Интересно, есть тут прислуга? Постоянной точно нет, но хотя бы приходящая? Или мне придется убирать все это самой? Сейчас заниматься этим уж точно не хотелось — я действительно изрядно устала. А если оставить до утра, на пиршество налетят мухи и прочая погань. Даже живя в трущобах, я всегда строго следила за тем, чтобы не превращать свое жилище в питомник для насекомых.

— Я приберусь тут, — благородно предложила Ди, проследив направление моего взгляда. — А ты пока ложись.

— Отличная идея! — благодарно вздохнула я. — Дорогу потом найдешь?

— Не впервой, — ухмыльнулась Ди.

А вот мне ориентироваться в этом огромном доме было впервой. Пришлось, выйдя из столовой, достать телефон и загрузить план дома, чтобы отыскать хозяйскую спальню.

Там было окно во всю стену с видом на океан (наверное, чудесным в солнечное утро или лунную ночь, но не в пасмурную пору, так что я скомандовала «шторы, закрыть») и кровать такого размера, что на ней можно было с равным успехом лежать что вдоль, что поперек. Я никогда в жизни таких не видела. Только при виде этой кровати я поняла, до какой степени хочу спать. Постель была уже застелена чистым, приятно пахнущим бельем, и я забралась туда, чуть не застонав от удовольствия. «Welcome home, Emily Harbinger!» — мысленно сказала я себе и через минуту уже спала.

Проснулась я от ощущения, что в комнате кто-то есть.

В доме все было идеально — не скрипели ни двери, ни половицы (собственно, половиц там не было вообще, а весь пол спальни покрывал пушистый белый ковер, глушивший все звуки), но чувство опасности у меня развито прекрасно, как у всякого, кто жил (и выжил) на улице. Малейшее необычное движение воздуха или едва различимый чужой запах способны выдернуть меня из самого глубокого сна.

Я лежала на животе, обхватив руками подушку, но моя голова была повернута в сторону двери, и, осторожно приоткрыв правый глаз, я увидела, что дверь открыта. Тусклое ночное освещение из коридора обрисовывало силуэт входящей в спальню фигуры. Свет падал сзади, и я не могла различить черт лица, но фигура была безусловно женской, и к тому же я чувствовала слабый карамельный запах. Это была Ди.

И, насколько я опять-таки могла понять при таком освещении, она была совершенно голой.

Признаюсь, даже в этот момент я все еще тормозила. Я подумала, что Ди, на правах лучшей подруги, просто решила остаться переночевать, не спрашивая меня — в доме полно гостевых спален. Хотя я, спрашивая, найдет ли она дорогу, имела в виду отнюдь не это. (Возможно, кстати, на это рассчитывала и остальная компания — не планировали же они садиться за руль пьяными и обдолбанными? Теперь им, видимо, пришлось вызывать себе такси. А может, у них и персональные шоферы есть, черт их знает.) Ну а поскольку Ди, в отличие от меня, все-таки пила, то просто ошиблась дверью. Я замычала как бы во сне, давая ей шанс ретироваться, не попадая в неловкое положение.

Но ее реакция оказалась противоположной.

— Соскучилась? — промурлыкала она и устремилась к кровати чуть ли не бегом. — Лично я ужасно!

Вот же чё-о-орт!

Конечно, мне следовало догадаться раньше. Но Эмили — та Эмили, которую я знала по интернету и записям бесед — не была лесбиянкой. Несмотря на отсутствие бойфренда и репосты в поддержку ЛГБТ. Так же, как и репосты в поддержку коал не делали ее коалой. Ей нравились мужчины — это было очевидно по ее киношным вкусам. Красивые, сильные, уверенные в себе — и при этом не молодые парни, а уже состоявшиеся. Вероятно, такие напоминали ей отца. И нигде она не показывала ни единого намека на сексуальный интерес к женщинам. Едва ли потому, что она стеснялась за себя лично или за отцовскую компанию. В наши дни в Штатах такого никто не стыдится — скорее это может пойти в плюс.

Но это было до аварии. А после, ища выхода из депрессии, она, видимо, действительно ударилась во все тяжкие. Решила «поэкспериментировать» не только с алкоголем и наркотиками, но и с этим тоже. И внезапно поняла, что ей понравилось. А может, ей и не столь была важна телесная составляющая — просто это было условием близости с Ди…

Но долго размышлять над тонкостями чувствительной души Эмили мне было некогда, поскольку Ди уже настойчиво лезла ко мне под одеяло, норовя прижаться своим горячим влажным телом (которому, кстати, не помешало бы сбросить килограмм десять).

— Нет, — я отодвинулась от нее. Хотя формально моя клятва касалась только мужчин, уж я «экспериментировать» точно не собиралась!

Но Ди, видимо, решила, что я просто играю с ней, и полезла снова.

— Я сказала «нет», Ди! — воскликнула я, отпихивая ее руки.

— Так устала, да? — ее игривый тон сменился сочувственным. — Ничего, ты можешь просто лежать и расслабиться, я все сделаю сама…

Сослаться, что ли, и впрямь на усталость, предложить перенести все на завтра, а потом как-то поделикатнее спустить все на тормозах при свете дня? Нет, не мой стиль. Не знаю, как там прежняя Эмили, а я привыкла разрешать любые недопонимания предельно быстро и четко.

— Ди! — я села на кровати лицом к ней, одновременно отгораживаясь от нее согнутыми в коленях ногами. — Я серьезно. Вылезай из моей постели. Можешь переночевать в любой гостевой спальне, если хочешь.

— Значит, вот как? — она тоже села. — Значит, теперь я для тебя просто «Ди»?

А как, блин, иначе, если я не знаю твоего полного имени, подумала я и тут же сообразила — видимо, у них с Эмили были друг для друга какие-нибудь сюсюкающие прозвища для интимной обстановки. Которые я не стала бы употреблять, даже если б знала.

— Ди, — веско сказала я. — Я благодарна тебе… за посуду, гитару и вообще… Но ты должна понять: то, что между нами было — это была не я. Не настоящая я. После аварии моя психика была изуродована еще сильнее, чем мое тело. Мне хотелось забыть все, что со мной было. Чтобы как-то отвлечься и развеяться, я была готова на все. Буквально на все. И просто катилась под откос. Если бы так и продолжалось, через год-другой я бы тупо сдохла от передоза. А может, и раньше. Я не думаю, что тебе бы это понравилось. Но и остановить меня ты бы не смогла. А в клинике меня снова вернули в норму. Я опять стала собой. Или даже лучшей, чем была до аварии. Но теперь уже мне нужно забыть то, как я жила этот год после аварии. Точнее, не забыть, но оставить в прошлом. Как будто это было с другим человеком. Не со мной. По сути, так оно и было.

Интересно, что я не сказала ей почти ни слова лжи — ну, с точностью до местоимения «я», конечно.

— Вот значит, как, — повторила она. — А я-то думала, у нас все серьезно. Значит, все слова, которые ты мне говорила…

— Ди, я не хочу тебя обижать, но это говорила не я. Это говорила моя болезнь. Психическая травма. Попытки найти утешение хоть где-то — хоть в наркотиках, хоть в твоей постели.

— А теперь тебя в твоей сраной клинике научили, как заменить меня антидепрессантами. Понятно. Ну окей. Можешь теперь трахаться с ними, — она слезла с кровати.

— Я не хотела тебя обидеть! — поспешно произнесла я. — Я благодарна тебе за все, что ты для меня сделала. Вообще-то мы могли бы остаться просто подругами.

Разумеется, это было сказано неискренне. Я по-прежнему не испытывала к ней симпатии, и, главное, близкое общение с ней было для меня попросту опасно. Она могла знать об Эмили такие подробности, каких не знал больше никто. Но по этой же причине мне было опасно и превращать ее в жаждущего мести врага.

— Нет уж, спасибо, — она демонстративным жестом оскорбленной невинности прикрыла скрещенными руками свои жирные груди. — Передавай привет прозаку, — она развернулась и вышла.

Проснулась я довольно поздно и еще долго нежилась в постели — но, наконец, поднялась, натянула майку, решив пока этим ограничиться, и отправилась обследовать дом. Холодильник был забит остатками вчерашнего пиршества, включая куски торта, так что с завтраком проблем не возникло. Ди нигде не было, и никакого беспорядка, который она могла бы оставить из желания напакостить, я, к своему облегчению, тоже не обнаружила (больше всего я опасалась, что она может забрать или повредить гитару) — так что я решила, что она успокоилась, переночевала в какой-то из спален и уехала рано утром.