***

Каким-то чудом скопив денег, я начала снимать комнату в крохотной двушке. Моей соседкой стала Инна. Мы решили попробовать пожить самостоятельно. Точнее, я просто сбежала из дома от бесконечных расспросов папы. А Инна меня поддержала, понимая, что жить в комнате не пойми с кем так себе идея, а снимать однушку я не потяну. К тому же ей тоже не хватало простора, чтобы как следует развернуться с шитьем. Дома у ее родителей жила старая и вредная кошка, она постоянно норовила играть с нитками, когда Инна шила, спать на отрезах ткани, заполоняя все вокруг шерстью. Инна любила Мурку, но понимала, что шитье и любовь к кошке придется разделить на два разных помещения. Она даже подумывала попробовать арендовать офис, сделать что-то типа ателье. Но когда узнала, что я задумываюсь съехать от родителей, сразу же согласилась снимать со мной вместе.

Помню, как однажды пришла домой уставшая. Пришлось задержаться на работе, так как я катастрофически не успевала готовить протоколы и повестки. А еще надо было шить дела! Шить, Карл! Руками, нитками… И это в двадцать первом веке. Я попробовала сопротивляться первые дни, но быстро поняла, что одна я эту систему не сломаю. Тут нужен либо массовый бунт, либо массовые увольнения. Но даже это вряд ли изменит порядок хранения документов, все это слишком муторный и неповоротливый процесс. К тому же я пообщалась с Витей, местным айтишником. Он говорит, что суды не готовы к переходу на электронный документооборот, есть куча нюансов, которые еще предстоит учесть и подготовиться. И проблема эта касается не только судов, но и многих других государственных структур, где точно также весь документооборот ведется наполовину вручную, и оригиналы документов обязательно нужно хранить в архивах. Поэтому я смиренно сижу и шью дела, как остальные. Поэтому переход полностью на электронные документы, скорее всего, не скоро наступит. Надеюсь, я к тому времени уже буду дизайнером и меня не будет никоим образом волновать этот вопрос.

Так вот, в тот день я заболталась с одной новенькой девчонкой, Людой. Она тоже, как и я, пришла работать почти сразу после универа. Мы сдружились. Стали собираться у нее или у меня, пить чай, шить дела и болтать. За разговорами дело шло быстрее. Даже не заметила, как наступил поздний вечер. Даже самые заядлые любители посидеть до ночи уже разошлись. Мы тоже стали собираться. Домой пришла уже ближе к десяти вечера.

– Кира, где ты пропадала? Мы с мамой уже хотели в полицию звонить! Трубку не берешь!

– Пап, я не слышала звонка. У меня же на телефоне звук выключен весь день. Вечером забыла включить. Работы было много, вот я и задержалась. И вообще, – я продолжила говорить, не дав папе вставить слово, потому что заметила, что он уже готов был разразиться тирадой, – мне уже не семнадцать лет! И времени десяти еще нет! Даже дети могут спокойно гулять. Надоел ваш контроль! Хотели, чтобы я стала юристом, набралась опыта? Чтобы усердно трудилась? Вот и получайте! Тружусь как пчела. Может, вы мне позволите пройти на кухню и поесть, если допрос окончен?

Папа в тот вечер растерялся, лишь смерил меня уничижающим взглядом и молча ушел в свой кабинет. Мама потом весь вечер донимала меня:

– Кирушка, сходи к папе, извинись, я тебя умоляю. Целый день отца не видела, и сразу нагрубила.

Я молча уничтожала ужин и делала вид, что не слышу.

В какой-то момент поняла, что больше так не могу. В один из дней сразу после работы поехала с Инной смотреть квартиры. Выбирать пришлось из самых недорогих вариантов, но решила, что главное: пусть хозяин даст добро на переделки, а я уж сделаю конфетку из всего, что только попадется нам под руку. Квартиру мы нашли в тот же вечер, вариант попался удачный, нам разрешили сделать ремонт и даже согласились вычитать половину расходов на материалы из арендной платы. Редкая удача! Маме с папой я ничего не сказала. Еще неделю самозабвенно рисовала дизайн нашей квартиры, и готовила ее к ремонту. Инна закупила материалы и возила на своем старом «Matiz». За пару недель управились. А через день я встала утром пораньше, загрузила к Инне вещи первой необходимости и свалила.

Родителям о переезде рассказала уже постфактум. Я знала, что мама будет расстраиваться и уговорит меня остаться. А папа лишь разозлится. Проще сначала все сделать, чтобы не возникло лишних конфликтов.

Без ссоры, правда, все равно не обошлось. Я позвонила маме, мы уже почти закончили разговор, как вдруг вклинился папа:

– Дай мне телефон! Я сказал, дай телефон!!! – И почти сразу я услышала папин голос, обращенный уже ко мне. – Ты что себе позволяешь? Кто разрешил тебе уехать? Чем тебя не устраивал наш дом? Как ты могла, вот так, втихаря, даже не обсудить ничего, не посоветоваться! Кира, это же просто детский сад! Глупости какие-то! Решила поиграть во взрослую? Наживешься еще одна, сейчас тебе важно посвятить себя не домашним заботам, а профессии. Ты уже давно в суде работаешь, стаж уже есть, опыта хватает, надо начинать готовиться к экзамену. Время быстро пролетит. Нечего сидеть в секретарях, тебя ждет большое будущее.

– Пап, я и так уже взрослая. Дайте мне пожить спокойно, пожалуйста. Иные родители не знают, как детей из дома выгнать, а вы, наоборот, держите! Смешно же, мне двадцать три!

***

Прошла уже пара недель с нашей ссоры. Родителям принципиально не звонила. Мама написала робкое сообщение в WhatsApp: «Кирочка, ты как? Все в порядке? Как на работе дела? Приходи в гости, я пирогов напеку». Все еще злая на всех, я ответила сухо: «Привет. Все нормально, много работы. Как-нибудь потом зайду обязательно».

Папа хладнокровно молчал, но мне от этого даже было легче. Уворачиваться от работы, которую просто невозможно физически выполнить в рамках сорокачасовой рабочей недели, стало сложнее. То судья вежливо попросит не тянуть, то помощник укоризненно посмотрит. То из канцелярии покосятся недобро, потому что их заставили шить вместо меня. Я же по-прежнему хотела только рисовать дизайны и ничего больше.

Кроме Люды я по-прежнему ни с кем особо не общалась. Разговоры с ней по вечерам скрашивали необходимость задерживаться на работе. Если бы не она, конфликтов было бы не избежать. А еще я попыталась сдружиться с Витей, так как он был немного вне системы, приходил и уходил когда ему вздумается, вел себя крайне отстраненно и, как мне казалось, даже немного пренебрежительно. Но диалога у нас не получалось, он был слишком себе на уме: казалось, что компьютеры ему интереснее людей. Он зависал в подвальчике, где хранились картриджи, – там ему оборудовали место для ремонта техники. Иногда его можно было найти в серверной, где стояла такая холодина, что находиться там дольше пары минут невыносимо. Витю это не смущало, он мог провести там в футболке полдня и совсем не выглядеть замерзшим. Он любил приходить рано по утрам либо вечером, чаще всего, когда уже большинство работников ушли, днем приезжал, только когда что-то серьезное случалось. Поэтому пообщаться как следует, без спешки удавалось только под конец рабочего дня. Бывало, мы с Людой и Витей садились втроем пить чай у меня в зале, Витя ковырял какой-нибудь системник, настраивал что-то у меня на компьютере или устанавливал обновления на сервере, а мы с Людой шили дела. Не то чтобы мы вели какие-то невероятные разговоры. Но мы были одинаково недовольны бумажной волокитой, медленной техникой и вообще системой, которая актуальна скорее для прошлого века, чем для нынешнего. Витю, видимо, это раздражало с профессиональной точки зрения, меня – потому что мне в принципе надоело работать здесь. Предстоящий экзамен повис надо мной, как дамоклов меч. А Люда просто была новичком, вчерашней прогрессивной студенткой, не успевшей свыкнуться с жесткой реальностью.

Вот так и пролетели и два года работы в суде, и три, и четыре. Мне стукнуло двадцать семь. Я все еще снимала ту самую крохотную квартиру с Инной, работала в суде и избегала общения с папой. На удивление, в какой-то момент он отстал от меня со своей адвокатурой. И случилось это пару лет назад благодаря бабушке. Уж не знаю, что она ему сказала, я не стала выспрашивать, мне было достаточно того, что хотя бы на какое-то время меня оставили в покое.