Действительно, забота партии и правительства по повышению мощи советского военного флота, несмотря на тяжелейшую послевоенную разруху, выражалась, прежде всего, в закладке крупных серий надводных кораблей.
В 1949 году в Ленинграде на заводе № 190 началось строительство серии из 70 эсминцев проекта «30 бис». Так же в Ленинграде, на заводе № 189 заложили головной легкий крейсер проекта «68 бис» «Свердлов», а на заводе № 194 – «Орджоникидзе». На заводе № 5 Министерства Судостроительной Промышленности спустили головной катер серии торпедно-артиллерийских катеров проекта «183».
На вооружение военно-морского флота были приняты: система управления торпедной стрельбой ПУТС «Мина-бис» для эсминцев проектов «30» и «30 бис»; радиолокационная станция обнаружения воздушных и надводных целей для крейсеров «Гюйс-2»; первый в стране автоматический прокладчик «Путь-1»; первый автоматический радиопеленгатор АРП, поступили: парогазовая торпеда 53-39ПМ калибра 533 мм, многоствольная бомбометная установка МБУ-200, одинарный неконтактный петлевой трал ПЭМТ-4 и другая военная техника. Это было связано со все большим обострением международной обстановки. В апреле 1949 года в Вашингтоне по инициативе США был подписан Североатлантический договор о создании военно-политического блока западных стран, получивший название НАТО, в который вошли США, Канада, Великобритания, Франция, Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Италия, Норвегия, Португалия, Дания, Исландия. Все понимали, что блок НАТО направлен в первую очередь против СССР.
17 июля линкор «Севастополь» ушел из района Тендровской косы, но тревоги и учения продолжались. Корабельный курсант мичман В. Лоза находился в четырехместной каюте своего командира группы, которую тот делил еще с двумя лейтенантами. Три койки были обжиты, а четвертая оставалась резервной. Виталий иногда пользовался и каютой, и резервной койкой. Каюта была маленькая, без иллюминатора. Два спаренных шкафчика для одежды, умывальник с зеркалом, письменный стол, два стула, книжная полка и вентилятор с черными резиновыми лопастями, привинченный к переборке. Но мичману Лозе каюта нравилась. Она располагалась в самых «низах» линкора, поэтому была спокойной. Никто не дергал, не отвлекал по мелочам, и строгий глаз линкоровского старпома не часто заглядывал сюда. Виталий, готовился к политзанятиям с матросами своей боевой части – писал конспект, когда по кораблю объявили боевую тревогу. Резкий ревун, резанул тишину…
Виталий со всех ног бросился по коридорам и трапам вверх. По боевой тревоге корабельный курсант мичман Лоза расписан в башне главного калибра. С чавканьем захлопнулась броневая дверь, лязгнули замки. Виталий огляделся: личный состав башни находился на своих местах: тесно сидели и стояли командиры орудий, замочные, наводчики, досыльщики снарядов, визирщики, дальномерщики. В воздухе висела напряженная тишина. От матросского дыхания потом пошла масляная краска и потускнели от конденсатной влаги плафоны светильников.
Виталий видел, как мерно подрагивали и передвигались стрелки приборов, принимая в башне задачу Центрального Поста. Сработали автоматы, и орудия перешли на «Огонь».
Ревун! Залп! Ревун! Залп… Пороховые газы с колоссальной силой выбрасывали гигантские снаряды из стволов, открывшиеся затворы наполняли башню едким запахом раскаленного металла. Слышалось шумное дыхание мокрых от пота матросов. Густой запах тел, нагревшейся матросской обуви и разогретого металла заполнили башню, проникая в легкие, тошнота подступила к горлу Виталия, во рту стало сухо. Очень хотелось пить, но воду в башне держать запрещалось. Ревун! Залп! Ревун! Залп… Виталий мысленно пытался представить себе сложнейшую траекторию движения снаряда и силы, действующие на него в момент полета, когда, вдруг, отчетливо вспомнил, что уже читал об этом:
– Да, точно, в «Капитальном ремонте», Соболева, – припомнил Виталий, – Именно на страницах этого романа подробно описывается траектория полета снаряда главного калибра линкора.
Советский писатель-маринист Л. Соболев, учившийся до революции в Морском Корпусе в романе «Капитальный ремонт», подробно описал выстрел орудия главного калибра линкора типа «Севастополь»: «Вылетев из дула орудия с превосходящей воображение скоростью одного километра в секунду, он (снаряд – А. Л.), опережая звук выстрела, рождая свой собственный гром, подымался высоко в небо, почти по прямой линии. Но неуклонная сила земного тяготения потянула его вниз, сгибая все круче и круче линию его полета. Он наклонился остроконечной головой к воде – раскаленный, громыхающий, бешено вращающийся объект сложной невидимой борьбы многих механических сил: взрыва пороховых газов, силы земного тяготения, сопротивления воздуха, наклона оси орудия, инерции корабля в момент залпа и собственного своего вращения. Сложение всех этих сил, заранее рассчитанное по таблицам артиллерийской стрельбы, направило снаряд к щиту и швырнуло около него в воду. Вода всплеснулась на месте падения беззвучным, светлым столбом серебряных брызг».
Да, лучше, пожалуй, вряд ли можно описать полет снаряда главного калибра линкора, орудия которого, до появления ракет, были одними из самых дальнобойных в мире. Несмотря на усталость и хроническое недосыпание настроение у корабельного курсанта мичмана Виталия Лозы было приподнятое. Только сейчас, заканчивая училище, выполняя обязанности по офицерской должности, он как-то по-особенному, по-настоящему взглянул на свою будущую службу и жизнь. Может чуть наивно, по-юношески романтично, но от чистого сердца, он писал Лиде:
«18.07.49 г. Черное море.
… Вчера ушли с Тендры и второй день бродим. Тревоги, учения, это обычное явление и к ним я уже привык. Вот она наша стихия, наша жизнь и мое будущее.
Какое оно большое. Нет ему ни конца, ни края, оно уходит вдаль, и как море, сливается где-то далеко, далеко на горизонте с небом. Как крепко, как плотно они связаны между собой – море и будущее. Море бескрайно, но и будущее, так же уходит вдаль, сначала ясное, а чем дальше, тем расплывчатее и туманнее, и, наконец, вовсе скрывается где-то там вдали за легкой серой дымкой жизни. Сейчас я знаю, что будет, что ждет, это я ясно вижу, а вот, что будет там дальше за гранью будущих 10 лет. Это уже скрыто дымкой, но я не сомневаюсь, что там тоже все прекрасно. Ведь наше будущее не может быть плохим и темным. Оно светлое, оно очень хорошее и красивое. Его нельзя не любить, к нему нельзя не стремиться. Ради этого будущего я пошел служить на корабли, а ты станешь учителем. Я – чтобы оберегать, хранить будущее, а ты – чтобы строить его. Как это прекрасно».
На девятый день похода, 22 июля 1949 года корабли вернулись в Севастополь. Миновав боновое противоторпедное заграждение и противолодочные сети, через небольшие ворота, открытые по приказанию оперативного дежурного, дежурным буксиром, «Севастополь» втянулся в акваторию Большого внутреннего Севастопольского рейда, где находились якорные стоянки линкоров и крейсеров.
Якорные стоянки располагались в обширной западной части Северной бухты, ближе к входу и выходу из гавани по обе стороны ее главного, входного – выходного фарватера ориентированного по Инкерманским створным маякам. Стоянки были оборудованы двумя линиями попарно установленных – носовая и кормовая – стационарных якорных (швартовных) бочек. Линкоры и крейсера швартовались к ним – удерживаясь между бочками с помощью заведенных с них бриделей. Эти бочки отстояли в своих линиях друг от друга на 2-3 кабельтова, то есть около 500 метров. Южная линия парных бочек с нечетными номерами № 1, № 3 и № 5 проходила вдоль южного берега бухты и немого не доходила до Угольной пристани. Северная линия якорных бочек, имевших четную нумерацию №№ 2, 4, 6, 8, 10, 12 и 14 находилась возле северного берега бухты.
Боцманская команда линкора «Севастополь» завела швартовы на носовую и кормовую бочки якорной стоянки № 1, вахтенный офицер перебрался с ходового мостика на ют, и линкор замер, отдыхая после похода в глубине Северной бухты напротив Корабельной стороны и Военно-морского госпиталя.
