Целый час я фланировала между приглашёнными и поддерживала лёгкую беседу, как учила меня мама ещё в детстве. Но взгляд мой сновал меду ними, выискивая особенного гостя, который бы подарил мне покой. С ним бы я поболтала с радостью, но Ричард Клейтон, кажется, не желал удостаивать нас своим присутствием. Зато мой Марк чувствовал себя рыбкой в воде. Вернее, в заполненном другими рыбами и акулами аквариуме. Ему не привыкать. Он с мастерством ублажал дам комплиментами по поводу причёсок и платьев, давал советы джентльменам о бизнесе и выдавал шутки с искромётностью тамады на весёлой свадьбе. Воистину любимый зять Вирджинии Лодердейл.

Я чувствовала себя Джейн Остин на балу, ей богу. И мне претило находиться здесь. Мне даже не представилось возможности поболтать с Оливией, потому что мама вовсю гоняла её по залу, заставляя щёлкать мистеров и миссис, чтобы завтра каждый мог ещё раз полюбоваться своей персоной и похвастаться перед друзьями богатством своего одеяния. Лишь раз мне удалось споймать взгляд Ливви. Подавленный, загнанный в угол, полный мольбы помочь ей сбежать. Словом, я чувствовала то же самое и ждала того, кто спасёт из этой клоаки меня саму.

Джонатан не чувствовал себя так раскрепощённо, как Марк. Для него все эти знакомства и светские манеры были в диковинку, как для обезьянки, которую выловили в джунглях и засунули в вольер на усладу зрителям. Каждый раз, как мама или отец подводили его к парочке гостей, отличающихся от предыдущих лишь размером бриллиантов на шее у «неё» и размеров эго у «него», Джонатан выдавливал из себя противоестественную улыбку и уступал отцу право раскручивать нить бесполезной беседы.

Родители позволили гостям обменяться хвастливыми замечаниями, прикрытыми любезностями, дойти до нужного градуса подпития, после чего отец постучал вилкой по бокалу, призывая к полному вниманию. Даже музыканты опустили смычки и прислушались к торжественной тишине.

– В первую очередь, – провозгласил отец, оглядывая собравшихся. – Мы с Вирджинией хотели бы поблагодарить вас за то, что вы выкроили время, чтобы прийти!

Послышался одобрительный гул.

– Нам приятно видеть каждого из вас и поделиться своей радостью с близкими друзьями.

Я изо всех сил схватилась за бокал, словно он мог удержать меня от взрывного смеха. Близкие друзья, как же. В прошлом году Ларри Макклинток так подставил отца, что тот всерьёз раздумывал о том, чтобы вышвырнуть этого наглого смутьяна из компании, но дал ему второй шанс. Летиция Ларсен трижды баллотировалась на пост главы фонда «Белые ангелы», пытаясь сместить маму и занять её место, а теперь сладострастно улыбалась искусственно выгравированной улыбкой в ореоле красных губ.

После стихнувших аплодисментов, отец снова заговорил, приправив радостную обстановку привкусом печали.

– Мой сын Джонатан пропал пятнадцать лет назад. – Из чувства приличия кто-то опустил голову, кто-то сокрушённо покачал головой. – Трагедия для нашей семьи и всего города. Пятнадцать лет мы с Вирджинией и моей прекрасной дочерью Сарой не знали, что с ним. Нам оставалось лишь гадать, уповать на работу нашей уважаемой полиции и надеяться. Но… как известно, надежда никогда не проходит даром.

В этом был весь отец. Мог оживить любое мероприятие и приковать к себе взгляды толпы. Счастливая улыбка, несвойственная деловому амплуа волка, сверкнула на постаревшем лице и омолодило его на десятки лет. Запустилась цепная реакция – и десятки улыбок засияли в ответ.

– Вчера. – Отец сделал акцент на этом слове и повысил тон. – В наш дом снова вернулась надежда. И мой сын. Джонатан постучал в двери и вернулся в семью!

Гости зарукоплескали, а отец вытянул руку, подзывая Джонатана к себе. Тот несмело вышел вперёд под восторженные хлопки незнакомцев и обожающий взгляд матери. Теперь это его мир. Славу, власть и богатство отняли у моего брата пятнадцать лет назад необъяснимые обстоятельства. И ещё более необъяснимые – вернули ему сто крат.

Я похлопывала правой рукой по ребру левой ладони, в которой сжимала шипучий бокал. Внутри всё так же пузырилось, хотя за весь вечер мои губы коснулись бурлящего напитка лишь дважды. Я чувствовала себя не в своей тарелке, словно сморщенный анчоус положили к благородным креветкам, зато мама так и царила во всеобщем внимании. Если я не любила выносить сор из избы, то она смахивала его на обозрение всем, особенно, если этот сор переливался золотом.

Папа вновь принялся что-то говорить со своей импровизированной трибуны, но я не расслышала ни звука из-за голоса, зазвучавшего справа:

– Почему вы не стоите там, вместе с семьёй?

Я увлечённо засмотрелась на фигуру в чёрном костюме, возникшую рядом тенью.

– Ричард! – Слишком обрадованно отозвалась я. Неужели в этом сборище снобов у меня появился союзник? – Вы всё-таки пришли.

– Задержался немного. – Хмыкнул он, обращая взгляд на вещающего отца. – Никак не мог подобрать костюм. Боялся, что не впишусь… – Ричард с издёвкой оглядел стоящих рядом разряженных во фраки мужчин, словно те нацепили павлиньи перья. – В здешний дресс-код.

Я скрыла улыбку бокалом, иначе рисковала попасться маме на глаза своим неподобающим – в её понимании – поведением.

– Вы прекрасно выглядите. – Сказала я.

– Это всего лишь костюм… Зато вы…

Яркий свет залы угрожал раскрыть румянец, что тронул мои щёки от взгляда Ричарда. Тот скользнул по моему платью в пол бирюзового оттенка с декольте и вырезом по правой ноге. Мама настояла, чтобы я надела что-то «пошикарнее» первого варианта, что я подобрала вчера вечером – строгого платья-футляра цвета беж, в котором бы я не выделялась так настойчиво. Но после споров об Оливии, цветах, музыкантах и прочем я слишком утомилась вести борьбу ещё и за платье.

– Вы просто сногсшибательны. – Кашлянул Ричард и отвёл глаза, поспешив вернуться к своему первому вопросу: – Так почему вы не там? – Он указал бокалом шампанского на отца, приобнимающего Джонатана за плечо, мать, что гордо стояла чуть поодаль, и даже Марка, что примкнул к их бравому отряду в своём смокинге от «Армани» и чёрной бабочке. – Даже ваш жених получает свою минуту славы, а вы… здесь.

– Не люблю быть в центре внимания. – Ответила я откровением. Делиться искренностью своей натуры с Ричардом Клейтоном казалось таким естественным. – Это вечер Джонатана. Не мой.

– Это вечер вашей семьи…

Я открыла рот, чтобы ответить, но не успела, потому что слова отца долетели до моих ушей и сбили с мысли.

– …рад объявить, что с этого дня, – торжественно подводил он к чему-то очень важному, что требовало и моего внимания. – Мой сын стал не только полноправным членом нашей семьи, но и сотрудником «Лодердейл Корп».

Я чуть не расплескала шампанское, дёрнувшись от такой новости. Новости, которую мне сообщили наравне с едва знакомыми людьми, не в тихом семейном кругу. Поставили перед фактом, не удосужившись спросить моего мнения, словно оно значило для отца не больше лепета несмышлёного младенца. Боковым зрением я заметила, как Ричард покосился на меня.

– Отныне! – Повысил голос папа, чтобы перебить рокот восьмидесяти ладоней, отбивающих чечётку. – Он займёт место в совете директоров, так что прошу любить и жаловать, а также прислушиваться к его мнению, как и к моему!

Речь окончилась бурными аплодисментами. Одна я стояла в смятении, зеленея в тон своему платью. Джонатану вручили «Оскар», а я оказалась той завистливой номинанткой, кому пророчили победу, но прокатили у самого финиша. Гости врассыпную стали подходить к отцу и брату, поздравляя их с замечательным решением, а я хватала ртом воздух, пытаясь высосать из него драгоценный кислород.

– Сара… – Тронул меня за руку Ричард, но я бросила ему через плечо извинения и двинулась сквозь цепочку паломников, осторожно расталкивая их на пути к цели.

– Папа. – Позвала я, стараясь натянуть на себя хоть треть тех эмоций, что украшали гостей не хуже бриллиантовых украшений. – Папа! – Я извинилась перед Жизель Роше, третьей женой Брендана Макинтоша, которую тот притащил из Франции и которая пожимала руку отцу, и оттащила его в сторону.