— Так вот, товарищи комсомольцы, — снова обратился к ким Быхов, — нам достоверно известно, что...

На этот раз он паузу сделал умышленно и, завладев вниманием, отчеканил:

— что Ворошилов с Буденным взяли Ростов! Это твердо!

—■ Ростов! — невольно вскрикнули ребята.

— Ростов! — еще раз повторил Степан. О географии он не

имел представления. Где он, этот самый Ростов, — не знал, но понимал одно: что это большой город и что теперь очередь за Катеринодаром, как его называли тогда в станице. Значит, красные берут верх, значит, вот-вот пни и сюда заявятся.

Даша с гордостью сказала:

—- Может, и наши отцы тот Ростов брали!

Быхов порадовал и другими успехами Красной Армии, а потом сказал: >•

— Теперь нужно, товарищи, держать ухо востро. Не сегодня-завтра и Кубань займут красные. Докатится и до нашей станицы свобода. Когда приходит осень — мухи здорово кусаются. Так и белые. Власть они здесь без боя отдать не захотят, будут жалить не хуже тех мух. А мы им не должны давать жалить. Мы должны побольше заготовить мухоловок. Наши партийцы и те, что с нами, вот, например, Кузьма, — показал Быхов на своего спутника, — и комсомольцы, которые в особенности должны нам помочь, то есть это вы. — он опять обвел всех глазами, — обязаны теперь каждую минуту быть на-чеку. Ваше дело сейчас следить за всем, но ничего не начинать зря, без нас, коммунистов. У нас каждый человек сейчас на счету. В станице много народу, что с радостью красных ждут, но организованных людей мало. Не всякому можно доверить большое дело, а для вас, для комсомольцев, дело уже нашлось, и не шуточное. Вот она знает, — показал он на Олю. — Только мы ей сказали, чтобы даже вам раньше времени не говорила, а теперь я скажу сам.

Все напряженно слушали.

-— Надо, чтобы у нас было больше оружия, а у белых меньше. Ясно?

— Еще бы не ясно! — сказал Степа.

— Вот я его давно знаю, — Быхов кивнул на Степу. — Я ведь и раньше у вас в станице бывал. Помнишь, Степа, как ты меня ночью вот с этого же двора провожал, а казак Василь вот там в переулочке меня с конем ждал? Где он теперь? Хороший был хлопец, Н Олю я тоже раньше видал. Помнишь, Оля?

—■ Вы тогда только что побрились и лицо в мыле было. Я заскочила в хату, смотрю — человек незнакомый.-..

— Вот-вот... И все вы тут, вижу'я, ребята и девчата на подбор. Ну как? Оружие добывать будем?

— Будем!—все нетерпеливо сгрудились вокруг Быхова.

— Ой, скорей бы уж говорили! — не сдержала себя Нюра.

— Не спеши, — Быхов спокойно посмотрел на нее. — Всем сразу делать нечего. Надо пять человек. Вот отберем пять, а остальным и не всё знать надо. И не обижаться! Не думайте, что остальным нет веры. Не было б веры—я б и вовсе' ничего не говорил. А это так, для порядка. Согласны?

— Я!

- Я!

— Хлопцам поручите!

— А мы что? Дурней вас? — сказала Даша.

Заспорили, зашумели. Стоявший на страже Сеня Михайлов даже замахал руками.

— Тише! Да тише ж вы!

— Вон у секретаря есть предложение, •— сказал Выхов. — Слушайте, не волнуйтесь.

— Мы вот что предлагаем, — начала Оля, — это я и товарищ Выхов предлагаем. На это дело надо таких, кто посильней. Значит, хлопцев — всех, а из девчат — одну. И выйдет всех пять. Раз я секретарь, то из девчат буду я.

— А я думала... — разочарованно произнесла Нюра.

— Что ты думала? — Выхов повернулся к ней.

— Я думала, что меня... — И вдруг горячо: — Ну пусть будет шесть!

— Семь!

— Восемь! — стали просить и Галя и Даша.

— Бросьте, девчата! — строго остановил их Выхов. — Нельзя так. Надо пять, и кончено. А вам тоже дело найдется.

— Мы уж это слышали, — вДруг грубо сказала Нюра. — В комсомол позвали, а ничего нельзя делать. Я не хуже хлопца могу. Пускай Степа скажет — могу или нет.

— Я и без Степы знаю, что можешь, — сказал Выхов, положив руки ей на плечи. — Ох, и глаза ж у тебя! Что ты такая сердитая?

— Она у нас всегда такая, — заметила Галя.

— Как сухая солома, — добавил Степа, — раз—и загорится.

— А потом и потухнет?—спросил Выхов.

— Не скоро потухнет, —■ отозвалась Оля. — В Кубань ее надо с головой окунать, не иначе, а то всё будет полыхать.

—■ А что ж, это хорошо, — серьезно ответил Выхов. — Кто быстро потухает, с того толку мало.

Он еще раз пристально заглянул Нюре в глаза и сказал:

— Не горюй. Будет и тебе дело. А теперь, — он повернулся ко всем, — отобранные пять оставайтесь, а остальные — тихонько по домам и говорите прямо: обиженные или необиженные?

— Обиженные! — за всех ответила Нюра.

— А дальше что?

— А дальше — я больше не приду. Не буду комсомолкой.

— Что ты болтаешь! — Степа шагнул к ней, но Выхов его остановил:

— Никогда не поверю, чтобы ты... По-моему, ты не такая, — тихо сказал он Нюре.

Нюра молчала. Она накинула на голову платок, закуталась и, глядя себе под ноги, направилась к дверям. Приоткрыла их, собралась перешагнуть порог и... первый раз в своей жизни поступилась самолюбием: тихо, но твердо спросила:

— Когда опять приходить?

к ней бросились Степа, Оля, Даша, но она рванулась и побежала домой. Степа догнал ее у ворот.

— Нюрочка, что ты? — ласково спросил он.

— Ничего... Дурная я... Теперь тот дядька надо мной смеяться будет. Прощай, Степа.

Она вышла за ворота и, досадуя на себя, пошла домой. Вдруг остановилась и внезапно вспомнила: «Да я ж его знаю! Это он тогда к колодезю приходил вместе с фенькиным батькой! Его голос! Эх, дура я, раньше не вспомнила. Я б его спрсь-сила». Она была уже готова вернуться в сарай, но с досадой подумала: «Осрамилась» и ускорила шаги.

XLIV

В школе опять начались занятия. Все пошло обычным порядком. Леля шепталась с подругами, «баронесса» Симочка ежедневно меняла на косах бантики, Рая попрежнему уплетала на переменах булки. Простодушная Зоя и та заметила:

— Что такое! У людей и хлеба не сыщешь, а батюшка что ■ни день крендельки печет.

— А ты, как вырастешь, выходи за попа замуж, — посоветовал ей кто-то.

— Слышь, Нюрка, — засмеялась Зоя, — попадьей я буду.

— Не будешь, —спокойно ответила та, — ты хоть и чудачка, а не такая, чтобы на чужие труды зариться.

Рая услышала их разговор, обиделась:

— Ничего мы чужого не берем, — доедая булку, сказала она, — а тебя, видно, зависть гложет, что твой отец ничего не заработал... Это красные — так те, действительно, грабят. У всех монастырей землю отняли. Что им монахи плохого сделали? Люди молились, молились, и вот тебе — здрасьте.

— А что ж за них бог не заступился? —■ спросила Нюра.

— Сострила! Нашла над чем смеяться. Я вот Леле скажу,— Рая фыркнула и ушла.

— А Лелечка отцу передаст, — сказала Зоя.

— Ну, и пускай.

Зоя покачала головой:

— Знаешь что, Нюра? Ты лучше их не трогай. Я—другое дело. Мой батька не у красных, мне ничего1 не скажут, может, только Таисия поругает, а ты... Не бережешь ты себя, Нюрочка.

— Зоя! — Нюра шагнула к ней, — я не знала, что ты такая. Ты, правда, такая? Тебя все за дурочку считают... И я, может, считала/ а ты... Видишь, какая я дрянь...

— А я гляжу на тебя и думаю, хоть и заноза ты, хоть и красный у тебя батька, а все-таки ты лучше, чем эти трясогузки. Только не люблю я, что гордячка ты, выше всех себя ставишь.

— Я гордячка потому, что меня все кусают.

— Это теперь. А раньше?

— А раньше я ничего не думала.

Прозвенел звонок, на урок пришел батюшка. Он вызывал учениц, рассеянно слушал их ответы. Было заметно, что мысли его заняты другим. В раздумье ходил он по классу, время от времени останавливался у окна и, заложив руки за спину, подолгу глядел в одну точку. «Что с папой?»—удивилась Рая.

На задней парте раздался смешок. Отец Афанасий и на это не обратил внимания. Рая продолжала с тревогой наблюдать за отцом. Наконец тот медленно повернулся и приказал:

— Встаньте!

Дежурная робко заметила: