— Конечно, не только же ты умеешь кривляться, — сказала Полина и высунула язык, — вот так вот, будешь знать, как зазнаваться.

Мальчишка посмотрел на Олю.

— А ты все равно иди, хоть попробуешь, никто тебя там не съест, — он ободряюще улыбнулся и похлопал девочку по плечу.

Оля сделала несколько неуверенных шагов, ноги ее подгибались. Словно улитка ползла она к микрофону. Шумно втягивала носом воздух, слёзы щипали ей глаза, и вдруг она решила: надо спеть!

Идет кисонька из кухни.

— Мяу!

У ней глазоньки опухли.

— Мяу!

О чем, кисонька, ты плачешь?

— Мяу! Повар пеночку слизал

Да на кисоньку сказал!

Оля старательно тянула мяу, с каждой нотой ей становилось все легче. Не зря она пела в хоре. Волнение прошло, она вдруг почувствовала томительное удовольствие, такое же как на концерте в парке. Закончив свое маленькое выступление, она поклонилась и с чувством собственного достоинства удалилась за кулисы.

— Ты молодец, — сказал мальчишка. Он снова улыбнулся ей.

Оля точно знала, что его теплый взгляд предназначен ей одной. Сердце застучало синкопой. Она влюбилась.

Аня была слишком занята своими переживаниями, чтобы обратить внимание на Олю. Она всегда знала, что та хорошо поет, они часто устраивали маленькие домашние концерты. Играли в 4 руки на фортепиано. У Оли получалось лучше, но Аню это никогда не огорчала. Она не жила музыкой так, как подруга. Ей не очень нравилась классика, она не выносила скрипку и орган. Зато любила арфу. Для Оли музыка была чем-то большим. Она погружалась в биографии композиторов, тонко чувствовала звуковые сочетания. Ей, в отличии от Ани, легко давалось сольфеджио. Аня уже три года ходила в музыкалку, но у нее никак не получалось построить правильно аккорд. Она не любила канонических классических исполнений, ей нравилась эстрада. Любимой группой у Аня были «Гости из будущего». Она знала наизусть все их песни. Оля такой ерундой не увлекалась.

— Пойдемте, подождем результатов в буфете? — предложила Полина. Ей хотелось поближе познакомиться с девчонками, в основном она дружила с братом. Летом их вместе отправляли к бабушке, вечера они проводили чаще всего вместе, и вот сейчас появился шанс завести подруг.

Они прошли по узенькому коридорчику под винтовой лестницей, ведущей наверх в костюмерные и музыкальные кабинеты. И вошли в крошечный бар, называющийся «Аквариум». Его стены были отделаны треугольными зеркалами, а вдоль задней стояли 3 аквариума. В одном плавали золотые рыбки, в другом — вуалехвостые гуппи, в третьем — усатые сомы. На прилавке выстроились сладкие пирожные: восхитительные грибочки с масляным кремом, заварные трубочки, эклеры и нежное суфле. Ребята взяли себе по стакану газировки и одному пирожному. Аня любила суфле и «Байкал», Оля трубочки и «Колокольчик», Поля выбрала эклер и «Тархун», а ее брат Паша попросил у продавщицы сочень с творогом и чай. Они уселись вместе за круглый столик и начали жевать. Периодически пинались ногами и весело смеялись.

22 ноября 2000 год

Маленькая красная кухня, с окошками выходившими на старое кладбище и церковь с зеленой башенкой колокольни, тонула в синем сигаретном дыме, который смешивался с запахом крепкого кофе и бутербродов с сыром. Лишь лампа с коричневым абажуром, покачивающаяся на длинной пружинке, освещала лица собравшихся. Они были мрачными и напряженными. Аня с грустью смотрела на своего друга Ясика, который улетал жить с семьей в Германию навсегда. Сегодня их провожали. Аня знала тетю Ларису столько, сколько себя помнила. Высокая, рыжеволосая, с большими миндалевидными, опушенными роскошными ресницами глазами, хохотушка, приходившая к маме в гости с жареной курицей, много курившая, острая на язык. Ясик — первый товарищ в дворовых играх, озорной шутник, учивший Аню вычитать в столбик, самый лучший на свете друг. Аня никак не могла понять, зачем они переезжают, что ждет их там: в чужой стране, где они не знают языка, где почти нет родных? Но Ясик говорил, что мама считает жизнь здесь бесперспективной, темной, она хочет большего, что наелась Союзом и современной Россией по самые уши. Аня не могла представить, что может заставить ее собраться и уехать из родного дома, из милого сердцу города, где на набережной растут высокие липы, пахнущие медом в июле, при монастыре живет большая смешная медведица, по реке снуют паромы, ведь здесь так красиво зимой и летом. Она думала о старом парке с маленькой лодочной пристанью, про аренду катамаранов. Они с Ясиком и мамами часто там гуляли. Теперь всего этого не будет? Что же может не нравиться тете Ларисе? Вот Олин папа скоро вернется из США, ее родители никуда не переезжают, хотя отец получил приглашение работать в Сиэтле в университете, значит здесь все-таки хорошо?

Август 2001 год

Аня сидела на лавочке под окном старого деревенского дома. День только начинался. Бабушка вышла на крыльцо, в руках у нее была корзинка, на голову она надела белый платок.

— Ты куда? — спросила ее Аня.

— В лес, за грибами, пойдешь со мной? — добродушно улыбаясь и гладя внучку по голове, спросила она.

Аня радостно закивала, она обожала ходить с бабушкой в лес.

— Тогда иди, надень штаны длинные, сапоги резиновые и кофту с рукавами.

Аня собралась за считанные секунды. Они с бабушкой шагали по дорожке, на которой еще остались следы луж, расползшихся после ночного дождя. У соседского забора, на поваленной, рассохшейся старой березе сидел мужик и курил папиросу. Цыгарка чадила, он громко кашлял, но продолжал ее мусолить. Сосед кутался в фуфайку, несмотря на теплое, ласковое солнышко на ногах у него были валенки.

— По грибы пошли? — спросил он, сплевывая на землю, — а Галка надысь тоже ходила, 3 волнушки да 2 матрёшки — вот и весь урожай.

— Ладно тебе, Федот, не бреши, места знать надо, — махнула на него рукой бабушка и ласково улыбнулась.

— Бабушка, а почему дед Федот летом в валенках ходит? — спросила Аня.

— Ноги у него больные, он всю жизнь в колхозе работал пастухом, вот с ногами и беда теперь, — отвечала бабушка. Они шли через поле, высокая рожь колыхалась словно море. Со дня на день должны были приехать красные комбайны и начать молотить. Аня обожала эти моменты. Машины словно киты курсировали из одного края поля в другой. За ними оставались снопы, на которые ребята взбирались, прыгали, представляя, что они участники игры «Царь горы».

— Бабушка, а ты тоже в колхозе работала, — спросила Аня.

— Нет, меня мама в город отправила, чтоб мне паспорт сделать можно было, — улыбаясь ответила бабушка.

— Что значит сделать, а у тебя что, не было? — удивилась Аня, она знала, что паспорт дают в 14 лет. Они с Мирой очень ждали момент, когда им можно будет получить свою заветную бардовую книжечку. Дедушка даже подтрунивал над девчонками, гордо доставая свой документ из серванта он декламировал: «Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза. Читайте, завидуйте я — гражданин Советского Союза».

— Нет, колхозникам выдавались временные удостоверения личности. Люди приписывались к колхозу, — отводя глаза в сторону, ответила бабушка.

— Что значит приписывались, это как вещи что ли? — не поняла Аня.

Бабушка тяжело вздохнула.

— Тогда была такая система, так надо было, — ответила она.

— А тебе на стройке нравилось работать, — снова спросила Аня. Она знала, что бабушка с дедушкой познакомились на работе. Бабушка была штукатуром-моляром. Когда на 8 Марта они смотрели вместе фильм «Москва слезам не верит» женщина рассказала внучке, что работала на стройке, как и одна из главных героинь- Тося.

— Нет, совсем не нравилось, — покачала головой бабушка, — не женское это дело краской дышать, мешки с цементом ворочать.

— А что женское? — с интересом спросила Аня.

— За домом следить, мужа кормить детей воспитывать, — улыбаясь ответила бабушка, — без мужа женщине плохо.