Эти не побегут, коли из леса появятся сельджуки…
И да, груз ромеев, перевозимый в обозе, также разительно отличается, если сравнить с предыдущим путешествием Романа к Никее. Ведь буквально в паре шагов от русской сотни на сцепке сразу из семи телег «путешествует» настоящий корабль! Конечно, не полноценный боевой дромон ромеев с высокими бортами, боевыми площадками для лучников и метательных машин на носу и в хвосте корабля, а также двумя мачтами (как минимум!) — и двумя рядами гребцов. Такое судно никак не удалось бы провезти сушей, разве что разобрать, а после собрать на месте… Но в этот раз грекам боевые дромоны и не нужны — ведь им придется драться не с пиратами эмира Чакан-бея, а экипажами утлых турецких суденышек, не приспособленных для морской схватки. Нет, ромеям вполне будет достаточно небольших «монер» — так местные корабелы и моряки называют суда с одним рядом гребных скамей и невысокими бортами, больше похожими на драккары викингов. Только в отличие от последних, монеры вооружены надводным тараном-шпироном, и ручной установкой для распыления греческого огня — хейросифоном. Кроме того, борта монер все одно выше бортов турецких лодок, и в случае абордажа экипаж ромейского судна так и так будет иметь преимущество!
Но вряд ли до абордажа дойдет, с учетом наличия греческого огня… А если нет, что же — тысяча гвардейцев варанги, по воле базилевса подчиненных Татикию, одному из самых верных своих военачальников, докажут в схватке, что варягам нет равных в сече на кораблях!
Интересно правда, посадит ли Татикий также и славянскую сотню Романа на монеры? Ведь Комнин недвусмысленно высказался, что русы Самсона обеспечивают личную охрану крещенного полукровки-сельджука…Впрочем, сам Татикий предпочитает брать с собой лишь небольшую охрану из преданных лично ему телохранителей. И за время совместного перехода ромейский стратиг ни разу не обсуждал с манглабитом русичей то задание, что поручил последнему лично базилевс.
Мысли о «златоносом турке» и императоре невольно вернули Самсона на несколько дней назад — в те мгновения, когда и состоялся его непростой разговор с Алексеем Комниным…
Что может испытывать простой сотник гвардейцев, когда его призывает к себе сам базилевс⁈ О, эту неповторимую гамму чувств сложно описать в двух словах — но если кратко, то любой здравомыслящий муж будет опасаться такого приема. Ибо что же такого должно было случиться в жизни простого манглабита, лишь пару раз удостоившегося разговора с начальником гвардии-аколуфом, коли теперь его требует под свои грозные очи сам император⁈
А ведь очи у Алексея Комнина действительно грозные…
И что хуже всего, тотчас явившийся по зову базилевса Роман примерно догадывается, с чем, а точнее с кем связана эта встреча… Конечно, с Марией Аланской, возлюбленной сотника! Значит, прознал… Хотя было бы странно думать, что связь бывшей василиссы и гвардейского офицера укроется от глаз и ушей многочисленных сплетников и соглядатаев. С другой стороны — разве слухи о этой связи могли достичь ушей Комнина только теперь, спустя несколько месяцев с начала романа грузинской царевны и русича⁈
Ладно, что о том думать… Вскоре Самсон итак узнает ответы на все свои вопросы.
Сын Добромила с гулко бьющимся сердцем вошел в арку, ведущую к одному из небольших внутренних двориков Влахернского дворца, еще издали заслышав звон стали… При этом сопровождающий его напыщенный евнух из ближнего круга царских слуг, не удостоивший манглабита и лишнего взгляда, все же не потребовал от Романа оставить оружие перед встречей с базилевсом. И теперь сотник беспокойно касается потертой рукояти отцовского клинка, обретая в короткие мгновения этих прикосновений былую уверенность… Нет, если бы его хотели убить — убили бы в любое мгновение, в крайнем случае запретили бы брать с собой меч. Хотя… Хотя это еще ни о чем не говорит — будет достаточно одного слова базилевса, чтобы на русича накинулась целая свора гвардейцев-кувикулариев!
Однако, пройдя сквозь арку, Роман с удивлением обнаружил, что в небольшом дворике находятся лишь двое явно скучающих телохранителей базилевса, несколько оживившихся при появлении манглабита. А дворцовый служка, при приближении к императору весь как-то съежившийся и посеревший, превратившийся в едва узнаваемую тень самого себя, безмолвно скрылся, едва доставив русича на прием…
Хотя, вряд ли происходящее можно назвать таким уж «приемом»!
Ради разговора с офицеров варанги базилевс даже и не подумал организовывать что-то наподобие встречи, коей Комнин удостоил вождей крестоносцев. Нет, оказавшись во внутреннем дворике дворца, Роман с удивлением обнаружил себя стоящим на песке — и во все глаза уставился на двух раздевшихся по пояс и бьющихся мужчин, вооруженных простыми парамириями. То есть однолезвийными мечами со слегка изогнутым клинком и скошенным острием… Турка-полукровку Татикия русич узнал сразу — последнего тотчас выдал сверкающий на солнце золотой нос; настоящий крещенному сельджуку срубили в одной из жарких схваток его юности.
А вот во втором крепко сбитом мужчине, энергично наседающем на противника, и выбрасывающим один удар за другим, Самсон с некоторым изумлением узнал императора. Причем Роман оценил и тугие мышцы, выступающие из-под слоя возрастного жирка, и старые сизые шрамы, оставленные на теле базилевса печенежскими саблями, греческими мечами, норманнскими копьями…
А ведь если вдуматься, то именно личная храбрость и воинское искусство Алексея Комнина стали одним из залогов его победы в тяжелейшем сражении при Каловарии!
Тогда еще только «нобилиссимум» Алексей Комнин защищал власть чуть позже свергнутого им же императора Никифора Вотаниата. Защищал от гораздо более серьезного конкурента в борьбе за престол — весьма популярного в войсках и удачливого полководца Никифора Вриения Старшего… Последний вел крупное войско, состоящее из печенегов и стратиотов балканских фем, преданных лично своему стратигу. Оно достигало порядка двенадцати тысяч воинов — и было вдвое больше «императорского войска», что вел за собой молодой Комнин…
Понимая, что в лобовой схватке «грудь в грудь» все решит численное превосходство противника, Алексей сумел дать сражение на холмистой местности, постаравшись использовать ее рельеф. За одним из холмов по левую руку он скрыл большую часть конных гвардейцев (позже расформированную тагму «бессмертных»), в центре построил пехоту малоазитских фем. В свою очередь, на левом фланге нобилиссимум разместил наемников-франков и оставшихся клибанофоров, на правом — союзных турецких лучников.
Однако Вриений построил свои войска в две линии — и под фланговый удар «бессмертных», обрушившихся на атакующих мятежников, попала лишь первая линия его рати! По-началу, кстати, враг обратился в бегство — но уже верные Комнину гвардейцы были смяты основными силами Никифора, и бежали… После чего начался не бой, а скорее избиение — ибо вдвое превосходящая рать Вриения принялась не только теснить по фронту армию Алексея, но вскоре и охватила ее с обоих флангов… Получившие удар с тыла стратиоты бежали, вскоре отступили и турки — и лишь немногочисленные гвардейцы и франкские наемники продолжали упорно сражаться во главе со своим вождем!
Причем им грозила неотвратимая смерть…
Но ход битвы изменило предательство печенегов: «скифы», видя неминуемое поражение греков Комнина, всей ордой бросились к оставленному без охраны лагерю Никифора, и принялись его с упоением грабить!
Между тем сам Алексей, уже не чая победить, а желая лишь спасти свою жизнь, сумел прорубиться всего с шестью гвардейцами из кольца гибельного окружения — и тут по счастливой случайности он увидел нескольких печенегов, ведущих под уздцы парадного коня Вриения, да при царственных регалиях! Недолго думая, нобилиссимум и его телохранители налетели на «скифов», отбив коня; после чего, захватив «утешительный» трофей, они отправились вслед за бежавшими войсками, надеясь собрать хоть кого-то…
И Комнину это удалось — ибо бежавшие с началом боя бессмертные перегруппировались за время основной схватки. Кроме того, видя остановившую бегство гвардию, перестроились и отступившие пешцы-стратиоты, а с следом и турки… Алексей же громогласно объявил о гибели мятежника-Вриения, продемонстрировав воинам его лошадь, чем нобилиссимум приободрил своих людей. После чего верный императору стратиг вновь перестроил оставшуюся часть войска — пока франки ценой своих жизней купили Комнину время… Итак, бессмертных и часть турецких лучников Алексей вновь развел на фланги, скрыв оба отряда своих всадников за холмами. Оставшуюся пехоту он разбил на несколько отрядов, промежутки меж которыми заполнил конными турецкими лучниками; после чего Комнин смело повел эти силы в бой!
