– Я о том же. Потому она разыскала Андрея, с которым давно уже отношений не поддерживала, а тут – припекло! Объяснила, что да как, тот решил, что сообразить, в чем дело, в состоянии только твой покорный слуга…

Приложил руку к груди, слегка поклонился, после чего указал Дмитрию на чарку.

– Пора горло смочить. Итак, пригласили на консилиум меня. Ирина объяснила, в чем заключается суть и способ перехода, каким она воспользовалась. Мы с ней посидели, разобрались, в чем сходство и разница с моей методикой, какие вообще имеются у нас варианты. На самом деле вместо одного стабильного на оси времен возникли два вероятностных мира, и оба крайне неустойчивые. Все мы находимся одновременно и здесь, и в прошлом октябре. Причем буквально любой неосторожный поступок любого, что там, что здесь, может привести к мгновенному «схлопыванию». И что при этом произойдет – вопрос для бо-ольшущего НИИ хронофизики, которого в природе тогда не существовало…

– Будто сейчас есть…

– Сейчас – это другое дело, – отмахнулся Левашов. – Короче, у нас вышло такое изящное решение. Ирину вернуть в октябрь, там она совместится сама с собой, и «вилка» вновь превратится в прямую. И наша аппаратура такой финт проделать позволяла. Правда, обозначилась техническая, а равно и философская тонкость. При наложении миров и времен возможен вариант, в котором нас просто не будет. Вообще. О чем я и сообщил Андрею. Он слегка удивился (повторяю, тогда мы были наивные, как двухмесячные телята, и впервые замахнулись на шуточки со временем).

«Это-то есть как?» – спросил он.

«Вот так. Просто. Про интерференцию слышал? И мы, вроде волн, можем наложиться сами на себя, и привет… Сенькой звали».

«Увлекательно… – сказал Новиков. – Ну, наложимся… И как это будет выглядеть?»

«А как выглядел бы мир, если бы ты совсем и не рождался? Да и твои родители тоже. Здорово бы тебя это угнетало?»

«А зачем тогда нам все это нужно?»

«Получается, что если мы этого не сделаем, то же самое может выйти само собой. И даже хуже…»

«Уловил. Если б покойник зашел с бубен, еще хуже было бы. Что вы мне голову морочите? Я все равно в этом деле за болвана, так и спрашивать нечего. Аге квод агис, сиречь – делай свое дело и не высовывайся».

«Спасибо, Андрей. Ты даже сам не знаешь, какие вы с Олегом ребята…» – сказала Ирина тихо.

«Ну да! Еще как знаю».

«Я постараюсь сделать все, чтобы устранить всякие парадоксы. Риск минимальный… И если все пройдет хорошо, я появлюсь здесь не раньше завтрашнего утра. Чтобы вас не шокировать…»

Она ушла в спальню переодеваться, и мы остались одни.

«Сможешь?» – спросил меня Андрей.

«Думаю, да, – ответил я с полной, ничем не подкрепленной самонадеянностью. – Ничего тут сложного нет, оказывается. За исключением неизбежных в море случайностей».

«Смотри…» – прозвучало это у него чуть ли не угрожающе.

Ирина появилась одетая просто, но элегантно. В черном кожаном пальто, в широкополой шляпе, с трехцветным шарфом на шее.

«Я готова…»

«Слышь, Ир, – как-то робко, чуть ли не жалобно сказал Андрей. – Ты, когда вернешься, сразу сюда позвони. Хоть из автомата…»

Мы вышли во двор. В квадрате стен метался ветер, закручивая снег десятками беспорядочных смерчей и вихрей. Ирина сама выбрала место, указала, где стать мне, что делать Новикову.

Я сосредоточился, испытав вдруг колоссальный мандраж. А куда деваться? Закусил губу и нажал кнопку универсального блока, того самого золотого портсигара, из которого Ирина угощала нас сигаретами на моей даче. Показалось, что на мгновение исчезла сила тяжести. Снег стал черным. И все. Ирины во дворе больше не было.

Мы, опустошенные и выжатые, вернулись в квартиру. Но я старался держать понт. Принялся на пальцах объяснять Андрею, что теперь смогу довести до ума свой синхронизатор, так я тогда называл систему СПВ.

«Теперь-то мы спокойно сможем посмотреть, что это за пространство в тот раз мне приоткрылось и где оно от нас прячется. Ты знаешь, я догадался. Это же я сел на ее канал, у нее как раз в тот день связь прервалась! Я еще удивился, откуда вдруг проскочила такая стабильность поля, и расход энергии почти нулевой…»

«Помолчи, а?» – оборвал меня Новиков.

Он вновь стал у окна, закурил, хотя во рту и так у нас обоих было горько. Я чувствовал, смотреть во двор, где исчезла Ирина, ему было тяжело, но он смотрел. Догадывался, как ему хотелось, чтобы у меня ничего не вышло и Ирина осталась здесь. Что же, выходит, все-таки он с опозданием на десять лет влюбился наконец в эту несчастную глупую девчонку? Хотя – это бывает. Его же теория дает объяснение. Да, были они одной серии, но не было у них совпадения по фазе. Вот только когда эта фаза совпала…

«Старик, что с тобой? – решил приободрить я его. – Гайки отдаются? Брось! Все будет о’кей! Я ее точно отправил. А хочешь, и тебя следом?» Взял со стола едва начатую бутылку с обрюзгшим императором Франции на этикетке, подвинул фужеры.

Но мы даже выпить не успели. Телефон зазвонил. Ее четыре с половиной месяца прошли, она вернулась… Дальше ты знаешь.

– И в чем мораль? – осведомился Воронцов, дослушав эту техническую справку в романтической обертке. Или – наоборот.

– Моралей даже три. Первая – не совершай опрометчивых поступков, если не уверен в их последствиях. – Язык у Левашова начал слегка заплетаться, но мыслил он отчетливо. – Вторая – если даже случится нечто совсем непредвиденное, выход обязательно найдется. Скорее всего, там, где раньше был вход. И третья – от нас по большому счету ничего не зависит. Желающего судьба ведет, нежелающего – тащит. Как нас притащила оттуда к текущему времени именно в эту каюту, к этой заманчивой бутылочке, упирайся мы, не упирайся. Знаешь, мне до сих пор обидно, что мы с Андреем так тот барский коньячок и не раскушали…

Олег подержал на треть еще полную бутылку виски в руке, посмотрел на нее задумчиво, и поставил на место.

– Давай-ка еще Сашке позвоним, – предложил он, – без него все равно не обойдешься. Он ведь в общей схеме лучше всех ориентируется. Андрей все больше высокой политикой занимался, дипломатией внешней и внутренней, а Шульгин – практик. По каждому отдельному эпизоду все подробности – у него.

– Тогда и Новикова зови. Иначе будет как-то не по-нашему…

– И Новикова, и Берестина, и Ирину, – отчего-то скривил губы Олег. – И будет у нас точная копия посиделок на Пушкинской, где тебе попытались навесить «сольную партию Иуды».

– А чем плохие посиделки вышли? Мне и сейчас вспомнить приятно. Их четверо на меня одного, ты в нейтралитете, а я отгавкивался. И даже где-то выиграл. Идею вы все-таки мою приняли…

– Я вот, бывает, думаю, думаю по ночам, когда заснуть не могу, и часто мне в голову приходит, что не то мы тогда сделали. Можно было иначе. Аггрианскую агентуру с помощью моих и Иркиных приборов вычислить, разобраться с ними, и все. И тебе с Антоном разойтись без последствий. Сейчас бы с новыми проблемами не мучились…

– Ну, брат, это у тебя уже не депрессия, это уже нужно у Сашки насчет диагноза интересоваться. Что-то ты таким героем не выглядел, когда у тебя квартирку «вырезали». Да и к моему плану руку поактивнее многих приложил. Нет, по-твоему тоже можно было попробовать. Помог бы нам Антон (хотя делать этого заведомо не собирался), отбились бы мы, и что? Валгаллы бы не было, ни той, ни этой, Ларису бы ты не встретил, а ушел бы через месяц снова в море, так до сей поры и вкалывал бы за восемьдесят шесть инвалютных копеек в сутки и пятьсот советскими в плавании, двести пятьдесят на берегу… Согласен? Махнем, не глядя?

Воронцов говорил в обычной манере, внешне шутливо, но иногда и металл в голосе позвякивал, будто невзначай.

И Левашов сник, признал правоту товарища. Даже сам себе немного удивился. С чего бы это, на самом деле, он взялся возражать против приглашения ближайшего друга? Что на него такое нашло? А ведь действительно, было – назвал Воронцов имя Андрея, и поднялся в глубине души непонятный протест. При том, что логичнее было бы, если б такая эмоция проявилась при упоминании Шульгина. Особенно после растянутой по времени, но количественно довольно серьезной выпивки.