Каждую осень Далила редкие травы и цветы ищет! Для биологов редкие травы собирает! На благо науки старается! Ее проклял какой-то биолог, и она должна теперь блюсти фауну и флору лесов.
А один солдат из лесной речки ей в домик воду наладил.
А было время, когда Далила была главной по контрабанде…
– Главной и единственной… – рассказывала нам сама Далила. Выглядит она хорошо, но голос у нее старческий, старушечий, ей на самом деле сто семнадцать лет. И говорит она по-древнему, не по-современному. – Но давно это было… И недолго… А потом появилась мать этого… Вовки… Дашка… И стали мы делиться… А бывало дашь солдатику камешек, и он как бы невидимый стал… И проходит он все посты охраны. И прямо в руки доставить может автоматы. А иногда и на самом деле невидимым становится, представляешь? Правда, редкие эти камни. – Их Далила на берегу своей реки ищет… Они белые, с единственными редкими черными пятнышками.
Далила биологам и фауну поменяла, семь лет молилась и бедствия на биологов посылала, тайфуны и ураганы. И теперь у нее в лесу река бежит… Теперь она требует в лес озеро. Так биологам флору и фауну меняет! Они ругаются! Далила против биологов!
И с медведями она разговаривает, и с белками… А зайцы такие болтуны, говорит, силы нет…
А Далила зайцев зимой засушивает, хранит, консервирует. Говорит, что зайцев в лесу полно. Мухоморы собирает, тоже сушит, тоже в хозяйстве пригождается зайцев травить – они ее огород обворовывают. Мы травим тараканов, а Далила зайцев дохлых собирает и засушивает. На мухоморы у Далилы уже иммунитет.
Да, завела Далила себе в леске огородик около домика, и морковку сажает, и капустку, и картошечку. Долго у нее ничего не росло – книги по огородничеству она читала. А летом она с сорняками борется. Чтобы морковка лучше росла. Биологи опять недовольны – меняет им флору и фауну леса. Ей коллеги, Владимир и Никита объяснили, что морковку и картошку перед едой надо чистить – совсем дикая Далила в лесах стала.
Раз Далила, наконец, вышла из лесов, то ее решили помыть мылом и шампунем… Мытье ей пошло на пользу. Потом Далила опять пошла жить в леса. Но Эдам узнал у своих и решил провести через Далилу пару поставок, ему наверху разрешили иметь с ней дело! И деньги дали! Поэтому мы еще несколько раз видели ее на американских встречах – она приносила коробки с автоматами прямо на встречи. Остальные картонные коробки хранили в коридоре, пока Эдам не пристроил. И много коробок там было – это же Далила дела ведет! Далила продала им очень дорогое и редкое ружье, который украла у одного генерала из частной коллекции. Ружье было старое, редкое, коллекционное, резное, с белым керамическим стволом… Ружье попало к Спенсермэнам и пополнило их коллекцию…
Эдам сам потом забыл, что совершил эти сделки и купил так много автоматов с Далилой. Коробки отвезли к порогу дома Спенсермэнов в Америке.
Потом Далила поняла, почему так много у нее в лесу зайцев. Что убитые ее ружьями солдаты в зайцев превращаются и к ней бегут… И заботиться она о них и кормит… – Ох и много этих солдат… Слишком много, – стала Далила сильно сжимать руками голову и закрывать ее, как от сильной головной боли и кричать. И выволокли ее тогда из американского центра…
Все хорошо, только детей Далила ест… И лесники ее не любят… И не один мальчик, а иногда девочка сгинули в омуте ее черных глаз.
А Далиле дали таблетку молодости… Она недавно съела очередного ребенка…
Если до этого Далила выглядела как старуха за пятьдесят, правда стройная и прямая, то после таблетки стала выглядеть молодо, не больше двадцати. Но и старела Далила быстро, за пять лет с двадцати до шестидесяти могла состариться, если детей не есть. Далила и жила долго, потому что каждые пять лет детей ела… Она воровала маленьких детей из деревень и станиц около своего леса и съедала… Только мальчиков, но иногда попадались и девочки. – Сердечко с первыми лучами солнца на заговоренной опушке… Это помогает от старости, – рассказывала нам на встречах Эдама Далила. Она зажаривала их в своей печи в доме в лесу… Как баба Яга, только баба Далила… Она ела редких животных и редкие растения, если разрешали биологи, и так выбивала себе долголетие. Поэтому ее терпеть не могли лесники.
А до революции Далила была проституткой: – В публичный дом я не пошла, по домам ходила… На улице клиентов искала. Но пару раз меня сильно избили. Сказали в публичный дом идти, а я возьми и не пойди, – Далила захихикала. – Оттуда и уйти невозможно, из публичного дома. Это меня и спасло. Но я недолго… Так, – Далила махала рукой. – Но все равно… За подругой пошла. А потом пожалела. Ой, сильно пожалела… – Далила качала головой. – Я-то поэтому в леса-то и ушла, от людской злобы, жить с людьми невыносимо стало. Я поэтому тогда в офицерчика-то и выстрелила, в леса хотела, от людей сбежать. Да когда это было? Еще до революции… Сколько лет уже прошло. Уже и не помнит никто. Уже и в живых-то их нет всех… – весело отмахивалась она.
– Ох и нравился мне один… А я из простых была. Но заговоренных… А он шишка. Военный. Крутой, как вы сейчас говорите. И подруга мне: – Зайди к нему, да зайди. Ты ему нравишься. – Ну и я зашла… А он стал приставать… Ну мы и того… А я и девчонка. А он, видно, нет. Сразу разобрался. А он мне деньги на тумбочку положил. Ну я думаю, возьму. А он взял и дверь закрыл… Как будто меня и не было… Получил свое и того… Мужики – они такие… Ну я и запуталась тогда… Ушла от него. И не поняла даже, что он меня оплатил и теперь я… того… попорченная что ли… И со мной другие мужики уже не стали. – Шлюха, – говорят мне. – Иди работай… так же, как умеешь. Передком! – И домой больше не пускали меня… И отец бил… И пошла я к нему и говорила ему, чтобы он теперь женился на мне. А он того, сделал вид, что меня не узнал… А потом сказал, что он женится собирается. На другой… И расплакалася я. И дал он мне денег, чтобы я не приходила больше… Он думал, что я проститутка, а потом другая проститутка пришла. И он перепутал… И он не хотел… И сказал мне, чтобы я больше так не делала… Но он мне улыбался на улице… – говорила Далила задумчиво и с укором. – Он мне улыбался. А это тогда значило, что можно… Мне подруга говорила. Но уже я того, испила из кубка и должна была принимать людей, мужчин… Но заговоренная я, и не будет им счастья… Ему и его жене… И не было. Я тогда не поняла, что первый раз нормально было. А вот в остальные… Уже не то совсем… Запуталась я… Перестала понимать, что хорошо, а что плохо… А мир уже не принял… Тогда много таких было. Как я… Запутавшихся, что ли… Так сейчас говорят. А потом ребеночек во мне забился его… Но поздно уже было… Уже была я того, другим попорченная… И не могу я больше стать матерью за ребеночка того, что ночью убила в себе… И вышел он… И мертвого его ела я. И сказала себе тогда, что больше ни-ни. Никогда не буду. И поклялась на крови, своей и его. И больше не стала. И били меня. А потом жить невыносимо стало. Все стали клевать меня… И дома меня так не приняли… И отец так и сказал мне: – Иди в леса! – и закрыл перед носом дверь. А я думала, что он меня примет обратно, – она говорила медленно и задумчиво. – Я ведь съела мужчину его рода. Но нет… Это потому что я была проституткой, – она горько вздохнула. – И семью я потеряла тогда и ушла и больше не вернулася… И я задумала выстрелить в офицерика… И уйти в лес, – и опять смотрела она куда-то перед собой и гордилась собой… А подругу-то я мало знала, мы с ней вместе в телеге ехали в город из деревни. А тот… потом сутенером оказался, и все это было подстроено, – и она горько вздохнула. – А отец приходил в лес, да, где я жила и видел меня… Еще до войны было. А в войну он того, умер… И дом наш спалили за колдовство. Никого из моих не осталось. Может, он и видел будущее… Говорят, дети сестры живы за границей. Но кто уже искать будет, – она всплеснула руками и почему-то обрадовалась… Марина Шейн обещала ей найти ее племянников или уже их внуков, потомков в общем. И нашла потом, говорят…
С проституткой жить сложно…
