– Значит, вы не знаете, у кого она могла его купить?

– Понятия не имею.

– Скажите, а еще кто мог знать о коллекции Леонидовой, кроме ее коллег по театру?

– Кроме людей театра… – произнес Княжевич и задумался. Потом тряхнул головой и произнес: – Пожалуй, это были люди, причастные к музыке. Музыканты филармонического оркестра, известные исполнители, дирижеры… Да и просто любители хорошей музыки и сольного пения. Знаете, я припоминаю одного такого страстного почитателя Виолы. Он ходил на все спектакли с ее участием и всегда преподносил ей огромные букеты цветов. Ему разрешали входить за кулисы, он даже стал в театре, так сказать, своим человеком. Виола даже несколько раз ходила с этим человеком в рестораны…

– А кто этот страстный почитатель? – заинтересовался капитан. – Вы его знаете?

– Да, мы несколько раз виделись в театре, – сказал Княжевич. – Его звали… сейчас, одну минуту…

Режиссер встал, с трудом дошел до своего письменного стола, открыл один ящик, потом другой… Наконец он нашел то, что искал – старую записную книжку. Полистал ее и нашел нужную запись.

– Вот, записывайте, – сказал он. – Этого человека зовут Борис Маркович Шварцман. Его адреса у меня нет, но есть номер телефона, сейчас я вам его продиктую.

И режиссер продиктовал номер домашнего телефона меломана. Егоров записал эти данные, после чего спрятал блокнот и поднялся.

– Большое вам спасибо, Юрий Германович, – сказал он. – Вы мне очень помогли. Выражаю вам свои соболезнования в связи с гибелью Виолетты Игоревны.

– Да, спасибо за теплые слова, – ответил старый режиссер. – А вам я желаю обязательно найти этого негодяя, который убил Виолу. Он должен получить справедливое наказание!

Выйдя от режиссера, капитан Егоров на минуту задумался. Куда идти в первую очередь? Следует ли немедленно заняться страстным почитателем таланта Виолетты Леонидовой Борисом Шварцманом или сначала нужно повторить осмотр ее квартиры? Шварцман, как человек, постоянно общавшийся с певицей, мог знать о ее знакомых, о человеке, который продал певице роковое ожерелье. Поэтому поговорить с ним капитану очень хотелось. Но, с другой стороны, он ведь так и не знал: действительно ли певица была ограблена? Вдруг при повторном обыске бриллианты найдутся?

После недолгого колебания капитан сделал выбор и поехал на квартиру убитой.

Поднявшись на площадку третьего этажа, где жила Леонидова, он внимательно осмотрел печати, которые сам же сегодня днем наложил, а затем открыл дверь, запертую на этот раз на оба замка. При этом он пользовался ключами, которые забрал у домработницы Петровой.

Повторный обыск он начал с того, что обошел всю квартиру и внимательно ее осмотрел. А затем постарался представить, где такой человек, как Леонидова, мог прятать самое дорогое, чем владел. Он сразу исключил разного рода тайники в удаленных местах, таких как сливной бачок в туалете или мусорное ведро с двойным дном. Нет, такой человек, как Виолетта Леонидова, ни за что не станет прятать драгоценности в подобных местах! Бриллианты для нее – прежде всего предмет искусства, нечто прекрасное, и только после этого – богатство. Она ими постоянно пользовалась, надевала то ожерелье, то серьги. Значит, драгоценности должны храниться где-то под рукой у певицы, в таком месте, куда всегда есть доступ. Но в то же время она вряд ли стала бы хранить их в гостиной, где могли сидеть ее гости. Скорее всего, надо искать в спальне. И капитан направился в спальню певицы.

Здесь он также не спешил осматривать полки шкафа, где хранилась одежда и белье, не стал открывать ящики прикроватной тумбочки. В эти места во время уборки могла заглядывать домработница, и в них нельзя было держать сокровища. Капитан встал посреди спальни и попытался представить себя на месте погибшей певицы. Общаясь с коллегами певицы в театральном буфете, беседуя позже со старым режиссером, он успел уже кое-что узнать о погибшей, составить себе ее психологический портрет. И теперь он старался использовать это знание, чтобы понять, где ему нужно искать бриллианты.

Так Егоров стоял некоторое время, затем еще раз медленно оглядел комнату – и шагнул к старинному трюмо. Разумеется, домработница протирала этот предмет каждый день. И все же капитану казалось, что этот предмет, сам воплощение старины, воплощение мебельного искусства, как нельзя лучше подходил для того, чтобы стать тайником для сокровищ.

Егоров провел рукой по раме, погладил ее. Одновременно он искал на ней какой-то выступ, что-то, что могло привести в действие пружину. Нет, на раме такого выступа не оказалось. Тогда он присел на корточки и стал проделывать то же самое с подзеркальником. И когда он провел рукой по нижней стороне подзеркальника, то нащупал не выступ, а, наоборот, углубление. Он опустил туда палец, надавил – и вдруг что-то щелкнуло, и из подзеркальника сбоку выехал небольшой узкий ящик.

Егоров встал, попробовал взять этот ящик. Это получилось без труда: ящичек просто стоял на подставке, которая свободно двигалась, выезжая из подзеркальника и уходя обратно, если нажать. Ящичек, который капитан держал в руках, сам был драгоценностью – он был сделан из янтаря. Егоров открыл крышку. В ящичке было два отделения – побольше и поменьше. «Скорее всего, в большом хранились крупные вещи, – подумал капитан. – Ожерелья, диадема, колье и тому подобное. А в другом, маленьком, лежали серьги, броши, перстни, кольца…» Увы: сейчас там ничего не лежало. Оба ящика были пусты.

Итак, Егоров установил причину, по которой было совершено убийство Виолетты Леонидовой. Это было ограбление, убийца унес с собой всю коллекцию, собранную певицей. Перед оперативником сразу вставало несколько вопросов. Каким образом грабитель собирался распорядиться награбленным? «Вряд ли убийство совершил такой же коллекционер, каким была сама Леонидова, – размышлял капитан. – Что-то я не слышал о таких преступлениях».

Значит, убийца постарается похищенное продать. Где он будет это делать? Тут есть два варианта. Либо он понесет свою добычу в комиссионный магазин, либо у него есть знакомый скупщик. У сотрудников МУРа имелись сведения о сотрудниках комиссионных магазинов, которые были склонны брать на реализацию краденые вещи. В частности, имелись три ювелирных магазина, которые могли взять такой товар, не задавая лишних вопросов. Все эти магазины следовало немедленно посетить и побеседовать с их сотрудниками.

Также в милиции знали четверых людей, которые могли купить драгоценности. Не для себя, конечно, – для дальнейшей продажи любителям «камешков». Эти же люди занимались и продажей. А может быть, услугами этих перекупщиков пользовалась и Леонидова? Капитан взглянул на часы: шел одиннадцатый час. Ювелирные магазины сейчас, конечно, закрыты, обращаться туда нет смысла. А вот перекупщики – люди деловые, ложатся спать поздно. Есть смысл поговорить с кем-то из них на сон грядущий. И Егоров направился к телефону.

Вначале он позвонил в родной МУР, в отдел, который занимался мошенниками – именно по этой статье проходили люди, занимавшиеся незаконной скупкой и продажей драгоценностей.

– У телефона капитан Егоров, – сказал он, когда на другом конце телефонной линии сняли трубку. – С кем я говорю?

– Здесь лейтенант Кузнецов, – ответил сотрудник, находившийся на дежурстве.

– А, привет, Игорь! – сказал Егоров, хорошо знавший молодого лейтенанта. – Слушай, мне нужны данные скупщиков. Я помню, у нас их числится четыре человека. Дай мне их адреса, а если у кого-то есть телефон, то и номера дай.

– Ты каких скупщиков имеешь в виду? – спросил лейтенант. – А то у нас разные имеются: машин, драгметаллов, мехов…

– Нет, мне нужны скупщики драгоценностей, – объяснил капитан. – Понимаешь, мне поручили расследовать убийство певицы Леонидовой, а это дело связано с хищением бриллиантов.

– Теперь понятно, – ответил Кузнецов. – Значит, дело обстоит таким образом. Таких скупщиков у нас действительно было четверо. Но буквально неделю назад одного из них, Константина Кибрика, осудил суд, и он отправился отбывать срок. Таким образом, их осталось трое. Телефон имеется только у одного из них – у Славы Кабукия. Сейчас я тебе дам его данные, а также остальных двоих. Записываешь?