов, когда генерал пристегивал к отвороту синей пижамки Золотую Звезду.

«Лешка!.. А я даже имени его не знал», — подумал Иван.

«Пора в отпуск. Да разве отпустят? Везут народ и везут… Может к осени?» — предполагал доктор; он тоже, в общем-то, был не плохим человеком.

«Недисциплинированный солдат, водку мешает с пивом, — решил про себя генерал, принюхавшись к перегару. — Но герой! Эх, Му…ков, мог бы по бутылке… Ну, ты мне сегодня проставишься по полной программе».

«Еще в училище, в химчасть и к строителям… — скрестив руки на животе «цивильный» стоял с патриотическим выражением лица. — Тьфу, пьянь! Разит как с помойки… Итого получается двадцать семь тысяч… А-а, еще ж генерала поить! С этим халява не пройдет, придется брать дорогую водку. Ну, б… только изберусь! На месяц уеду отдыхать с Эльмиркой на Ибицу».

К майским праздникам, как и обещал доктор, отпустили Ивана домой.

Прощались они с Лешкой Ксендзовым у ворот.

— Я тебе адрес написал и это… слова… госпитальный рэп. Мож, пригодится.

Они обнялись, и Иван ушел, вскинув на плечо дорожную сумку.

Не оглянулся ни разу.

Ксендзов помахал ему в след; провожал до-последнего, пока Иван ни скрылся за поворотом у магазинчика.