- Раскаяние? - с сомнением сказал голос. - И вы думаете, стихи тогда станут лучше?
- Разумеется! - воскликнул я. - Друг мой, это придаст им психологическую глубину и внутреннюю законченность.
- Попробую, - задумчиво отозвался голос. - Не знаю только, пойдут ли у меня кражи на лад. Понимаете, потеряешь тогда уверенность в себе. А без нее сразу засыплешься.
- А хоть бы и так! - воскликнул я. - Дорогой мой, что за беда, если вы попадетесь?! Представляете себе, какие стихи вы напишете in carcere et catenis! * Погодите, я вам покажу одну поэму, написанную в тюрьме. Ошалеете!
- И она была в газетах? - спросил замирающий от волнения голос.
- Голубчик, это одна из самых прославленных поэм в мире. Зажгите лампу, я вам ее прочту.
Мой гость чиркнул спичку и зажег лампу. Он оказался бледным, прыщеватым юношей - таким может быть и жулик и поэт.
- Погодите, - говорю, - я сейчас найду ее.
И взял с полки перевод "Баллады Рэдингской тюрьмы" * Оскара Уайльда. Тогда она была в моде.
В жизни я не декламировал с таким чувством, как в эту ночь, читая ему вслух знаменитую балладу, особенно строку "каждый убивает как может". Гость не спускал с меня глаз. А когда мы дошли до того места, где герой поднимается на эшафот, он закрыл лицо руками и всхлипнул.
Я дочитал, и мы замолчали. Мне не хотелось нарушать величия этой минуты. Открыв окно, я сказал:
- Кратчайший путь вон там, через забор. Покойной ночи.
И погасил лампу.
- Покойной ночи, - произнес в темноте взволнованный голос. - Так я попробую. Большое спасибо.
И он исчез бесшумно, как летучая мышь. Все-таки это был ловкий вор.
Через два дня его поймали. Он сидел с листком бумаги у прилавка и грыз карандаш. На бумаге была только одна строчка "Каждый ворует как может..." - явное подражание "Балладе Рэдингской тюрьмы".
Суд дал ему полтора года, как рецедивисту-взломщику.
Через какой-нибудь месяц мне принесли от него целую тетрадку стихов. Вор описывал страшные вещи: сырые тюремные подземелья, казематы, решетки, звенящие оковы на ногах, заплесневелый хлеб, дорогу на эшафот и невесть что еще. Я прямо ужаснулся чудовишным условиям в этой тюрьме.
Журналист, знаете ли, проникнет всюду, вот я и устроил так, что начальник той тюрьмы пригласил меня осмотреть ее. Это оказалось вполне гуманное и благоустроенное заведение. Своего вора я застал как раз в тот момент, когда он доедал чечевичную похлебку из жестяной миски.
- Ну что, - говорю я ему, - где же эти звенящие оковы, о которых вы писали?
Вор смутился и растерянно покосился на начальника тюрьмы.
- Господин редактор, - забормотал он, - так про то, что тут есть, не напишешь никаких стихов. Что поделаешь!
- Так у вас нет никаких жалоб? - спрашиваю я.
- Никаких, - говорит он смущенно. - Только вот стихи писать не об чем.
Больше я с ним не встречался. Ни в рубрике "Из зала суда", ни в поэзии.
1 В темнице и карцере (лат.).
ДЕЛО ГОСПОДИНА ГАВЛЕНЫ
- Раз уж господин редактор завел речь о газете, - сказал Беран, - я вам кое-что скажу. Что большинство читателей прежде всего ищет в газете? Ясно, "Из зала суда". Кто знает, почему это их так интересует - потому ли, что каждый из них в глубине души правонарушитель, или же, наоборот, они черпают в судебных отчетах моральное удовлетворение? Во всяком случае, этот отдел читают с увлечением. А раз так, значит, он должен появляться регулярно каждый день.
Однако же возьмите, к примеру, судебные каникулы: суд на замке, но судебная хроника в газете должна быть. А то еще часто случается, что ни в одном суде нет интересного дела. Однако судебный хроникер должен дать интересный отчет во что бы то ни стало. В таких случаях беднягам репортерам приходится это "интересное дельце" попросту высасывать из пальца.
Существует настоящая торговля такими вымышленными процессами. Репортеры их продают, покупают, одалживают, обменивают на пачку папирос и так далее. Я все это знаю потому, что у моей хозяйки на квартире жил судебный хроникер. Забулдыга был и лентяй, но способный парень, а платили ему буквально гроши...
Однажды в кафе, где обычно сходились судебные хроникеры, появился какой-то странный, неопрятный человек с одутловатым лицом. Звали его Гавлена, был он неудачник, недоучившийся юрист. Никто не знал, чем он живет, да и сам он едва ли отдавал себе в этом отчет. Так вот, у этого бездельника Гавлены был весьма своеобразный юридический талант: стоило дать ему сигару и кружку пива, как он, закурив и прикрыв глаза, начинал без запинки излагать вам интереснейший судебный казус. Он приводил основные тезисы защиты, удачную прокурорскую реплику и заканчивал обоснованным решением суда. Потом, словно проснувшись, открывал глаза и бубнил: "Одолжите пять крон".
Как-то раз репортеры решили испытать его "на выносливость": не сходя с места, он сочинил двадцать один судебный казус, один лучше другого, и только на двадцать втором запнулся и сказал: "Постойте-ка, это не подсудно единоличному судье... и судебной коллегии тоже. Это компетенция суда присяжных, а я им не занимаюсь". Он был принципиальным противником суда присяжных. Его приговоры всегда были строги, но с юридической точки зрения безупречны. Это был его конек.
Репортеры, увидев, что "отчеты" Гавлены много интересней и разнообразней того, что делается в суде, создали своего рода картель: Гавлена получал за каждое сочиненное им "дело" по определенному тарифу - десять крон и сигару, а кроме того "сдельную плату" - по две кроны за каждый месяц тюрьмы, который он присуждал вымышленному преступнику. Сами понимаете - чем строже приговор, тем серьезнее дело. Читатели газет всегда с необычайным интересом читали судебную хронику, когда там появлялись липовые "отчеты" Гавлены. Что и говорить, газеты нынче уже не те, что в его времена, - теперь в них одна политика да газетная грызня - не знаю, кому охота читать это.
Однажды Гавлена сфантазировал очередное дело...
Это не был шедевр, но прежде с такими же делами все сходило благополучно, а на этом сорвалось.
Вкратце дело было такое. Какой-то старый холостяк якобы поссорился с почтенной вдовой, живущей в доме напротив. Чтобы досадить ей, он купил попугая и научил его всякий раз, когда вдова выходила на балкон, кричать на всю улицу "Ты шлюха". Вдова подала на холостяка в суд, обвиняя его в оскорблении личности. Районный суд признал, что обвиняемый использовал попугая для публичного осмеяния пострадавшей, и приговорил холостяка именем республики к четырнадцати дням тюрьмы условно и к возмещению судебных издержек. "С вас одиннадцать крон и сигара", - закончил Гавлена свой отчет.
