– В должность вступаете незамедлительно.

– Я пришла сюда просто пожрать на халяву, а не на работу устраиваться, еще и цепным псом.

– Если станете моим телохранителем, то будете «жрать на халяву» каждый день. И вам даже не придется убивать за деньги – просто охраняйте меня.

– С чего вдруг такой порыв?

– Просто захотелось.

Тера вздохнула, не сдерживая улыбку.

– Дайте подумать об этом, хорошо?

– Думайте, сколько хотите. Хорошие кадры у нас всегда приветствуются.

Янмей стояла у двери в кабинет Делинды, откуда долетали обрывки записи прямого эфира с мероприятия в Гранд-Делиуаре.

В какой-то момент послышался дребезг предположительно скинутой со стола вазы, шлепок упавшей папки и шелест бумаги.

Зазвучала трель от телефона.

– Да… Отказал в финансировании?!

Крик Делинды разлетелся не только по просторному кабинету, но и по холлу. Янмей стояла у дверей в ожидании, когда буря негодования сойдет на нет и хозяйка пригласит ее к себе для раздачи очередных приказов.

С тех пор как она воссоединила Хьюзов, не проходило часа, чтобы Янмей не побеспокоилась о раскрытии своего предательства. Делинда считала верность своей телохранительницы непоколебимой и легко доверяла ей самые сокровенные тайны. После многих лет преданной службы, как уверяла себя Янмей, она не смогла бы стерпеть от нее любую ложь.

– Почему он отказал? Что случилось такого, что…

Продолжительное молчание. Тяжелый вздох.

– Да, я поняла… – подавленно ответила Делинда. – Зайди!

– Что-то случилось? – Янмей закрыла за собой дверь и встала в паре метров от стола. Телевизор уже был выключен.

– А по моим крикам не понятно? – стукнула она кулаком по столу и рухнула в свое кресло. – Дирк сворачивает финансирование.

– Но почему?

– Саша оказался его сыном, и об этом они заявили только что!

Янмей давно привыкла к эмоциональным всплескам своей хозяйки, но такой взбешенной и в то же время растерянной видела ее впервые.

– Ненавижу их. Ненавижу обоих! У меня даже воображения не хватает, чтобы представить дуэт хуже… Мне нужно выпить, черт возьми.

Янмей отодвинула картину рядом со столом, открыла сейф, вытащила бутылку вина пятидесятилетней выдержки и поставила на стол, после чего взяла из стеклянного шкафчика рядом хрустальный бокал, наполнила его напитком и протянула Делинде.

– Может, это всего лишь постановка?

– Возможно. – Делинда выпила вино залпом и демонстративно поставила бокал. Янмей налила ей еще. – Но если они действительно родня, это бесит даже больше. Напыщенный богатый ублюдок, от которого во многом зависит моя жизнь, и другой ненавистный, но не менее напыщенный маленький ублюдок, от которого теперь тоже зависит моя жизнь.

Не допив до дна, она швырнула бокал в телевизор.

Зависимость от финансирования Дирка с самого начала казалась ей плохой идеей, однако, успокаиваемая знанием того, насколько у Марголиса глубокие карманы, Делинда постоянно наращивала свои аппетиты, пока это не привело к тому, что без его денег она оказалась практически беспомощной. Жадность завела ее в тупик и отучила от самостоятельности. Она улыбнулась этой мысли.

Делинду до дрожи в поджилках злило то, что на свете есть такие люди, как Дирк. Стоит им только захотеть, как ее планы и мечты полетят к черту. Она ненавидела всякого, кто был в чем-то лучше ее, и чувство это было еще сильнее, если ей приходилось прибегать к помощи таких людей. Это была одна из дичайших форм унижения в собственных глазах. С едва сдерживаемым бешенством она порой представляла, как Дирк насмехается над ее «детскими» амбициями. Она знала, что для него ее война не значимее спектакля, который рано или поздно ему наскучит, ее слова – несвязный лепет, а действия – жалкие детские потуги, за которыми забавно наблюдать, но которые никто не воспринимает всерьез. Зная все это, Делинда не могла простить то, что ради достижения своей цели позволила себя так угнетать, и успокаивалась лишь мыслью, что рано или поздно Дирк поплатится за то, что недооценил ее.

– Пусть ликуют, пока могут. Вся Северная Саксония уже у нас. Готовятся наступления на близлежащие земли. Мы завершим войну без Дирка. А затем наконец-то убьем и его, и этого наглеца Сашу.

Жителей Германской империи, живущих близ военных действий, эвакуировали в Саксонию-Анхальт, откуда позже отправляли в Баварию и Баден-Вюртемберг. Частные поместья с подземными туннелями и подвалами часто служили своего рода временными пунктами пребывания для беженцев, где их обеспечивали горячей едой и чистой одеждой. В одном из них, где большую часть эвакуированных составляли воспитанники детских домов, волонтерами работали Лаура Свон и Логан Лоренс.

– На самолетах сейчас небезопасно, – отчитывалась Логан. – Аэропорты закрыты. Частные самолеты не летают. Все ближайшие пункты для принятия беженцев битком. Ждем, когда освободятся места, чтобы отправить малышей в Тюрингию. Завтра утром должны пригнать машины. А до тех пор нужно продержаться.

– Нам хватит запасов и на неделю, но чем раньше отсюда свалим, тем лучше, – отвечала капитан Зиндерман. Они остановились у окна в коридоре. Небо заволокли черные тучи. – Пугает другое. Если так и дальше продолжится, то скоро и этот регион падет. Линия фронта с каждым днем сдвигается к югу. Это значит, что уже через пару дней останавливаться здесь будет опасно.

– Не хватает солдат?

– Мрут как мухи. Враг решил сделать перерыв с горгонами и попугать нас этим. – Капитан достала из кармана куртки железный цветок размером с мяч для игры в настольный теннис.

– Это…

– Экспансивные пули. – Зиндерман дала ее Логан. – Мы называем их пулями дьявола.

– Я слышала, их запретили еще в прошлом веке.

– Их родина Англия, так что было бы странно, если бы они отказались от своего детища. У этих пуль просто чудовищный принцип работы. Проникая в мягкие ткани, «лепестки» пули раскрываются, и в теле человека буквально происходит маленький взрыв. Если обычная пуля может пройти навылет, то эта, если так и пройдет, оставит после себя дыру. Более того, раскрываясь, она выпускает в плоть человека десятки железных осколков. Обычно пуля застревает из-за лепестков, впивающихся в плоть, так что в армейских условиях ее не вытащить из раны. При попадании в жизненно важные органы вероятность летального исхода – сто процентов. Конечностям тоже будет несладко: пуля способна буквально раздробить кость так, что естественным путем она никогда не срастется. В общем, это верная смерть и лютый кошмар любого солдата. Невероятно низкий ход.

– Бронежилеты не спасают?

– Лишь оттягивают конец. – Капитан посмотрела на Логан в упор. – Я бы не рассказывала вам обо всем этом без надобности.

Логан напряглась.

– Что же вас заставило?

– Вас переводят на фронт. Как и других военных, которые сейчас здесь. Лаура Свон ваша подруга, верно?

Логан переменилась в лице. Она оглянулась по сторонам и, убедившись, что рядом лишь посторонние, занятые отгрузкой провизии, заговорила шепотом:

– Умоляю, только не Лаура. Пусть она останется здесь.

Зиндерман вскинула рассеченную бровь, что-то набрала в своем планшете и зачитала про себя. Ее тусклые глаза забегали по тексту.

– Да, физическая подготовка у нее слабенькая, мягко говоря… Но как снайпер она превосходна.

– Прошу, не надо. – Логан шагнула к ней, едва ли не цепляясь за ее руки. – Она не выживет там. К тому же не оставите же вы детей только с воспитателями. У них должна быть охрана.

– Если мы сдадим позиции еще на пару километров, то защищать будет уже некого.

В душе Логан что-то рухнуло. Помимо прочего, пугало ее то, что при других обстоятельствах капитан не стала бы раскрывать подробности их положения так подробно, лишая солдат всякой надежды на победу. Но все было куда хуже, чем рассказывала Зиндерман.

Заметив в синих глазах Логан тень обреченности, капитан откашлялась в перебинтованный кулак.