Дверь бесшумно отворилась, выплеснув в ночь яркий свет множества светильников. Некоторые из пришельцев невольно зажмурились. На этом фоне фигура служителя в проеме, несмотря на его белую рясу, казалась почти черной.

— Отрекаетесь ли вы от Тьмы? — строго спросил он.

— Отрекаюсь отныне и вовек, — спокойно ответил Магистр. За ним ту же фразу по очереди повторили остальные. В свое время многие из них активно возражали против произнесения формулы отречения. Но Магистр объяснил им, что слова — не более чем пустая формальность, «истинные клятвы и отречения дает дух, а не уста».

— Войдите, во имя Единого.

Пригибая головы, пришельцы по одному вошли в проем и оказались в не слишком большом, сильно пахнущем светильным маслом помещении, вдоль стен которого неподвижно, словно статуи, застыли стражники. Начищенные доспехи и обнаженные мечи ярко горели, отражая огни светильников. Магистр знал, сколь обманчива эта неподвижность. Стражники бросились бы в атаку по малейшему сигналу второго человека в белой рясе, стоявшего у внутренней двери комнаты. От привратника его отличал высокий острый клобук и длинная серебристая борода. Светлый маг. Вошедшие ощутили, как словно бы цепкие пальцы тщательно ощупывают их сознания. Они были к этому готовы, но меры, предпринятые ими — исключая Хиннара и Гаута, еще не овладевших магическими способностями — были сродни задержке дыхания. Вздумай Светлый прощупывать их подольше, они бы не смогли скрыть свою силу. Но дежурный маг, как и предполагал Магистр, не стал затягивать осмотр, давно ставший для него рутинной формальностью.

— Свет и милосердие да будут с вами, — изрек он. — Вас проводят и дадут кров и пищу.

Внутренняя дверь отворилась, так же не издав ни звука, и Эргарт, пряча усмешку, подумал, что идеальная смазка сослужит Светлым плохую службу — дверной скрип мог бы загодя предупредить караульных. Но Светлые слишком стремятся к безупречности, к искоренению любых недостатков, не задумываясь, что порою умнее обратить недостатки в достоинства…

Из-за двери показался еще один служитель, одетый так же, как привратник; он и четверо стражников проводили гостей по коридору. Коридор был коротким — помещения для паломников располагались в этом же бастионе, за пределами внешней стены Цитадели. Паломникам позволяли проходить и внутрь крепости, дабы они могли поклониться святыням Светлых, но только днем, специальными группами, причем, как объяснил Магистр, общедоступные святилища располагались вдали от жизненно важных центров Цитадели и, конечно, вдали от входа в подземелье. Прорваться к цели таким путем было нереально.

В комнате, куда привели пришельцев, стояли в два ряда 16 двухъярусных нар; в проходе между нарами располагался узкий и длинный дощатый стол. Магистр надеялся, что в промозглую слякоть межсезонья паломников в Цитадели окажется немного, и вновь прибывшей большой группе отведут полностью свободную комнату; но увы — уже у входа они услышали громкий храп. На дальних нарах спал какой-то неопрятного вида мужик, тощий и обросший бородищей. Больше, впрочем, в помещении никого не было.

Едва провожатые покинули пришельцев, Эргарт бросил вопросительный взгляд в сторону мужика, но Магистр так же молча велел ему оставаться на месте. Темные расселись по нарам, прислушиваясь; храп не мешал им, ибо слушали они не ушами. Через несколько минут дверь вновь отворилась, и трое молодых послушников внесли котел с похлебкой, каравай хлеба и горку глиняных мисок, вложенных одна в другую. Гости оживились, с видом заправских паломников вытаскивая ложки кто из котомки, кто из-за голенища сапога — хотя, по правде говоря, запах варева был не самым аппетитным. Хлеб, впрочем, оказался совсем свежим. Но, едва послушники удалились, даже те, кто успел оторвать кусок от каравая и запустить ложки в похлебку, отодвинули еду в сторону. Не то чтобы они боялись отравления, но сытый желудок — плохой союзник воина.

Вот теперь Магистр беззвучно подошел к спящему и склонился над ним. Храп прекратился.

— Он его убил? — не без испуга прошептал одними губами Хиннар, обращаясь к Ларку, своему соседу. Тот отрицательно качнул головой.

— Просто усыпил покрепче, — так же беззвучно пояснил он.

Хиннар понимающе кивнул. Впрочем, он догадывался, что, не будь иного способа гарантировать, что мужик не проснется в неподходящий момент, паломника бы не пощадили. И нельзя сказать, чтобы юноше это нравилось. Он без колебаний всадил бы стрелу в горло любому из Светлых, но простые паломники… такие же, как крестьяне его родной деревни, многие из которых ходили поклониться святыням Светлых… При определенных обстоятельствах на месте мужика мог оказаться даже кто-то из родни Хиннара. Впрочем, юноша тут же выбранил себя за неподобающие мысли, напомнив себе одно из правил, которое уже успел выучить — «Темный руководствуется целесообразностью, а не гневом и не жалостью. Гнев и жалость суть две стороны слабости».

Магистр, вернувшись на место, подал знак к началу последнего обсуждения. Нельзя было исключить, что помещение прослушивается, и потому никто не произносил ни слова, ограничиваясь жестами и чтением по губам. Магистр изложил уточненный план операции с учетом нынешнего местоположения группы. Прикрывающей он назначил Таллу. Названная девушка вздрогнула — едва заметно, но от Магистра это не укрылось. Заметил он также и полный благодарности взгляд, брошенный на него Арретом. Нелия довольно улыбнулась. Больше никто не проявил эмоций — приказ командира во время операции не подлежал обсуждению.

Наконец роли и задачи были распределены. Двенадцать Темных подошли к двери и остановились; первую фазу предстояло в одиночку выполнить Нелии. Девушка вышла из комнаты и, не таясь, двинулась по коридору, огибавшему по окружности внутренние помещения бастиона. Изгибающийся коридор имел свои плюсы с точки зрения обороны крепости — атакующие не смогли бы применить в нем стрелы или иное метательное оружие и не увидели бы раньше времени, кто и где поджидает их за поворотом; но в то же время и гарнизону Цитадели пришлось бы расставить посты слишком часто, чтобы каждая пара караульных могла видеть своих соседей. В условиях опасности так бы, очевидно, и было сделано, но, как успели заметить Темные по пути в отведенное им помещение, ныне Светлые явно не ждали угроз в самой укрепленной крепости своего Братства от горстки безоружных паломников. Что ни говори, а тысяча лет безраздельного владычества расхолаживает…

«Семьдесят семь, семьдесят восемь, семьдесят девять…» — считала про себя Нелия. Наконец коридор уперся в дверь, охраняемую двумя стражниками в доспехах. Скучающие на посту караульные рассматривали приближающуюся девушку с интересом, но без опасения.

— Куда это ты собралась? — усмехнулся один из них. — На поклонение пустят завтра днем.

— Да я знаю, — Нелия изобразила смущение. («Девяносто, девяносто один…») — Я просто ищу, где тут… ну, вы понимаете… — бормоча все это, она приближалась к стражникам, замедляя шаг. Остановившись перед ними, она дернула за тесемку, и ее убогий серый плащ паломницы распахнулся. Одежды под плащом не было.

Оба стражника вытаращились на открывшееся зрелище; один даже чуть подался вперед. Их руки не сделали и движения в сторону оружия. И в тот же миг быстрее атакующей кобры острые ногти Нелии вонзились в жадно округлившиеся глаза. Это были единственные уязвимые точки на их телах: доспехи надежно защищали их, кольчужный воротник прикрывал горло, шлемы берегли от удара в висок. Пальцы девушки — два на левой руке, два на правой — мгновенно вошли в глазницы на полную глубину, вспарывая плотное теплое желе мозга. Стражники умерли, не успев издать ни звука. Удерживая трупы изнутри за кости черепа, Нелия плавно опустила их на каменный пол, не позволив доспехам загреметь.

«Девяносто девять, сто». Точно в срок; Нелия знала, что в эту самую секунду открылась дверь комнаты паломников, и остальная группа выходит в коридор. Брезгливо обтерев пальцы о плащ, девушка присела рядом с мертвецами и принялась сноровисто расстегивать ремни их доспехов.