«Долбанный жалкий дурак, как же можно было ее потерять!..»

Он быстро дошел до кинотеатра, все время смотря под ноги.

На фасаде старого здания висели плакаты пиратских зарубежных фильмов, на которые он из принципа теперь не ходил. Хорошее дело принцип, но лучше бы Андрей был проще.

Он посмотрел в небо. Все так же вечерние огни города не давали увидеть звезды.

– Вообще ни хрена, ничего не изменилось, – буркнул он сам себе.

Осень (год назад)

Андрей вбежал в пустой холл кинотеатра, тяжело дыша. Успел! Боялся не успеть, но успел.

Была пятница, последний вечерний сеанс артхаусного кино.

«Сломанные цветы» Джармуша. Он смотрел этот фильм раз пять, но на большом экране – никогда.

В холле было пусто. Андрей купил попкорн и пепси (да, она еще тогда была). Положил в рот парочку соленых белых штуковин, глотнул лимонад, потом вынул великолепный черный билет. Средний ряд, середина.

Он подошел к открытым дверям, сунул молодому парню – билетеру билет.

– Блять, – тихо выругался билетер, но из-за отсутствия других людей матерок эхом отозвался от стен.

– Простите?

– На этот сеанс купили всего три билета, один пришел, и я уже, блин, готов был отменять сеанс, но тут вы.

– Да-а…

– Вот вы мне скажите: какой смысл смотреть это старье в кинотеатре?

– Смотреть этот офигенный фильм в кинотеатре все равно что заниматься сексом с женщиной. А смотреть его по телику – все равно что дрочить, – резко высказал Андрей свою заготовленную фразу. Очень часто у него спрашивали о кинотеатрах и старых фильмах.

– Серьезно, – усмехнулся парень, возвращая билет. – Обещайте только не дрочить там.

– Как знать, как знать, – усмехнулся Андрей.

Он вошел в зал в предвкушении. И даже не заметил, точнее, не обратил внимания на девушку, сидящую в последнем ряду. Ну сидит и сидит.

Андрей сел на свое место, поел немного попкорна, запил.

Две минуты до начала фильма.

И тут он почувствовал, как в волосах что-то защекотало, потом еще. А потом легкий, слабее укуса комара, удар в шею. Андрей обернулся.

– Иди сюда, – крикнула худая брюнетка. – Будем вместе смотреть.

– Там звук хуже.

– В смысле?

– Это середина зала, тут будет самый крутой звук. Со всех колонок.

– Да ладно!

– Точно говорю.

Она встала и спустилась к нему.

– Тут же не занято? – Она села рядом.

– Наверное, нет. Не знаю. Говорят, три билета продано.

– Это я.

– Что «я»?

– Ну, раз, —показала она на себя, – два, – показала на него, – три, – снова на себя.

– Не понял.

– Хе. Я купила два билета. Одного человека они выгнать могут, а двух нет. – Она указательным пальцем тыкнула себя в висок: – Я два человека.

– Спасла сеанс?

– А то, уже в третий раз. Вчера я одна смотрела «Четыреста ударов»5.

– Трюффо?

– Да.

– Я тоже хотел сходить, но не смог отпроситься с работы.

– И в чем толк?

– Не понимаю…

– Ты пропустил нечто крутое, чтобы тупо остаться на работе? Предпочел работу удовольствию. А когда еще, скажи, мы увидим Трюффо в кино?

– Ну…

– Трюффо в кино – это словно секс с женщиной! – Она ударила его локтем в бок и усмехнулась.

Он тоже.

Погас свет. На экране показался логотип кинокомпании.

– До этого смотрел? – спросила она.

– Конечно. А ты?

– Смотрела. И как тебе концовка?

– Загадочная.

– В смысле?

– Помню, на MTV смотрел обзор этого фильма, и там говорили, что концовка у фильма двоякая. Типа в конце Билл Мюррей6 видит в машине своего настоящего сына. Сын уезжает, и он, отец, будто теряет его навсегда.

– Ну не знаю. Лично я думаю, что Билл Мюррей тупо хотел, чтобы они были его сыновьями. И он выдавал желаемое за действительное, хотя никакого сына у него нет и не было.

– Тогда ты смотришь концовку, как я тебе сказал, а я – как ты… Кстати: Андрей.

– А я Аня, Кстати Андрей.

– Попкорн?

– Да блин!

Она резко подскочила, сбегала наверх и вернулась с попкорном и пепси.

– У тебя сладкий? – спросила она.

– Ненавижу сладкий. Попкорн должен быть соленым.

– Я думаю точно так же.

Фильм, который они видели столько раз, не требовал такого внимания. Но как объяснить простым зрителям любовь к кинотеатрам и старым фильмам, любовь пересматривать сотни раз одну и ту же картину? Ты точно знаешь, что герой сейчас сделает вот это. А этот дурацкий монолог? Ты же так же пытался признаваться в любви, ты его знаешь наизусть… Но экран все равно притягивает, и для тебя там не Бен Аффлек, а Холден МакНил7.

Конечно, в «Сломанных цветах» не играл Бен Аффлек, но там были Билл Мюррей и великолепная постановка Джима Джармуша. Почти с самого первого кадра и до конца у двух одиноких зрителей в кинозале перехватило дыхание, и они молча смотрели фильм, лишь изредка похрустывая попкорном.

Иногда, в самые волнительные моменты, она поглядывала на него, а он – на нее, и на их лицах появлялась смущенная улыбка.

Это были минуты счастья… Мгновения, когда, кроме них, никого не существовало вокруг.

На экране появилась надпись: «Конец».

Загорелся свет. Они молча, взяв с собой круглые стаканчики, направились к выходу.

– Бля, ну и че тут такого крутого? – на весь зал буркнул билетер, сидевший в первом ряду. – Какая-то пенсионерская ерунда.

В него тут же прилетел пустой стаканчик. А Аня вовремя отвернулась.

Был уже поздний вечер, но улицы ярко освещались фонарями, сквозь свет которых падал мерзкий мокрый снег.

– А ты заметил, что люди боятся темноты? – сказала она, посмотрев в небо. – Фонари освещают город слишком ярко. Не видно звезд.

– Сейчас тучи, какие звезды…

– Вчера не было туч, и все равно ничего не видно.

– А ты хотела бы идти по темным улицам?

– Я бы хотела увидеть Белую Медведицу, как в детстве.

– Может быть, Большую Медведицу?

– Да какая разница? Все равно ничего не видно.

– Может, тебя… – Андрей немного замялся. – …проводить до дома?

– Сразу скажу, что на чашечку кофе я тебя не позову. Да и кто так предлагает? «Может, тебя проводить?..» На это есть только один ответ: может, и проводи. Обычно говорят: «Давай я тебя провожу».

– Ой, ну если ты так начала говорить, то я точно лучше домой пойду.

Они заулыбались. И она повела его к своему дому.

– Ну и какую концовку ты выберешь? – спросила она.

– Возле твоего дома?

– Не-е. – Она усмехнулась. – Возле моего дома мы просто скажем друг другу «пока».

– И даже не обменяемся номерами?

– Все зависит от этих пятнадцати минут до моего дома.

– Это типа как в лифте?

– Да, но знай, что я очень люблю говорить.

– Ну тогда рассказывай. Чем ты занимаешься?

– Продаю страховые полисы.

– Чего?

– Страховку продаю людям, и меня все коллеги ненавидят.

– Обычно ненавидят налоговую.

– Налоговую ненавидят обычные люди, а тут коллеги. Они обзванивают клиентов, приглашают их к себе, а клиенты случайно выбирают меня.

– Как это – случайно?

– Я сижу почти возле самого входа, и у меня есть все бейджики коллег. Я их иногда надеваю. Например, сегодня я была Александром. Мужик сел ко мне и сказал: «Надо же! А какой у вас по телефону был мужской голос…»

Она засмеялась, он улыбнулся.

– А ты? – спросила она.

– А я – рекламой, – проговорил он. – Пиар-отдел крупной сети, куда и магазины, и всё входит. И это такая жесть.

– Типа устал придумывать?

– Типа придумывать ничего не надо.

– Все уже придумано до вас?

– Да. Все уже придумано в девяностых. Весь мир идет вперед, потому что есть конкуренция. А у нас ее тупо нет. Все магазины принадлежат одному лицу. Даже если психанешь на «Пятерочку» и пойдешь в «Чижик», то все равно принесешь доход этому человеку. Конкуренции нет. Поэтому к открытию любого магазина на вход вешаются шарики в цвет магазина и школьники раздают буклеты. Вот и весь пиар.