Изя надевает штаны, Снежана вытирает лицо салфеткой, Роксолана отплевывается и вынимает изо рта Изины волосы. Изя, слегка ошалевший, осматривается вокруг, словно не понимает, где находится. Феликс удовлетворённо пересматривает снятое.

ФЕЛИКС (отцепляя пауэрбанк и возвращая его Изе): Маэстро, да у тебя талант! И жопа киногеничная. Поехали в Будапешт, у меня там студия.

ИЗЯ: Так какую картину вы берёте?

ФЕЛИКС: На хрена мне твоя картина?

ИЗЯ: Так вы ж хотели подарок другу сделать – картину?

ФЕЛИКС: Так я и подарю ему картину – что будет с ним, если не прекратит мухлевать: мы ж всё сняли.

ИЗЯ: Что сняли?

ФЕЛИКС (указывая на штатив с фотоаппаратом у углу): Картину! Как мои шиксы отымели тебя. Месседж этой картины – можно трахнуть человека втёмную, на раз-два. Ты что, не догоняешь, мазила? Мы тебя, лошару, сняли в порнокомедии. Да ты не волнуйся, по телеку не покажут, это видео по запросу, на тебя пол-Европы и Америки теперь дрочить будут. И картины твои покупать. Мы дадим в титрах ссылку на твою галерею. Миллион просмотров гарантирую. Мы ж не халявщики.

СНЕЖАНА: Да, мы – твои партнёры. Половые.

ИЗЯ: Но почему именно я?

РОКСОЛАНА: Я в журнальчике прочитала, что ты выставку готовишь про пиписьки.

СНЕЖАНА: А я говорю Феликсу: “Папик, пойдём, попранкуем, камеру в угол поставим, распарим пупсиньку, ну, в крайнем случае, я ему отсос сделаю космический, чтоб на небо улетел и не скоро вернулся”.

ИЗЯ (с отчаянием и возмущением): А по-человечески нельзя было попросить?

ФЕЛИКС (забирая камеру на штативе и выходя, пропуская вперед Снежану и Роксолану, цедит через плечо назидательно): Это искусство, сынок. Тут нет места человечности.

ИЗЯ

(стоит растерянно и задумчиво смотрит им вслед): Феликс Самшиттер, говоришь? Гм. А что я, собственно, должен был ожидать от человека с фамилией, означающей “маленький кусочек говна?” В следующий раз всё-таки доверюсь своей интуиции. И Божьему водительству.

ФЕЛИКС: Не каркай. Неровен час, докаркаешься – тьфу-тьфу-тьфу!

Феликс стучит по стене три раза. Картина с карликом Херукуси падает и с размаха бьёт Феликса по голове, Феликс падает без чувств, барышни визжат и пытаются делать Феликсу массаж сердца, дыхание изо рта в рот, бьют его по щекам. Свет гаснет.

МАРК (с первого экрана): Стоп! Неплохо! И посношался на халяву, и обидчика прибил.

АВГУСТА (со второго экрана): Посношался – громко сказано. То был не секс, а какая-то дроческопия. А Феликс мне зашёл. Интересный типаж. И карлик многообещающий.

ГОЛОС ИЗИ (из темноты): Я что-то не понял, где тут был конфликт и как развивалась арка моего характера? Какая-то незаконченная история.

АВГУСТ (с первого экрана): Хочешь прокатиться по арке, как чёрт по радуге? Устроим.

МАРК (со второго экрана): Да? Что, оживим этих симпатяг для разнообразия? Они придадут конфликту инфернальный характер.

АВГУСТ (с первого экрана): Почему нет? Только загоним их всех в другие обстоятельства. Из которых нет выхода.

МАРК (с второго экрана): Неожиданный драматургический приём. Мне нравится.

АВГУСТ (с первого экрана): А что, хоть и называет его папаша шлемазлом, в нём уже чувствуется настоящая биндюжная крепость. Возможно, у него уже отросли яйца. Осталось налить в них железа.

МАРК (со второго экрана): Поставим его перед экзистенциальным выбором – существовать или не быть вообще? Это тебе уже на Гамлет какой-то, “быть или не быть”, то ли терпила, то ли козырный перец. Тут конфликт надо ставить глубже, чтоб окончательно выяснил сам про себя – тварь ты дрожащая или козырный человечище? Дадим Изе шанс проверить – сможет ли он жить как орёл и рассчитывать на бессмертие, или его судьба – сгинуть в небытие, как склёванный червяк, переваренный в говнище и сплюнутый в самую глубокую чёрную дырищу.

АВГУСТ (с первого экрана): Выяснить, как он поступит, если возникнет такой конфликт, проиграв который, превратится в вообще в полное, в абсолютное ничто, в никуда и нигде? Да?

ГОЛОС ИЗИ (из темноты): Что-то я плохо понимаю замысел. Такого мои предки вам не заказывали.

АВГУСТ (с первого экрана)

Марк! Ты подводишь к мысли, что всё, что отличает небытие от бытия – это воля к жизни? Воля жить любой ценой?

МАРК (со второго экрана): Да, Август. Только вот как это изобразить или сыграть? Не просто сопли-вопли морального выбора между хорошим, плохим и очень плохим, а вот между возможностью существовать хоть в каком-то виде и угрозой уйти в абсолютное отсутствие присутствия? Тем более, в ситуации без выхода?

ГОЛОС ИЗИ (из темноты): Сыграть это невозможно. Такое даже представить сложно. Я в такое не хочу. Я позвоню папаше. Мне это уже надоело. Я хочу выпить. И вообще, включите уже наконец свет, вытащите меня из вашей реальности!

АВГУСТ (с первого экрана Марку, не обращая внимания на изины страхи):

Представить – да, невозможно! Но вот оказаться в такой ситуации – очень даже запросто.

ГОЛОС ИЗИ (из темноты): И каким же образом?

МАРК (со второго экрана): Оказаться внезапно не там, где ты только что был.

АВГУСТ (с первого экрана): Через темноту? В темноте, как в бездне, ведь много измерений, выбирай любое. Так?

МАРК (со второго экрана): Хотя бы и так. Главное – чтобы герой оказался там, где не хотел бы оказаться ни за что.

АВГУСТ (с первого экрана): Это мысль! Темнота – это то, что надо. Главное – чтоб не тоннель со светом в конце.

Слышно, как Август печатает в компьютере, на экранах появляется надпись “Новелла “Темнота”.

ГОЛОС ИЗИ (из темноты): Я не маленький. Я темноты не боюсь. А с вами больше не хочу. Я хочу на кислород!

Экраны погасли. Слышны какие-то капающие звуки. Полная темнота.

ГОЛОС ИЗИ (из темноты): Я устал. Я больше не могу. Не хочу. Не буду.

ГОЛОС МАРКА (из темноты): Чшш! Тише! Выбора у тебя нет. Баблишко папаши Абраши мы честнейше отработамши.

ГОЛОС ИЗИ (из темноты): Да ладно, хорош. Зажгите свет, а то не видно ни черта.

ГОЛОС ФЕЛИКСА (из темноты): А меня не надо видеть.

ГОЛОС ИЗИ (из темноты): Кто это? (сквозь шум опрокидываемых стульев, бьющегося стекла, странного хрипа и хрюканья, урчания, рыка) Э-э-э! Пусти! Пусти! Куда ты меня тащишь? Я отцу скажу! А-а-а!

Медленно зажигается мерцающий искусственный свет в прозекторской комнате. В ней стоят стальные столы. Свет льётся из ниоткуда, то мрачно-красный, как в фотолаборатории, то темно-зелёный, как из мониторов старых компьютеров. На столах лежат голые Роксолана, Снежана, Изя, который пристёгнут в столу ремнями. Рядом с Изей стоит голый Феликс в прозекторском фартуке и жёлтых перчатках. Над ними на стене висит большая картина с изображением карлика Херукуси. Экраны над сценой показывают Изю и Феликса крупным планом.