«Мы идем по опустошенной местности, где все сожжено, ни одного дома в деревнях, сплошная пустыня, – писал домой один из советских солдат. – Мирные жители, старушки с детьми, находят приют в лесу, у костра, в землянках. Мужчин угоняют гитлеровцы на работу, а потом расстреливают при отходе. Издевательство над местным населением самое зверское. В Волоколамске повесили 8 человек, их не разрешали снимать, и они висели 52 дня, до прихода наших частей. Недалеко от Ржева в одной деревне загнали почти всю деревню и пленных в церковь и потом зажгли ее. Всего ужаса не опишешь. При продвижении вперед каждый день встречали неслыханные издевательства над жителями».[106]

«Вот что мы наблюдаем, – писал другой, – женщина валяется посреди улицы. У нее отрезаны уши, глаза выколоты, живот вспорот. Рядом лежит группа бойцов и командиров, у них нет носов, ушей, на лице рубленые раны. После этих издевательств они были сожжены в огне живыми. Каждый вечер мы наблюдаем огромные зарева пожарищ от пылающих сел и деревень, и сердце обливается кровью у каждого, а жажда мести все растет, и каждый боец и командир горит этой жаждой».[107]

Военная цензура задержала эти письма; их строки могли посеять ужас в тылу, сковать волю к сопротивлению. Действия оккупантов оказались столь ужасным, что рассказывать все об их преступлениях было невозможно.

«Когда ранее оставленные пункты были вновь заняты нашими войсками, обрадованное население, в частности дер. Падиково, целовало красноармейцев и благодарило за освобождение от немцев, – говорилось в отчетах органов внутренних дел. – Жители заявляли, что если раньше они не верили газетным сообщениям о зверских и грабительских действиях немцев, то теперь, встретившись с ними лицом к лицу, они запомнят это на всю жизнь».[108]

По ночам советские войска продвигались вперед при свете горящих изб. Это немцы, отступая, жгли за собой деревни. «Ночью было светло как днем», – вспоминали потом солдаты,[109] а летописец группы армий «Север», описывая события той страшной зимы, не без гордости заметил: «Советы получили во владение мертвую местность».[110]

Это было действительно так. Красноармейцев встречали разрушенные деревни и поселки. «Ночной Клин был городом ужаса, – вспоминал американский журналист Гери Кэссиди. – Когда мы прибыли туда, город был окутан полнейшей темнотой, чернели сожженные домашние очаги, в оставшихся домах полностью отсутствовал свет… Шоссе на западе представляло собой еще более ужасную картину. В первой же деревне у шоссе еще дымились обугленные руины. Там у немцев еще было время перед отступлением произвести поджоги. Следующая деревня Петровское не была разрушена… Там немцев застали врасплох».[111]

Перед отступлением из подмосковной Красной Поляны солдаты вермахта согнали население поселка в здание райисполкома. Людей хотели угнать с собой – на принудительные работы; восемь дней старики, женщины и дети находились в холодном, с выбитыми стеклами помещении, без хлеба и воды. Стояли сорокаградусные морозы. К тому времени, когда подоспевшие части Красной армии освободили поселок и отогнали пытавшихся поджечь исполком вместе со всеми людьми немцев, у четырех женщин на руках умерли груднички.[112]

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.