– Эти дьявольские машины неслись по волнам со скоростью пятьдесят узлов… Казалось, они почти летели. Брызги поднимались такие, что все промокали почти до нитки. Береговая охрана могла едва разглядеть их. Короче говоря, им так ни разу и не удалось задержать хотя бы один из катеров…

Несмотря на все это, поступления продолжали быть значительно ниже спроса. К тому же не только присутствием чувства юмора можно объяснить отстранение Двайером от командования флотилией «летающих катеров» бывшего воздушного аса, летчика ВВС США Хиггинса, которого ему одолжил Фрэнк Айяле для такого рода операций, и назначение его главой грозного отряда стрелков, предназначенного очистить торговые пути от соперничающих шаек на национальной дороге номер 25 длиной в 240 километров, связывающей Лонг-Айленд с Нью-Йорком.

Можно себе представить, какая начиналась резня, когда Хиггинс сталкивался с людьми из отрядов Багси Сигела – Мейера Лански – Луканиа. Поэтому предложение Фрэнка Костелло было с готовностью принято, и в дальнейшем перемирие соблюдалось.

Когда в 1922 году Двайер решил подвести некоторые итоги, то установил, что стал владельцем полумиллиона долларов, пивной «Феникс» совместно с Уэкси Гордоном, около трех десятков притонов, питейных заведений и публичных домов, а также радиостанции ВХЛ. Радиостанция отличалась некоторым своеобразием, хотя бы потому, что специализировалась на передаче в эфир стихов Киплинга, Браунинга, Эдгара По, Байрона, Шелли, – стихов, которые с особым вниманием слушали команды катеров и грузовых судов Двайера, так как в рифмованных строчках кодировались данные, позволявшие определять координаты предстоящих встреч в море… Кроме того, известно, что таможенники не любители поэзии.

Дела Биг Билла Двайера, как его теперь стали называть, бывшего билетера в театре, могли достичь такого размаха благодаря трагикомичной ситуации, сложившейся в результате принятия «сухого закона», когда он смог возвыситься до положения верховного правителя, имеющего право жизни и смерти над пятью сотнями наемников, стать владельцем двух огромных отелей, множества мелких притонов, трех роскошных публичных домов, огромной пивной, приносившей ему ежегодно семь миллионов чистой прибыли, четырех ипподромов (во Флориде, Нью-Гэмпшире, Огайо, Квебеке). Торговля спиртным позволила ему познакомиться в Канаде с весьма эмоциональной игрой – хоккеем на льду. С его помощью эта игра распространилась и в США. Он сам решил заняться этим делом и стал владельцем двух самых больших профессиональных клубов: «Нью-Йорк хоккей клаб» и «Америкэн хоккей клаб». В дальнейшем пристрастие к спорту привело его к приобретению превосходной футбольной команды «Бруклин доджерс», а также… двух казино в Майами-Бич.

Некоторая приверженность прошлому заставила его вложить деньги в строительство роскошных апартаментов в Лонг-Айленде и Бэлл-Харбор. Там разместились его жена и пятеро детей. Там же устраивались светские приемы, вызывавшие ассоциации с Трианоном.

Добрые отношения Фрэнка Костелло с Бит Биллом Двайером способствовали тому, что дела «Банды четырех» шли успешно. Волны спиртного накатывались одна за другой. Обходилось без кровопролития. Больше, чем кто-либо другой, радовался Луканиа. В 1923 году, в возрасте всего лишь двадцати шести лет, этот некогда жалкий иммигрант из Леркара-Фридди, начавший с нуля, пришедший с улицы, поднялся, словно на скоростном лифте небоскреба, до высоты более впечатляющей, чем та, которую достиг сам Биг Билл Двайер, хотя это и не так бросалось в глаза. Как-то в разговоре с Мартином Гошем Луканиа разоткровенничался:

– Держу пари, что в те времена, когда мои приятели и я создавали свое предприятие по торговле спиртным, наше дело было более значительным, чем у Генри Форда. Мы контролировали заводы, склады, самые различные виды деятельности, владели фантастической системой транспортных средств, кораблей. Наши водители не имели себе равных ни в вождении машин, ни в стрельбе. Бухгалтерские операции Лански проводил с присущей ему одному молниеносной быстротой, и его люди обходились без бумагомаралок с их дурацкими нарукавниками. Эти типы, а среди них много и счетоводов-женщин, имели хорошую память, потому то их цифры не часто оставались записанными черным по белому. В нашем распоряжении были экспортеры и импортеры, весь персонал, в котором нуждается любая фирма. Только у нас их было гораздо больше. Мы имели своих адвокатов, которые работали на нас все двадцать четыре часа в сутки. Позднее мне многие говорили, что следовало бы использовать свое серое вещество для более порядочного дела и что я мог бы иметь огромный успех. Может быть, это и так, но я нигде не получал бы столько удовольствия.

Договор о ненападении с Двайером был заключен, и все должно было бы пойти дальше с учетверенной скоростью, если бы маленький сицилиец Чарли Луканиа не совершил огромную ошибку: он позволил себе забыть о мафии. Мафия же никогда и никого не забывает.

Фрэнк Айяле, глава «сицилийского союза», заставил его встревожиться. Когда Луканиа сопоставил отдельные факты, то почувствовал себя охваченным неудержимой жаждой мести.

Не так легко объяснить, почему Чарли Луканиа, хотя он и был сицилийцем, постоянно испытывал трудности в общении с мафией и мафиози. Это было вызвано, несомненно, его неудержимым индивидуализмом, а также, вероятно, тем, что он очень скоро осознал нерасторопность мафии – замкнутой организации, добровольно отказывающейся от явно выгодных операций и доходов, которые она могла бы получать, если бы привлекла к своей деятельности выходцев из других районов Италии. Это, а также то, что мафиози не придавали никакого значения тому обстоятельству, что он стал признанным главарем «молодых волков», раздражало Луканиа. Надменный, кичащийся достигнутыми успехами и независимостью, он не находил нужным демонстрировать верноподданнические чувства перед старыми боссами, считая их методы устаревшими.

Действительно, в погоне за новыми доходами, возможность получения которых появилась в связи с введением «сухого закона», мафия не поспевала за другими. Ее контроль за всем, что происходило в пределах «Малой Италии», оставался, разумеется, неоспоримым. С того момента, как они обосновались в США, люди мафии неизменно контролировали всю деятельность внутри итальянской общины, взимая поборы со всех продуктов первой необходимости, начиная с оливкового масла и кончая сырами. Мафия регулярно и безжалостно обирала портных, аптекарей, мясников, бакалейщиков, печатников, владельцев ресторанов и кафе. Самые непритязательные игры, лотерея ежедневно облагались налогами по установленной шкале.

Однако методы, которые применяла мафия, чтобы обойти закон Уолстеда, вызывали у членов «Банды четырех» приступы неудержимого хохота. Они состояли в следующем. Тогда как у Торрио, Двайера, Луканиа и их соучастников объем реализации контрабандного спиртного достигал тысячи гектолитров, старые доны не нашли ничего лучшего, как распространить среди жителей «Малой Италии» заимствованный из фермерских ведомостей рецепт производства спиртного из винограда, из любых фруктов, злаковых культур, свеклы и т. п. Они приобрели самогонные аппараты объемом в один галлон, которые были в свободной продаже, и обязали всех гнать самогон, забирая его по смехотворно низкой цене. Сивушный запах, который буквально клубился в воздухе квартала, безошибочно указывал всякому, что он попал в итальянское гетто. Юморист Вилли Роджерс насмешил весь Нью-Йорк, написав как-то: «Самое страшное преступление, которое может совершить итальянский мальчуган, – это съесть виноград, который его отец принес домой, чтобы гнать самогон».

Ответственный за соблюдение «сухого закона» в Манхэттене Чарльз О'Коннор пришел в ярость и приказал всем владельцам перегонных аппаратов сдать их в мэрию. Безуспешно. Почти полторы сотни агентов, которыми он располагал для контроля за надлежащим исполнением закона, работали вхолостую, посвящая все свое время делу еще более бесполезному, чем попытка найти у кого-нибудь обыкновенный змеевик. В гаражах, в закутках, в задних комнатушках магазинчиков, в заброшенных сараях – почти повсюду мафия установила перегонные аппараты, способные производить от двух с половиной до пяти сотен литров спиртного в сутки. Литр алкоголя обходился не дороже десяти центов только потому, что людей, которым вменялось в обязанность постоянно находиться при аппаратах, мафиози набирали из итальянских иммигрантов, только что прибывших в Соединенные Штаты. Они выполняли эту работу за мизерную плату, не зная, что нарушают законы страны, предоставившей им убежище. Но этот же литр, производство которого обходилось почти даром, можно было продать за восемь, а то и за десять долларов.