— Да, понимаю, — пробормотал я, действительно только сейчас подумав о том, что верное решение, правильный выбор — это не этические понятия, а сугубо эволюционные, и ген-счетчик озабочен не проблемами добра и зла, а лишь тем, чтобы организм, в котором он находится, принял правильное для себя, для своей сохранности и благополучия решение. А если в результате погибнет мир… что ж, закон эволюции. Борьба за выживание.

— Вижу, что поняли, — хмуро улыбнулась Евгения Ниловна. — Послушайте, Петр Романович, мы с вами мило беседуем, а между прочим, последний автобус через семь минут. Или вы хотите добираться домой пешком?

Если бы Буданова была у меня в гостях, я предложил бы продолжить разговор, а потом постелил гостье на диване или сам лег бы в гостиной. В конце концов, не в таком мы возрасте, чтобы думать о приличиях, да и кого они, на самом-то деле, сейчас интересуют? Только начали разбираться, и у меня в голове появилась мысль, которую я бы хотел обсудить…

— Да, верно, — сказал я, бросив взгляд на часы. — Засиделись. Вы позволите еще раз навестить вас?

— Позволю? — воскликнула Евгения Ниловна, тяжело вставая. — Вы просто обязаны приехать еще раз завтра вечером. И пораньше, чтобы не бежать на последний автобус. Мне хочется говорить об Олеге…

— Тем более, — подхватил я, — что правды вы мне сегодня так и не сказали.

И пошел к двери, спиной ощущая, как нахмурилась Буданова, как она смотрит мне вслед, думая о том, не поторопилась ли пригласить меня на вторую беседу. Как бы еще…

У двери я обернулся. Евгения Ниловна стояла, опершись правой рукой на спинку стула, и действительно смотрела на меня — нет, не хмурым, а, скорее, изумленным взглядом.

— Жду вас в семь, Петр Романович, — сказала она вместо прощания.

На последний автобус я успел и домой завалился в первом часу. Давно не совершал подобных ночных прогулок, устал нещадно, что-то у меня в голове щелкало — то ли искры между ушей проскакивали (это мне мама так в детстве говорила, когда я не хотел идти в школу и жаловался на головную боль), то ли генетический счетчик отсчитывал принятые решения и сделанный выбор: повесить полушубок на вешалку или отнести сушиться на кухню (повесил на вешалку), вскипятить воду для кофе или на все плюнуть и сразу идти спать (сделал кофе и сел перед телевизором), посмотреть финал какого-то пустого концерта или ночные новости (новости, конечно, тут и выбор-то был предельно очевиден).

Буш приказал отправить в Ирак еще двадцать тысяч морских пехотинцев и авианосец — интересно, какое числовое сгущение было на его счетчике в тот день, когда он принимал решение?

И я ничего не сказал Будановой о нумерологии — идея с последовательностью простых чисел внешне напоминала древнее учение, в истории я не был силен, тем более, в истории религий, но, кажется, в иудейской Каббале много говорилось о том, что те или иные числа играют огромную роль в человеческой судьбе. Имя, вроде бы, соответствует числу, которое можно найти, сложив номера букв в алфавите. Число может оказаться хорошим или плохим, и от этого жизнь либо сложится удачно, либо пойдет наперекосяк. И чтобы все было в порядке, нужно выбрать себе такое имя, где сумма чисел-букв оказалась бы благоприятной для данного индивидуума. Эти числовые игры всегда казались мне если не смешными, то недостойными мыслящего человека.

А теперь… Может, в этом есть смысл? Может, древние наши предки, как и во многом другом, достигли каких-то сугубо эмпирических результатов, но физической, генетической их сути знать не могли, двигались по поверхности явления, что-то получалось, что-то нет, а потом и эти крохи накопленных знаний растворились в новых учениях и науках и сейчас воспринимаются или как божественное откровение теми, кто не хочет думать над сутью вещей, или как шарлатанство — теми, кто думать хочет, но истинной природы числовых последовательностей не знает и роли их в жизни человека не представляет совершенно…

Об этом надо будет поговорить с Евгенией Ниловной завтра… уже сегодня… и надо все-таки лечь наконец спать, а то голова с утра будет тяжелой, вставать не захочется, день будет потерян, а мне этого вовсе не хотелось.

Когда я поздно ложусь, сон долго не приходит — это давно проверенное правило. Я лежал, закрыв глаза, и вместо того, чтобы считать слонов или верблюдов, прислушивался к себе, пытаясь действительно распознать, тикает ли где-то в каких-то молекулах ДНК невидимый глазу счетчик, отмечающий принятые мной решения. Вот я подумал: повернуться на правый бок или остаться лежать на спине — такой выбор тоже считается принятием решения? А может, счетчик подобную мелочь не отмечает? Об этом тоже надо будет спросить Буданову при встрече.

И главное, о чем ее нужно будет спросить: почему все-таки она не была со мной откровенна? Почему солгала?

Заснул я под утро, в который раз повторив про себя, будто слонов считал: выделила она этот ген-счетчик, выделила, как бы ни старалась уверить меня в обратном.

Но зачем ей потребовалось вводить меня в заблуждение?…

Я отправился пройтись мимо окон Веденеева. Но окна были закрыты шторами, дверь (я подергал) заперта, и я пошел гулять дальше, купил в магазине кое-каких продуктов, прошел половину пути до станции и вернулся обратно, оказавшись почему-то на улице, где жила Ася со своей мамой. То есть не «почему-то», конечно — подсознательно мне хотелось увидеть не столько девочку, сколько ее мать, не по какой-то ясной причине, а просто глянуть на это красивое лицо, каких давно не видел — не та сейчас мода на лица, и кустодиевские купчихи не часто ходят по нашим улицам.

Маму, однако, я не увидел, но, свернув за угол, лицом к лицу столкнулся с Асей и от неожиданности отпрянул. Девушка не обратила на меня никакого внимания, шла медленно, погруженная в себя, что-то шептала довольно громко, и я бы мог, вероятно, расслышать — что именно, если бы пошел за ней, но этого я, конечно, не сделал, только постоял, глядя ей вслед. Странно она шла, словно пританцовывая. Может, не шептала, а напевала какую-то мелодию, под которую и двигалась, будто в танце?