Схватив её за шкирку, начал трясти, повторяя, чтобы очнулась, взяла себя в руки и пошла к ребёнку. Но сестра всё также была равнодушной, глаза были пустые, безразличные.

Никогда с ней не поступал так. Никогда! Даже в детстве и юности не лупил её, как лупят старшие братья младших сестёр. Не вредничал. А сейчас хотелось отлупить, руки чесались!

Всё всегда для неё: самый вкусный кусок Насте, самый красивый подарок Насте. Новое платье? Пожалуйста! Туфли и сумочка по моде? Не вопрос! Если папа не дал денег, считая, что и так у девушки всего чересчур, придёт к брату и от него получит. Не жизнь, а сплошная сказка.

Да, сейчас она столкнулась с предательством, трудностью, но разве можно так разбиваться вдребезги, тем более теперь у неё есть ответственность за сына.

Мои доводы не вразумили сестру. Она дёрнулась из рук, вырвалась и выгнала меня из комнаты. Больше я так и не уснул до самого утра. Наступает катастрофа, чувствовал это.

Утром сестра пришла ко мне в комнату сама. Села на кровать и, как всегда, обняла себя за коленки.

— Я не хочу жить, Максим.

— Что значит не хочешь? У тебя ребёнок. Тебе нельзя даже говорить про такие вещи.

— Мне не нужен этот ребёнок. Он получился случайно и я хочу избавиться от него. Ведь и тогда хотела, но нельзя было, а жаль. Я снова поняла, что не люблю его. Я мать, ты сам мне сказал, и приняла решение: хочу сдать его в детский дом. В конце концов, есть те, кто хотят детей, но у них ничего не получается. И его возьмёт кто-нибудь и будет любить, сделают счастливым. А что я могу дать ему?

— Ты как будто не ты. Даже слушать страшно. Сейчас кажется, что я тебя совсем не знаю. Ты словно не моя сестра, Настя.

— Жить не хочу, понимаешь?

— Не понимаю! Это какое-то безумие! Это приобретает уже масштаб бедствия. Семья тебя поддерживает, неужели ты реально думаешь, что мы отдадим ребёнка в детский дом? И как нам потом жить? Не представляю, что в твоей голове происходит!

Она замолчала и отвернулась. Все мои доводы для неё основа оказались пустым звуком. Я почувствовал, как она снова закрылась, замкнулась, отключилась от этого мира. Она взяла телефон и ушла в ванную.

— Завтра я повезу тебя к психологу, тебе нужна помощь специалиста. –постучался и сказал ей. В ответ была тишина.

Несмотря на всё возбуждение нервной системы, я, прикоснувшись к подушке, уснул мгновенно и не услышал, как пропиликал телефон. А если бы услышал, успел бы?

Через два часа нашёл сестру в ванной с перерезанными венами. Спасти не смогли, она ушла, бросила нас всех: меня, родителей, а самое страшное, что она сделала — она бросила своего сына младенца.

Каждый раз, вспоминая сестру не понимаю и, наверное, никогда не смогу понять и принять, что она добровольно бросила своего сына. Да, я считаю, что именно бросила. А как назвать мать, которая оставила своего ребёнка?

Её уход тогда, осознание, что Настя ушла добровольно давался мне крайне тяжело. Неужели так сильно её поглотили чувства к этому ублюдку, что она смогла решиться на такой шаг? Прокручивая в памяти события прошлого пытаюсь найти свои ошибки, и не нахожу. От этого ещё тяжелее давалась реальность.

А как же я, её брат (Эгоистично? Возможно!), который с ней был с самого рождения, как вечная нянька, как же мать, которая теперь вынуждена по новой проходить все стадии материнства, не планируя этого в своей жизни? А как же отец? А как же, в конце концов, наша дружная и счастливая семья, которой мы так дорожили?

Ведь теперь каждый из нас: я, отец, мама живём с чувством вины огромной, поглощающей сознание, не позволяющей нормально существовать в этом мире каждый день. В голове крутится бесконечное: недоглядел, недосмотрел, не понял, не услышал, не поддержал. Сколько глаголов я могу ещё применить теперь, как и мои родители? Но это не изменит ничего. Но точно сожрёт изнутри.

Наши встречи случаются всё чаще. Я пытаюсь узнать у неё о семье, детстве и прочей ерунде, позволяющей мне выйти на общение с её братом, но девчонка сопротивляется, переводя тему на что угодно, но не о семье. В итоге разговоры о семье практически становятся больше похожи на допросы. Это начинает бесить основательно.

Возвращаясь домой, в пустую квартиру, понимаю, что в принципе, при других обстоятельствах я бы познакомился с ней и так, девушка привлекательна, умна, и не фанатична в отношении денег. Удивительное сочетание красоты и воспитания, как будто она не сестра этого ублюдка. Он только о деньгах, а она ровно наоборот: о чём угодно, но только не о них.

Не то что я был жадным в отношении денег, нет, мне хватало на жизнь, были и накопления, позволяющие мне купить квартиру, машину, работа приносила мне хороший доход, но, не смотря на такие возможности, я презирал меркантильных девушек. Может, именно поэтому в том числе к двадцати восьми годам оставался холостяком.

Даша в этом направлении себя никак не проявляла. Мне самому иногда даже хотелось чем-то побаловать, удивлять и вкусно кормить. Она радовалась буквально всему: приглашению в кафе, букету цветов, неожиданно купленному подарку.

Когда я разыскивал ублюдка я узнал, что у него была не только моя сестра, и деньги он тянул не только из неё. Но, почему же так не неприхотлива его сестра? Неужели не баловал её, получая деньги у тех, с кем спал? Он пользовался популярностью у девчонок, в основном молодых, юных, неопытных. Видимо, умел обаять, сказать то, что хотят слышать, и получал то, что было нужно.

Что касается моей сестры, я Настю баловал. Мне кажется, она вообще у нас была залюбленной в семье: самая младшая, девочка, любимая и желанная для родителей.

Как утверждают психологи, возраст современной молодёжи сильно отличается от возраста молодёжи лет 30 назад. Если во времена наших бабушек и дедушек, родителей в 20 лет уже вовсю работали и обзаводились семьями, то сейчас в 20 лет ещё детство в попе играет.

Ко мне это утверждение не относилось. Меня сложно было назвать мальчиком с детством в попе. С самого рождения во мне не было особого разгильдяйства. Родители не навязывали мне обязанность присматривать за сестрой. Да, говорили про ответственность, но навязывать — никогда. Я сам как-то решил в одиннадцать лет, что моя сестра во мне нуждается, она маленькая, а я взрослый.

Сейчас при анализе наших отношений я понимаю, что иногда сам воспринимал свою сестру чуть ли не как свою дочь.

В отношениях с Дашей притворяться мне становилось всё сложнее с каждой встречей. Ничего у меня не получается в части получения информации о Дашином о брате. Она всячески давала понять, что разговоры это ей не нравятся.

Наши отношения оставались до настоящего времени платоническими, я не переходил какие-либо грани, не хотел. Поцелуи с ней меня заводили меня в такие фантазии, от которых вечерами хотелось лезть на стенку. Во мне словно боролись два человека: один требовал мести, чтобы их семья страдала как наша, другой требовал жить по чести и достоинству. И чем больше узнавал её, тем тяжелее обходилась эта внутренняя борьба. Пару раз я напрашивался к ней в гости. Не пригласила. Мне нет никакого дела до её квартиры, места, где она живёт. По сути, какая разница. Главное в этой истории не раскрыться в мотивах этих встреч. Но там я хотя бы мог узнать крупицы информации.

После свиданий я чувствую себя словно выжатый лимон. Непросто держать всё в себе. Проблема в том, что Даша, в общем-то, неплохая девушка. Её смазливое личико, добрая натура всё больше привлекает меня. Но уделять ей больше времени — риск. Она может решить, что всё очень серьёзно, напридумывать себе, что впереди у нас совместный быт, свадьба, дети и прочие радости совместной жизни.

В мои планы такое точно не входит, хотя понимаю, что если не брать историю с семьёй, наше общение комфортно, мне интересно с ней, нехотя, но втягиваюсь в это.

— Улетай со мною в облака, в руке твоя рука, — напеваю песню, поднимаясь по лестнице домой после очередной встречи с Максимом.