— В семидесятые годы в советской фантастике происходили не слишком приятные события. Сменилось руководство редакции фантастики и приключений в издательстве «Молодая Гвардия» — фактически оно стало монополистом в области издания фантастики. Мы с Лукодьяновым, как и братья Стругацкие, попали в немилость и у нового руководства, и у чиновников Госкомиздата. За книгу «Ур, сын Шама», героем которой был шумерский юноша, нас даже обвинили в сионистской пропаганде. Мол, какой-то семит учит уму-разуму советскую молодежь. Вообще я не знаю, кто такие были древние шумеры. Олжас Сулейменов, например, утверждал, что они тюрки.
Но дело не только в этом. Я почувствовал, что мне необходимо написать о виденном и пережитом. Война надвинулась на меня с такой неодолимой силой, что противостоять этому я не мог и не хотел. У меня созрел замысел, который был реализован в романе «Кронштадт».
— Потом были еще книги о пережитом вами и вашими сверстниками. Последняя из них — недавно вышедший роман «Румянцевский сквер» — охватывает почти семидесятилетний период истории нашей страны — с тридцатых годов до сегодняшних дней. Трудной истории, зачастую горькой. Скажите, а какое время вспоминается вам с наибольшей приязнью?
— Пожалуй, хрущевская оттепель. 1956 год, между ХХ съездом и венгерскими событиями, с февраля по октябрь — это было удивительное время. Вспыхнувшие надежды, страна оживала, люди перестали бояться, начали говорить нормально. Это была попытка возрождения, попытка прийти в себя. Страна, люди после долгих лет оледенения осматривались, оглядывались. Какие перспективы разворачивались! Культ сброшен с плеч, перестали сажать, из тюрем возвращаются невинно осужденные. Мы ожидали многого, и жаль, что это время длилось так недолго.
— А перестройка? Сегодняшнее время?
— О сегодняшнем времени хочу сказать, что, прежде всего, оно мне не нравится. Думаю, не стоит объяснять почему. Перестройка? Да, мы встретили ее с интересом. Это были лихие, неожиданные времена, с диспутами на съезде народных депутатов, которые мы смотрели с таким же интересом, как, вероятно, французы читали сообщения с заседаний Конвента в 1791 году. Наступили годы новой надежды, которая затем сменилась разочарованием. Не то чтобы я пошатнулся в своих либеральных взглядах, но происходящее в девяностые годы вызывало противоречивое впечатление. У Макиавелли в статье о государстве была такая мысль: «Результатом тирании может быть только развращенное общество». Вот это самое мы и получили. А результатом этого развращенного общества стало все, что произошло — дикая приватизация, непонятные залоговые аукционы, нувориши из бывших комсомольских работников…
— Полагаю, огромное число наших сограждан думает так же. И каждый неравнодушный, конечно же, задается вопросом: что же делать? Как быть? А что вы отвечаете на такой вопрос?
— Мой рецепт очень прост. Что касается меня, моих сверстников и тех, кто несколько моложе — конечно же, доживать свой век, стараясь сохранить свою душу. А для молодых, для страны… Завтрашний день зависит не от того, сколько мы добудем и продадим нефти и каков будет профицит бюджета, а от того, кто, какие люди станут жить в государстве. Прежде всего нужно пересмотреть всю систему обучения и воспитания. Нужно готовить настоящих учителей. Знающих, нравственных, умеющих говорить и убеждать, которые смогли бы воспитать новые поколения такими, какими и должно быть настоящим людям…
Почти у каждого человека есть много раз повторяющиеся, «возвратные» сны. Кому-то постоянно снится сдача институтского экзамена, кому-то — служба в армии. «Возвратный» сон Войскунского был таким: он сидит с винтовкой Мосина под стеной в разрушенном городе, и вдруг стена начинает на него падать. Охваченный ужасом, он убегает из-под обломков в самый последний момент. Этот сон из войны возвращался к Войскунскому долгие годы…
Он прошел через многие испытания, сохранив колоссальный нравственный потенциал, без которого настоящий писатель состояться просто не может. Поэтому нельзя не упомянуть еще одну ипостась Войскунского.
Много лет Евгений Львович вместе с Дмитрием Биленкиным и Аркадием Стругацким руководил Московским и Всесоюзным семинарами молодых писателей-фантастов. Для нас Войскунский был не учителем — научить писать никого невозможно. Он и не пытался. Войскунский давал каждому из нас намного большее — он учил нас, как следует жить. Но вовсе не проповедями или нотациями, а просто присутствием, самой возможностью общения с ним. Ведь это невероятно важно, когда рядом находится талантливый и мудрый человек. Он и теперь остается для нас Наставником — внимательным, строгим и чрезвычайно доброжелательным. Его интеллект и талант неподвластны времени — Войскунский продолжает писать замечательные, умные и честные книги, радуя своих читателей и друзей.
Беседу вел Борис РУДЕНКО
