Федя оторопел. Смущенно посмотрел на отца, хотел что-то ему ответить, но не нашелся и, надувшись, принялся отвязывать Ласточку. В это время раздался стук в калитку и кто-то позвал:

— Хозяин!

Они невольно переглянулись. Отец сказал тихо:

— Пойди, посмотри. Кого там еще принесло? — И, взяв из руки Феди повод, он отвел коня в самый темный угол конюшни.

Федя пошел к калитке, открыл ее. Перед ним стоял уже знакомый ему офицер. Теперь он мог разглядеть его лучше. Офицер был давно не брит, черной щетиной заросли его скуластые щеки. На лбу краснел косой свежий шрам — ясный след сабельного удара. Маленькие колючие глаза холодно смотрели из-под хмурых бровей.

— Здесь живет Игнат Тарапака?

— Здесь.

— Зови его сюда.

Он спокойно вошел во двор. Его сопровождал казак.

Федя позвал отца.

— Здорово, Игнат, — офицер кивнул головой.—Не узнаешь? Игнат терялся в догадках, как отнестись к пришедшему.

— Матвей Иванович Юрченко? — неуверенно сказал он.

— Я самый!

— Здравствуйте, — поклонился Игнат.

Он не знал, подаст или не подаст ему офицер руку, но на всякий случай обтер свою руку о полу кожуха. Офицер руки не подал, поправил на голове папаху и спросил:

— Ну, как живешь тут?

— Ничего...

Игнат недоумевал, как ему отнестись к пришедшему: то ли как к гостю, то ли как к случайно заглянувшему к нему человеку. Желая, однако, оставаться хорошим хозяином, он указал на дверь хаты и пригласил:

— Зайдите. Будьте гостем.

— Гостевать будем после, — устало ответил Юрченко, — не до того теперь. Ты мне лучше скажи, как тут у вас в станице? Мы вот кровь проливаем, а вы только и знаете, что митингуете.

Игнат снова посмотрел на нежданного гостя. «Что ему надо?» — насторожился он и ответил:

— Да мы что... Мы ничего...

— Вот я и вижу, что ничего, — Юрченко откинул полу черкески и полез в карман за портсигаром. — Все вы здесь за чужой спиной благодушествуете. Почему не на фронте?

Игнат развел руками.

— Отслужил уже.

— Отслужил. А сам, по своей воле, пойти не мог?

— Пошел бы, да видите, — он показал вокруг себя, — хозяйство. На кого его бросить? Жинка хворает, а этот, — он кивнул в сторону Феди, — учится, подрастает...

— Всегда у вас отговорки. Ну, ладно, вот что: пока будет сотня стоять в станице, возьмешь себе трех казаков. Только гляди, чтобы и люди, и кони были сыты.

И, не ожидая ответа, он приказал сопровождавшему его: — Запиши!

«Вон в чем дело», — облегченно вздохнул Игнат.

— Слушаюсь, ваше благородие, — повеселев, сказал он. — Пусть живут у меня казаки. Хоть я и небогатый, а мне не жалко. Только пусть аккуратно живут, не шкодят.

И он снова пригласил Юрченко в хату. Там сказал жене:

— Вот гость у нас. Угощай.

Жена спокойно, с достоинством поклонилась Юрченко и принялась хлопотать по хозяйству, а тот, не снимая своей темно-рыжей папахи, сел за стол с таким видом, точно делал хозяину великое одолжение. Вскоре появились яичница, хлеб, вино и сало с нежной розовой прорезью. Хозяин гостеприимно потчевал гостя. Тот ел молча, сосредоточенно и пил не стесняясь. Выпил и хозяин. Мало-помалу разговорились. Юрченко рассказывал о фронте, о трениях между казаками и добровольческой армией, и все его рассказы были полны жгучей ненависти к большевикам. Подвыпив, он снова стал укорять Игната за то, что тот сидит дома, не воюет с красными. Игнат всячески оправдывался, но отвечал осторожно и пытался перевести разговор на другие темы. Он все еще не мог забыть нанесенной ему обиды и, вынув из кармана сложенную вчетверо бумажку, сказал насмешливо:

— Вот! Сам полковник расписался синим карандашом.

Это была расписка, выданная ему проходящим через станицу отрядом добровольческой армии о реквизиции у него коня.

— Что с ней делать? —сердито спросил Игнат. — Чи выкинуть? Чи в рамочку завести на память?

Юрченко поднял на него слегка посоловевшие глаза и протянул руку за распиской. Игнат не дал ее, объяснил на словах, в чем дело:

— Пришли, забрали коня, вот и всё. Теперь мне, видно, вместо коняки придется эту бумажку запрягать в фуру. Сила! — захохотал он.

— Брось, брось, не распускай слюни, — подливая себе вина, ответил Юрченко. — Тебе жалко для армии коня? Другие ж дают.

— А кто ж дает? — Игнат вскочил.

— Как кто? Вот Иван Макарович Садыло дал кобылу.

— Иван Макарович? Смеетесь, ваше благородие. Да у него ж коней, знаете, сколько! И хоть бы путевого дал, а то последнюю клячу. Такую б и я не пожалел. Пожалуйста, берите.

— Ничего, ничего, не умрешь, — перешел на дружелюбный тон Юрченко. — Давай-ка еще вина. А потом помни: раз одного коня взяли, больше уже не возьмут. У других будут брать. А не брать нельзя, казакам на фронте кони нужны.

— Это верно, — согласился Игнат. — Казаку без коня невозможно. Но вы, извиняюсь, тоже говорите как-то не так. Вы объясните: почему у тех не берут, что по десять-двенадцать коней имеют? Вот здесь недалеко хутор есть, и живет на том хуторе дед Карпо, «дед-горобец», так его казаки зовут. У него косяками кони ходят, а к нему, небось, никто не сунется. Почему это так?

— Ох, и скучный ты казак, — вздохнул Юрченко. — Позвал в гости, а сам тоску наводишь. Сказал тебе: раз коня взяли» другого уже не возьмут.

— Ей-богу?

— Ну, да. И приказ такой есть.

— Нет, вы правду говорите? — Он налил и себе и гостю по стакану вина. — Бывайте здоровы!

Хмель слегка ударил Игнату в голову. Оглянувшись и увидев сидевшего в углу Федю, он подмигнул ему и спросил:

— Ну как, казак? Как дела?

И пояснил гостю:

— Вот растет хлопец, а подрастет — тоже надо на службу справлять. А что казаку прежде всего требуется? Конь! Чтобы конь был наславу. Верно, Федька? Плохого ж коня я тебе не дам? Не буду ж срамиться?

Он испытующе посмотрел на гостя и опять спросил:

— Значит, если одного коня взяли, больше не возьмут? Это правильно. А иначе что же оно было бы? А?

И вдруг, размякнув, он не выдержал:

— Я вижу, что вы, ваше благородие, не то, что те... Они пришли, нашумели, жинку напугали... Я вам скажу: как увидел я вас, так сердце у меня и упало_: ну, думаю, хорошего не жди, а сейчас разумею, что оно не так... Дозвольте, я вам еще стаканчик налью. Пейте.

Отворилась дверь, и в хату вошел казак. Он снял папаху, покосился на стол, потом чинно перекрестился и доложил, что вот-вот прибудут люди на постой, спросил, где разместить их. Игнат налил стакан вина, взял его и повернулся к Юрченко.

— Разрешите казачка угостить?

— После! — сухо ответил тот.

Игнат сконфуженно поставил стакан на стол, слегка развел руками и, сокрушенно глядя на казака, сказал:

— Извиняйте.

Наступило молчание. Тогда Игнат накинул на плечи кожух и, кивнув казаку, пошел с ним во двор. Поднялся и Юрченко.

Федя вышел вслед за ними.

Когда Игнат справился со своими делами, Юрченко пожелал сам посмотреть конюшню. Войдя в нее, он как старый и опытный кавалерист сразу заметил, что в углу стоит красивая, стройная лошадь. Заинтересовался.

— А ну, что за конь? — позвал он Игната.

— Так... Конь, как конь, — нехотя ответил тот.

— Покажи.

— Да что ж его смотреть?

— Жалко, что ли? Я не сглажу.

— Да не жалко, а никакой диковины тут нет...

Но волей-неволей Игнату пришлось вывести Ласточку. Юрченко внимательно оглядел ее и, достав папиросу, стал быстро и нервно курить. Потом швырнул окурок, сделал равнодушное лицо и сказал небрежно:

— Конь ничего себе... Не особенный...

Игнат промолчал, но в душе ему стало обидно. «Понимаешь ты много!» —подумал он. А Юрченко снова:

— Ноги неважные.

— Ноги? — Игнат посмотрел на гостя и уже не мог скрыть презрительной улыбки. Гость заметил это, но вида не подал и так же спокойно продолжал:

— В полку таких коней, браток мой, сотни.

Тогда Игната вдруг прорвало.

— Таких? — раздраженно переспросил он. — Пойдите, поищите таких. — Он с досадой схватил коня за уздечку и повел в конюшню.