Среди присутствующих раздались сдержанные смешки. Сноков сохранял невозмутимое лицо. Полковник Хаскин достал из внутреннего кармана пиджака блокнот и что-то в него записал.

– Как я уже говорил, товарищи, – спокойным голосом продолжал Сноков, – вопрос этот чрезвычайной политической важности. На срочном заседании Политбюро товарищ Генеральный секретарь высказал мнение, и тут я с ним полностью согласен, что мы не имеем права в очередной раз проиграть американцам в космической гонке. Достаточно того, что они опередили нас на Луне. Если же вдобавок они еще и в этом вопросе окажутся расторопнее Советского Союза…

Опять послышались смешки, а Хаскин снова что-то записал в блокнот.

– Таким образом, товарищи, – подытожил Сноков, – Политбюро приняло решение. Советский Союз должен обогнать Соединенные Штаты, и первым в мире совершить… это эпохальное… рождение.

Ларион Александрович Теккин обреченно опустил голову. Лучше бы он не просто поехал на Новый год в санаторий, а ушел бы на пенсию еще прошлым летом, как советовала жена. Сейчас все клонилось к тому, что решение пикантной проблемы повесят на него, а в случае неудачи последует позорное увольнение и вместо почетной пенсии – бесславное забвение всех его прошлых заслуг. Впрочем, оставалась еще надежда отвертеться. Если срок запуска январь или февраль – то у нас физически не получится подготовить ракету, и вопрос снимется сам собой.

– Товарищи, а какого числа американцы планируют запуск? – издалека зашел Ларион Александрович.

– Восьмого, – коротко ответил Хаскин.

– Января?

– Марта.

– Восьмого марта, товарищи! – с упором повторил Сноков. – Товарищ Генеральный секретарь, и я с ним полностью согласен, видит в этом циничную попытку принизить значение замечательного праздника – Международного женского дня.

Сноков выдержал длинную паузу, во время которой представитель Министерства обороны начал клевать носом, а представитель Министерства здравоохранения по-дружески тыкнула его локтем в бок.

– Мы ни в коем случае не должны, товарищи, – продолжил Сноков более возвышенным тоном, – допустить подобную дискредитацию. И есть только один выход…

– Отменить праздник? – спросил представитель Госплана, потирая руки и прикидывая в уме возможный рост ВВП от появления лишнего рабочего дня в году.

Сноков посмотрел на него с укором и покачал головой.

– Опередить их! Товарищ Теккин, мы обязаны отправить на орбиту двух наших космонавтов раньше американцев. Насколько я помню, у вас запланирован пилотируемый запуск на середину апреля, приуроченный к годовщине первого полета в космос. Политбюро полагает, что возможно сдвинуть сроки на два месяца раньше, где-нибудь на середину февраля. Таким образом мы обгоним НАСА и покажем этим американцам, как говорится, кузькину мать.

– А спустя девять месяцев и самого Кузьку! – выпалил представитель Министерства обороны, и все добродушно рассмеялись каламбуру, на этот раз вместе с товарищем Сноковым, а полковник Хаскин уже ничего не записывал в блокнот.

Ларион Александрович почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Как всегда, Партия погналась за политической целесообразностью, начисто забыв про реальность. Это глупое навязчивое желание щелкнуть американцев по носу уже не раз подводило космонавтику к краю трагедии, а дважды, и Теккин прекрасно помнил оба случая, даже переносило за этот край – и тогда происходило непоправимое.

– Товарищ Сноков, – сухим голосом произнес Ларион Александрович, – разрешите поговорить с вами наедине.

Сноков удивленно поднял бровь, но через мгновение согласно кивнул. Они отошли вдвоем к окну в дальнем конце комнаты. Теккин почувствовал, что ему становится трудно дышать и распахнул форточку.

– Ну поймите же… – эмоционально доказывал Ларион Александрович, – Переносить старт на два месяца раньше – чрезвычайно опасно. Нам придется сократить технологический процесс за счет дополнительных тестов и проверок, и это будет означать, что угроза нештатной работы компонентов…

– Ларион Александрович. – Сноков доверительно взял Теккина под локоть и поправил ему замявшийся лацкан пиджака, – Вы же умный человек. Думаете, я сам не понимаю риски? Но есть решение Политбюро. Более того, это личное решение Генерального секретаря. Если бы все зависело от меня, мы бы плюнули на это дело. Пускай эти капиталисты сношаются хоть на Луне. Я честно пытался убедить там, – Сноков многозначительно показал глазами наверх, – но… к сожалению, ему понравилась идея. Знаете, он прямо-таки загорелся, когда узнал. Постоянно твердит: «Мы должны быть первыми», «Отомстим за лунную программу»! Поэтому никаких вариантов нет. Вы подготовите корабль, двух космонавтов и совершите то, чего еще не делал никто.

И чтобы продемонстрировать, что окончательное решение принято, Сноков повернулся к остальным и громко произнес:

– Советский народ выиграл войну! А вы сомневаетесь в готовности наших людей на еще один подвиг! Совещание закончено.

Ни с кем не прощаясь Сноков вышел из кабинета. Хаскин подобрал со стола документы и засеменил за начальником. Теккин почувствовал, как его трясет мелкой дрожью. Оставался последний шанс. Он выбежал в коридор и догнал члена Политбюро у дверей лифта.

– А что если… – шепотом предложил Ларион Александрович, – мы отправим туда пустой корабль. Потом подберем пару из отряда космонавтов, сымитируем беременность…

– А ребенка им тоже сымитируете?

– Нет, ребенка подберем настоящего. Подкидыша какого-нибудь…Детдомовца… – Теккин заглядывал в лицо Снокову, пытаясь говорить как можно убедительнее.

Сноков и Хаскин молча зашли в лифт, Ларион Александрович втиснулся за ними.

– Все останется в секрете, – продолжал он, – Комар носа не подточит. Американцы по правде летали на Луну, но их обвиняют в том, что это бутафория. А мы устроим настоящее представление, и никто не будет знать.

– Скажите честно, Ларион Александрович, – Сноков пристально посмотрел ему в глаза, – в случае провала и разоблачения вы готовы отвечать головой?

– Г-головой, – просипел Теккин, пытаясь понять, шутит с ним Сноков или нет, – головой, наверное, не готов.

Двери лифта открылись на первом этаже.

– Вот и я не готов, – облегченно ответил Сноков.

Они прошли мимо вытянувшегося по струнке охранника, который при их появлении успел спрятать в карман плитку шоколада и старался не дышать, чтобы не выдать запах дешевого портвейна.

– Поэтому лететь придется по-настоящему, – продолжал Сноков, – И рожать тоже придется. По-настоящему. Как это сделать – уже ваша забота. Партия дает вам полный карт-бланш. Действуйте.

У крыльца стоял правительственный «ЗИЛ». Около машины пританцовывал на морозе аккуратный молодой человек в костюме и лакированных туфлях. Сноков отмахнулся от предложенной им каракулевой шапки, похлопал Лариона Александровича по плечу и уже хотел сесть в автомобиль, но внезапно остановился.